Страница 7 из 13
Так что, вручая домработнице поводок, Звоницкий злорадно посоветовал быть с собакой построже – «а то на шею сядет!». Варвара Михайловна тоскливо вздохнула, но промолчала. В конце концов, хозяин должен был вернуться всего через неделю…
И вот теперь Грязный Гарри нашел Глеба и здесь, в далеком Злобине.
– Яна, зачем вы привезли его сюда? – вполголоса возмущался Звоницкий, пытаясь отпихнуть комок линючей признательности. Наконец Глебу удалось ухватить поводок и слегка приструнить собаку. Шансов на то, что Гарри наконец выполнит простейшую команду «сидеть», не было ни малейших, поэтому ветеринар просто намотал поводок на руку.
– Так, шеф, у нас произошел несчастный случай! – громко сообщила Казимирова. – Варвара Михайловна сломала ключицу! Этот тип ее уронил с лестницы вчера утречком. И с тех пор он со мной!
– Ай-яй-яй! – ужаснулся ветеринар. – Надеюсь, она не очень пострадала?
– Очень! – тряхнула ярко-рыжими волосами Яна. – Так ругалась, пока «Скорая» не приехала! Я и не думала, что она такие слова знает… Врач сказал, месяц в фиксирующей повязке проходит. А так ничего.
– А как же клиника? – встревожился Звоницкий. – На кого вы оставили клинику?
– Клинику пришлось… шеф, вы только не волнуйтесь… пришлось временно закрыть.
– Как – закрыть?! – раненым медведем взревел Звоницкий. Клиника была его любимым детищем и за три года работы не закрывалась ни разу дольше чем на день.
– Там у жильцов наверху трубы прорвало, – пояснила Яна. – С горячей водой. Так что все залило – и приемную, и смотровую, и обе операционные. Инструменты и препараты я все вынесла, компьютеры тоже спасла. Аппарат УЗИ и рентген пленкой вовремя накрыла – они не пострадали. Но работать там нельзя. Сначала придется ремонт сделать. Простите меня, Глеб Аркадьевич!
На глазах девушки появились слезы. Тут Звоницкий слегка пришел в себя. Он знал, что его ассистентка вовсе не слезливая барышня, и если Яна плачет, значит, всерьез переживает.
– Ладно, Яна, не расстраивайтесь! – Ветеринар слегка погладил девушку по плечу. – Вы-то в чем виноваты? Наоборот, я вам благодарен. Я все равно собрался ремонт делать, да все откладывал… Ну, теперь уж никуда не денешься. Позвоню Электрону, пусть вызывает свою бригаду.
Электроном звали знакомого мастера на все руки. В прошлом году он делал ремонт у Глеба в квартире и взял совсем недорого – он был очень обязан Звоницкому, ведь тот разоблачил убийц его престарелой родственницы.
Тут Глеб Аркадьевич почувствовал себя персонажем песни, которую частенько напевал во время работы – была у ветеринара такая привычка. Песня называлась «Все хорошо, прекрасная маркиза». Еще совсем недавно Звоницкому казалось, что утопленница – главная из его проблем. Сейчас он вовсе не был в этом уверен. Количество несчастий, свалившихся на голову ветеринара, начинало зашкаливать. А что, если это еще не конец?! Что, если цепь неприятностей продолжится?
– Послушайте, Яна. – Ветеринар наконец очнулся от первоначального шока и начал соображать. – А зачем вы приехали сюда, да еще в компании этого юного негодяя?
Яна слегка смутилась. Смутить Казимирову было нелегко, поэтому Глеб Аркадьевич заподозрил неладное.
– Так это, шеф… Бумаги вам привезла на подпись.
– Какие бумаги, Яна?! Налоговую декларацию за прошлый год?
Ассистентка помолчала, ковыряя плитку носком сапога, потом подняла покрасневшее лицо и сказала:
– Ладно, вас все равно не проведешь… Давайте начистоту. У вас телефон с самого утра не отвечает, вот я и подумала: вдруг с вами что случилось.
Звоницкий усмехнулся:
– Так вы, значит, приехали меня спасать?
Тут Яна не выдержала:
– Да ладно, шеф, вы меня уже сварили и изжарили. Подавайте на стол! Ну да, я волновалась… Что в этом плохого? Да не нервничайте, я сейчас уеду. И спиногрыза вашего с собой заберу. Отдыхайте спокойно…
Но отдыхать спокойно ветеринару не пришлось. Позади послышался шум и крики. Глеб Аркадьевич обернулся и увидел, что Василий Караулов повис на своем младшем брате и пытается его удержать. При том, что Кирилл был выше его на голову и шире в плечах, шансы у толстячка были невелики. С крыльца за безобразной сценой наблюдали Сергей Петрович и белая, как мел, Лариса.
– Пусти меня, – задыхаясь, хрипел Кирилл. – Я не могу здесь оставаться… после того, что случилось…
– Не пущу, – пыхтел Василий. – Если ты сейчас уедешь, будет еще хуже… Ты себе всю жизнь поломаешь! Ну сколько ты собираешься быть в бегах? Всю оставшуюся жизнь?! Отец, хоть ты ему скажи!
– Я и так уже все испортил!
Кирилл вдруг прекратил вырываться. Василий осторожно отпустил брата, и длинноволосый красавец без сил опустился на ступени крыльца. Он уронил голову на руки и глухо застонал. Лариса вдруг заломила руки – совершенно как в театре – и зарыдала в голос. Яна во все глаза таращилась на драматическую сцену.
– Кира, твой брат, как ни странно, прав! – подал голос Сергей Петрович. – Бежать – это не выход. Давайте подумаем, что можно сделать.
Тут ворота, ведущие на участок, отъехали в сторону, и на мощенный плиткой двор въехал полицейский «Форд» – тот самый, что приезжал утром. И люди из него выбрались те же самые – двое в форме, похожие, как братья. На лице старшего красовались темные очки, как в фильмах про американскую полицию. Младший завороженно уставился на Яну Казимирову, даже рот приоткрыл.
Следом за «Фордом» во двор въехал мотоцикл с коляской. На изделии отечественного автопрома восседал мужичонка в грязных джинсах, майке с серпом и молотом на пузе и ярко-красной бейсболке. Мужичок заглушил двигатель, и сразу стало тихо.
– Сергей Петрович, мы к вам, – мрачно сообщил старший в чине лейтенанта. – Вот тут Коля Волгин странные вещи рассказывает, Алексей Михалыч велел уточнить…
Мужичонка слез с мотоцикла и бодро потрусил куда-то в сторону хозяйственных построек.
– Стоять! – негромко приказал младший из полицейских. Сторож Коля послушно замер. Глаза у мужика бегали, он старался не смотреть ни на кого из Карауловых. Очевидно, порыв к торжеству справедливости улетучился из его головы вместе с алкогольными парами, и теперь Коля жалел о своем поступке.
– Саша, Леша, может, пройдете в дом? Чайком вас напоим, – предложил хозяин дома.
Лейтенант с сожалением покачал головой:
– Сергей Петрович, дело-то серьезное. Давайте уже разбираться.
Караулов вздохнул:
– Эх, Коля, Коля… Что же ты наделал?
Мужичок неожиданно встрепенулся и с вызовом произнес:
– А чего – Коля? Я ж не врал. Как все было, так и рассказал органам…
Младший из братьев вдруг молниеносным движением ударил свидетеля носком ботинка под колено. Нога у Коли подломилась, и мужчинка рухнул на четвереньки. Никто не произнес ни слова. Звоницкий смотрел, забыв выдохнуть. Ничего себе порядочки тут у них, в Злобине…
– Ты, долбоед, зачем заяву написал? – сквозь зубы процедил лейтенант. – Тебя кто просил? Нет чтоб по-тихому, на тормозах все спустить, а ты… Каттани хренов.
В тишине было слышно тяжелое дыхание Кольки.
– Ладно, давайте пройдем в дом, – сказал старший Караулов.
Внезапно сторож вскочил и пустился бежать. Лейтенант в два прыжка догнал незадачливого правдолюбца и скрутил профессиональным движением. Сверкнули на солнце наручники, и Колька скривился от боли. Звоницкий поморщился – он ненавидел подобные сцены.
– А че я? Че я-то? – истерически выкрикнул сторож. – Не на меня надо браслеты надевать, а вон на этого!
Грязный палец указал на Кирилла.
– Он убил, а меня закоцали! Где правда-то?
И Коля Волгин залился нетрезвыми слезами. Несмотря на непрезентабельный вид сторожа, Звоницкий был склонен ему верить. Человек, стоящий на столь низкой ступени социальной лестницы города Злобина, ни за что не стал бы клеветать на сына своих хозяев. Он вообще открыл рот только потому, что был уверен – он знает правду. Ну, или то, что ему кажется правдой…
– Я сам видел, вот этими самыми глазами! – продолжал Колька. – Они ссорились и друг на друга орали как резаные. Дамочка – ну, эта самая, в зеленом платье – ему кричит: «Между нами все покончено! Прости-прощай!» А Кирилл Сергеич ей: «Ненавижу тебя, лярва ты этакая! Тебе на свете не жить!»