Страница 8 из 78
Да уж, ребятки-ребятишки, бывает и так. Только — надо знать, надо быть готовым к такой… жар-птице. А если — «нет», то… кому как повезёт. Бывают и другие варианты.
— Э… Кхе-кхе… Эта вот…
Сумасшествие. Любовное сумасшествие. Ничего, кроме неё, не вижу и не слышу. И — не хочу.
Возвращаться в окружающую реальность… противно. Больно, неприятно. Тяжко.
Пришлось потрясти головой — зрачки не фокусируются, глаза не переключаются. Не могу оторваться от неё. От глаз — глазами, от тела — руками, от её души… — своей душой. Не могу! И — не хочу.
Выпростал руки из-под одежды, обнял, придвинул, прижал к себе. Крепко. «Счастье моё… полными горстями…».
— Чего тебе?
В двух шагах стоял совершенно красный Афоня. Сейчас начнёт землю от смущения выковыривать.
Мда… Увлёкся. Вокруг — воинский лагерь. В десяти шагах — мои воины. Чуть дальше — толпы народу толкутся по пляжу туда-сюда. Солнышко садится — лучи прямо в морду. Прямо как подсветка на сцене. И тут мы с Любавой… Ещё чуть-чуть и я бы её… прямо тут… От полноты чувств и восторга любви…
Мне, конечно, плевать. «Зверь Лютый» потому так и зовётся, что не-человек. Нелюдь. И вообще: «умный — не скажет, дурак — не поймёт». Какие-то приличия, нормы поведения, пристойность… Тем более — в «святорусском» варианте…
Вы все вымрете за восемь веков до моего рождения! Прахом станете! Вот этими… суглинками.
Но сейчас здесь есть несколько… «моих». Для них мои… «непристойности» создадут проблемы. В отношениях с окружающими. Пока ещё не вымершими.
Нехорошо своё — «хочу счастья» превращать в — «получи несчастье» для окружающих. По крайней мере, без существенных обосновывающих аргументов.
«Как аукнется — так и откликнется» — русская народная мудрость.
Глава 334
— Тама… эта… сеунчей к Лазарю прискакал. Ну. К князю зовут. Вот. А он же… того…
— Ладно. Сейчас подойду. Иди.
Пришлось осторожно оттянуть за косу голову Любаве, плотно забившуюся в моё плечо. Какая удивительная метаморфоза! Только что на меня смотрела взрослая страстная решительная женщина. Повелительница мира и окрестностей. «Я — решила» и «пусть весь мир отдохнёт». А теперь — очень смущённая девчушка. Старательно скрывающая лицо, отводящая глаза…
— Я… ну… извини… я пошла!
И суетливая попытка быстренько соскочить с моих коленей.
— Сидеть!
Хорошо, что у меня руки длинные и хват… клешневатый. Подёргалась, по-рвалась. Затихла, прижатая к моей груди.
— Ваня… Я — плохая? Да? Я… — я непотребная? Да?
Как же удивительно плохо люди понимают друг друга! «Ты моя — сказать лишь могут руки…». Вот же, и рук моих не слышит!
— Ты — лучшая. Те — единственная. На весь белый свет. Красавица, умница, радость моя. Просто… видишь: дела-заботы. Тебе ведь не понравится, если я все дела заброшу, неудачником стану? Так что, придётся нам подождать. До ночи. А вот уж ночью… Заберёмся в какой-нибудь овражек… чтобы никто нам не мешал… и будем только мы вдвоём… на весь мир… до самого утра.
Ну как это объяснить?!
В «пути деяния» — появляется смысл. Хочется чего-нибудь хорошего… уелбантурить. Садов насажать, что ли?
Помог ей затянуть все эти… гашики да опояски, чмокнул в носик, и она убежала помогать Маране. А я пошёл к Лазарю.
У Лазаря был жар, Цыба, потусторонне улыбаясь, меняла у него в паху холодные компрессы, от чего он краснел и жар поднимался ещё больше.
Уставший до серости в лице и хрипа в голосе Резан, периодически шипел на сеунчея: молодого отрока из слуг князя Володши. Как-то в нашей хоругви после Верхневолжских приключений, отношение к княжьим отрокам… настороженное.
Суть сообщения простая: князь требовал к себе командиров хоругвей. Для отчета о потерях и замещения должностей.
— Тебе, Иван Акимыч, к князю идти. Я-то рылом не вышел. Проси, чтобы наших по домам распустили. Лазаря надо домой везть. Да и гожих-то в хоругви… трое.
— Резан, не прибедняйся — через неделю гожих будет человек шесть-семь. Боголюбский воинов не отпустит.
— А ты уговори! Ты боярич или хрен собачий?! В «пристебаи» идти?! Последних положить?! И эта… шапку Лазарю выпроси. А то заволокитят, замурыжат. Давай, Иване, хучь какой ты, а из благородных. Может, и вытрясешь чего доброго из… из этих.
Забавно: как в бой идти — никто не упрашивал, как на полчище резаться — ни у кого ничего не выпрашивал, а как отвоевались — иди-вымаливай.
Начал собираться — одеть нечего. Что — в бою порублено, что — в Волге утоплено. Стыдоба: сапоги — у соседей выпросили. Утром ещё в них какой-то здоровый мариец вытоптывал, а к вечеру Ванька-ублюдок к князю идёт. Круговорот барахла в природе. У Тараса Бульбы лучше было:
«На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена».
Я почему про посуду вспомнил — на том самом месте, где сегодня из меня чуть Ункаса не сделали, стол накрыт. В смысле: дастархан. Вятшие победу празднуют: полотно расстелили, вокруг — кто на попонах, кто на плащах. Во главе стола — Боголюбский на седле по-турецки сидит. Рядом — его сын с братом, муромский и рязанский князья по разные стороны. И наш… тверской князь Володша.
Я, было, к нему — доложиться тишком, но… Боголюбский чарку уже принял, но «орлиности» своей не потерял — углядел.
— А, смоленский боярич. Так ты, Володша, смоленских привечаешь? Пути-дороги показываешь? Что, отроче, батюшка послал глянуть — как заново Волжский Верх жечь?
Как-то мне такой наезд… Я ж в бою нехудо бился! При встрече — доложился. Опять же — Ану, подарочек мой… Или — наезд не на меня?
Володша только ртом — ап-ап. Цвет морды лица… «зацвела под окошком… недозрелая вишня…». Хотя ближе — «ягода-малина…».
Так кого же князь Андрей гнёт-пригибает?
Мне ни — клячей, ни — хомутом на ней — быть неинтересно. Деваться некуда, лезем «поперёд батьки в пекло». С обострением.
— А что, надо? В смысле: заново жечь. А? Господин светлый князь Андрей Юрьевич? Войны-то, усобицы — вроде нет. Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович правит умно да мирно. Отчего перевелись у нас на Святой Руси усобицы, настали благодать и в человецах благорастворение. Светлый князь Роман Ростиславович в Смоленске перед Рождеством так княжьим прыщам и проповедовал. Или соврал он?
Андрей по обычаю своему, столкнувшись с наглостью, нынче — в моём лице, ещё сильнее выпрямил спину, откинул голову и посмотрел полуприщуренным взглядом. От этого государева взора даже и видавшие виды люди, храбрые воеводы и витязи былинные — с лица бледнели и на коленки упадали.
Но нынче взгляд орлиный втуне пропал: я как раз на тряпице перед Володшей славное рёбрышко баранье углядел. И спёр. Извиняюсь, но очень кушать хочется. У меня после общения с любимыми женщинами всегда так: остро желаю жрать и жить.