Не-Русь

— Мир тебе, эмир Булгара Великого. Хочу передать поклон от твоей любимой наложницы Ану. По воле Аллаха случилось так, что наши пути с ней пересеклись.

Класс! Толмачит Абдулла. Значит, можно без восточных припаданий и причмокиваний. Короче. И в обратную сторону он будет переводить только суть — русским он не владеет свободно. Я со своим тюркским… вообще помолчу. Деловой разговор может получиться.

Ибрагим долго морщил лоб — вспоминал. А кто ж это у меня любимая наложница? А где я слышал это имя?

— Кайда? Э… где…

— Она? В шатре у Боголюбского. Теперь она — его любимая наложница.

Я думал — Ибрагим как-то… разгневается. Типа — отобрали женщину. А он — смеяться начал. Так это… довольно обидно. Абдулла переводит смысл: русские князья всегда на ношенное падки. Объедки да обноски подбирают. Похохатывает и вдруг замирает. После моего уточнения:

— Я её у разбойников отбил и князю подарил.

— Ты подарил князю? Сам? Не он потребовал?

Военачальник может забрать у воина любую часть добычи. А вот подарить… это свойственно равным. Здесь несколько другая культура отдаривания, как на Руси. Ощущение неравенства при дарении — жёстче. Обычная форма — бакшиш: «щедрые вознаграждения и взятки, грубо требуемые и любезно принимаемые в обмен на незначительные либо вовсе не оказанные услуги».

Типичная озвучка:

— Лучше подари мне это сам.

Плюсик к моему рейтингу — князь я или не князь, но имею право свободно дарить даже князьям.

Эмир отсмеялся и что-то спрашивает. Абдулла переводит, теряя по дороге оттенки презрительности и недоверия:

— Воевода Всеволжский — что это?

Так просто ответить… Начнём издалека:

— Вчера на пиру тверской князь Володша умер в моих руках.

— А-ах?! Калай?! Как?!

Наиболее точный ответ: «молча». Но здесь… не поймут.

— Он упал на мой нож.

Дальше они между собой минут пять очень бурно что-то выясняли. Потом разом замолчали и уставились на меня. Вот так, в изумлённом состоянии, без сословной фанаберии — нормальные мужики. Очень любопытные. Они же тоже знают — убийца русского князя должен быть мёртв.

— Князь Андрей хотел отрубить мне голову. Но передумал. Приговорил к высылке. Из Руси. Со сылкой. На Стрелку.

— Ибрагимов городок?!

На Руси говорят — Бряхимов. Но смысл тот же.

— Нет. Там будет мой город. Новый. Всеволожск. Вольный. Не-Русь.

И тут я рискнул. Просто в глупой надежде, что такой искушённый царедворец, как «мойдодыр», найдёт приемлемую форму перевода.

— Эмир хотел взять Стрелку силой. Не получилось. Пришло время пройти пути мира.

Абдулла переводит аж взахлёб. Ибрагим глянул удивлённо. Потом откинулся на спинку своего… дивана, кресла? Глаза прищурил, разглядывает.

— Что ты хочешь?

Конкретный мужик. Понял. И — выразил.

— Всё. Хлеба, серебра, железа, коней, скот, людей… Мира.

Сидим, молчим. Они меня рассматривают. Я глазки в пол уткнул — нельзя прямо смотреть в глаза пресветлому, благороднейшему и победительнейшему… Только реснички трепещут и улыбка блуждает.

Совершеннейший разврат и порнография! Соблазнение с предложением. Вот уж точно: соблазнительное предложение.

«Спам» изначально — неспровоцированное навязчивое предложение услуг портовой проститутки. Тут… ну… типа… где-то как-то… Давай, Ибрагим, греби спам лопатой! Фильтры-то у тебя не отстроены.

Как вспомню Киев, как я тогда Хотенея… о-ох… соблазнил, возбудил, поигрался и не дался…

Опыт, ребьятки, не пропьёшь. Эмир видит… что-то из своих привычных картинок, из стереотипов: юное, безбородое, слабое, мечтающее доставить удовольствие господину, исполнить любое его пожелание… Дрожащее от страха и трепещущее в предвкушении… Да он каждый день такое видит! И чётко, на уровне спинного мозга знает: это — хорошо, безопасно, приятно… Обычное дело. Уровень тревожности, недоверия, готовности к опасности… снижается.

Это не его апофения, не моя харизма, не когнитивный диссонанс. Это — провоцирование поведенческих шаблонов. Не инстинктов, не безусловных рефлексов — глотать, дышать… Всего-то — число условные, благоприобретённые, воспитанные, начиная с нежнейшего возраста… Так ведут себя слуги, рабы, домашние… И — звук.

Ваня! «Голос струится мёдом и патокой»! Не скачи по октавам! Никакого баса, рыка, скрипа, напора… Ничего агрессивного, ничего от бородатого, матёрого, злобного, иноверного, рыкающего…

Умом он понимает: перед ним — один из предводителей врагов, злой, чужой, «острозаточенный». А нутром: свой, добрый, «мягкий». И «нутро» давит на мозги, обволакивает их, глушит, как мягкая подушка. Ведь так же лучше! Приятнее, комфортнее, привычнее. Бояться не надо. Страх, неуверенность… очень неприятные чувства. Душа эмира успокаивается, появляется надежда, уверенность в себе. Парень перед ним… пожалуй, мил. К этому — приязненно…

А всего-то: губками — улыбочку, ресничками — трепет. И судьба народов и государства в… в туда, где ей и быть надлежит.

Если кто не понял — происходит акт государственной измены. Я предлагаю эмиру то, ради чего он заварил всю эту кашу, за что погибли его люди, за что он сам нахлебался позора и страха. То, что было боем и кровью отбито у него русскими ратями, русскими князьями.

Я предлагаю ему победу в проигранной войне.

Чётко по стандарту: «Заплати мне и я сделаю тебе хорошо».

То, что это «хорошо» означает здесь: воинскую честь, славу государя-победителя, торжество правоверных над неверными, унижение Руси вообще и Боголюбского в частности… И, как сказал Пророк: «…если встретите их посреди дороги, оттесните их к крайней части». Оттеснить с главной дороги — с Волги… Победа! Неожиданная, утраченная и чудом обретённая…

Я предлагаюсь всем: душой, телом, имуществом. Землями, которые даровал мне Боголюбский. Телом, отмеченным Аллахом. Ибо изменник не сможет полноценно жить нигде, кроме эмирата. А для этого надо быть мусульманином. А я — уже… Душой, возликовавшей при виде хаджи Абдуллы, устремившейся к источнику мудрости и саду размышлений.

Если бы я не был, по их понятиям, «тайным мусульманином», «потерянным и обретённым братом» по вере, то… эмир бы мне не поверил. Соглашение оговаривалось бы такими условиями, что исполнить их было бы невозможно, само согласие — неинтересно. Но случилось — то, что случилось. Абдулла узрел… удивительное. И — произнёс «недозволенные речи». «Агент вливания» — «влил» в уши правителя. Нет! Не ложь, не обман! Только факты! «Правильным» образом акцентированные и аранжированные.

Вот, «птица счастья завтрашнего дня»! Вот, тайный брат, который тупые русские поставили начальником на столь важном месте! Вот, сокрытый верный, мечтающий о припадании к истинной вере! Аллах ниспослал лучшее средство для обмана и унижения неверных!

Снова, как в Бряхимовском бою, перед Ибрагимом замаячил «счастливый случай». И он — снова «повёлся».

— Канша? Э… Сколько?

— Чтобы хватило построить город. Крепкий. До Мурома — сто вёрст. До Городца — полсотни. Русские рати могут подойти внезапно. Большой город. Чтобы было место для припасов, для размещения войска. Если эмир вдруг надумает… послать туда воинов.

Тут их прорвало. Но — между собой. Что-то они бурно обсуждали. Поминая Аллаха и Пророка его, да будет с ними… чего там с ними должно быть.

— Ты делать… э… клятва. Присяга. На Коран. Руку положить.

Эмирушка, да я хоть на что положу! И не только руку! Разве не сказано в Коране, что Аллах — лучший из хитрецов? Уж мы-то договоримся! «Ворон ворону — глаз не выклюет»!

И разве не сказал Пророк: «Ложь допустима только в трех случаях: между мужем и женой, для достижения довольства друг друга; во время войны; и ложь с целью примирения людей»?

Я неженат. Другие основания, данные Пророком… — вполне.

И разве сам Пророк (да пребудет он в милости перед Аллахом), не нарушал своих клятв, говоря:

«когда я даю какую-нибудь клятву, а потом вижу, что есть более хорошее решение, я обязательно делаю то, что лучше, а от этой клятвы освобождаюсь»?