Не-Русь

Моя хоругвь — силовая поддержка… чего? Проведения диверсии? Ликвидации кого-то из верхушки? Князья не только командиры, но сюзерены… Война — войной, а вот смена владетеля… под шумок… Или — контакт с эмиром и участие в будущих мирных переговорах…? Или — их срыв путём провокации…?

Для смоленского князя — далековато. Но Роман «держит руку» своего отца. А Ростик не менее «долгорукий», чем Долгорукий. Тоже тянется. Из Киева в Залесье. А Рязань уже пытается уйти из-под Суздаля в прямое подчинение к Киеву…

— И объясни батюшке: откуда у тебя торк в отряде?

Оп-па… Княжич голос подал. Изяслав Андреевич. А почему живой?

А потому что — двоечник. Я. Поверил непроверенным данным.

«Ложное знание» — у историков где-то попалось, что старшего из сыновей Андрея ранят в этом походе. От чего он и умрёт. Что я Манохе и втирал давеча. А он умрёт в октябре. Следующего года! Потому что русские летописи считают не года, а — «лето». Которое начинается в марте. А сами летописи бывают «мартовские», а бывают «ультрамартовские». И я из-за этой летописной чехарды во вражеского агента превратился. Причём — некомпетентного!

— Торк?! Какой торк? Чёрный? Откуда здесь торк?

За дастарханом сидят разные люди. Большинство — нормальные провинциальные средневековые русские бояре. Бородатые, коренастые, брюхатые. Но есть несколько более экзотичных личностей. В частности — группа кыпчаков. Один из них и взорвался фонтаном вопросов. Отвечаем.

— Э… Достопочтенный… э… хан. Торк — нормальный, в чёрной шапке. Инал из рода ябгу. Из Пердуновки. Именем — Чарджи. Мой давний друг и учитель.

Кыпчаки нервно переглядываются между собой. Потом обращаются лицами к Боголюбскому.

Отношения между торками и половцами — враждебные. Состояние двухвековой вендетты: «вижу — режу».

Это не печенеги, которые частью «легли» под огузов-торков.

Многие печенеги ушли на запад, под мадьяр, другие осели на границах Руси, но часть признало верховенство торков, обрезала себе рукава на верхней одежде, в знак подчинённого положения, и мирно кочевала вместе со своими господами. Дав, впоследствии, основание тому народу, который называют гагаузами.

Это не булгары, некоторые роды которых, пережив и Великую Булгарию, и Хазарский каганат, не уйдя ни в Булгарию Волжскую, ни в Болгарию Дунайскую, кочевали по окраинам Великой степи и нынче вошли в курени половецких орд.

«Торк видит кыпчака только на острие копья». С другой стороны… аналогично.

Только власть русских князей несколько притормаживает этот процесс. На Роси несколько половецких родов-«куреней» живут рядом с торками. Плохо живут, конечно, но в Степи их бы просто вырезали.

Ситуация меняется именно сейчас. Причина — женщины. На Рось, на Русь вообще, приходят слабые коши. В Степи слабый род — у кого мало мужчин. А женщин? — Их выдают замуж. За соседей. Которые — торки и печенеги. Не в рабыни, служанки, чаги — в жёны. «Чёрные клобуки» начинают родниться с «белыми клобуками». У половчанок осталась родня и в Степи. Паутина родственных связей гасит вековую кровную вражду и, через поколение, торки будут раз за разом срывать походы киевских князей на половецкие становища. То просто не явятся на место сбора: «не пойдём на сватов!», то предупредят «сватов», и те успеют откочевать.

В Залесье кыпчаков мало живёт. А вот на княжьей службе… Боголюбский привечает свою родню по матери. Даже креститься этих «поганых язычников» — не заставляет. Для этих ребят живой торк — прямой вызов. Как волк среди овчарок.

Первая реакция — «убить!». Вторая: кому достанется такая честь — «убить торка»? Третья:

— Что?! Нельзя?! Совсем нельзя?!!! А мы потихоньку…

Присутствие торка среди моих людей сразу поднимает уровень моей «миссии». Это они так думают.

За моей спиной теперь маячит не только смоленский князь с гипотетическими поползновениями насчёт Волжского Верха, но и «сам» — Великий Князь Киевский.

Большинство торков служит Киеву. Есть ещё переяславские, черниговские, северские. В Чернигове только что, этой весной после смерти Свояка, «власть переменилась» — сын его Олег сел. С какими-то новыми, собственными договорённостями.

Многолетний союз между Свояком и Долгоруким, скреплённый «основанием Москвы», кровью бедного Степана Кучки и женитьбой сына Свояка Олега (полного тёзки деда — Гориславича) на дочери Долгорукого — парень так здорово жонглировал мечом, что Долгорукий восхитился, прослезился и… и выдал дочь замуж, союз, который Боголюбский поддерживал — закончился. Новый Черниговский князь — Олег… Он, конечно, по-прежнему «зять». Но… Против отца-то своего он выступал вместе с его врагами. Черниговское княжение взял в ссоре со своими двоюродными и как-то… странно. О чём-то они там договаривались тайно. И что теперь будет — непонятно.

Появление торка… Откуда? Из Торческа — киевский торк. Из Баруча — переяславский. Из Беловежска, куда полвека назад перебрались жители донского Саркела (Белой Вежи), разгромленного уходящими от ударов Мономаха половцами — черниговский. А там-то… всякой твари по паре. Не только торки с печенегами, но и хазары, аланы, славяне-бродники… Даже семьи кочевых булгар есть.

Да ещё из благородных… инал из рода ябгу… но — не владетельных… «чёрная лошадка»… с какой целью?

А за дастарханом есть ещё рязанский князь. У которого свои очень… непростые игры. И с половцами, и с Киевом. И — с Суздалем.

Бряхимов — сожгли, Стрелку от булгар освободили — рязанцы бы уже по домам пошли. Долг вассала-Рязани сюзерену-Суздалю — исполнили, «чести» — поднабрали, войско эмирово развалили — хватит.

Муромские… тоже. Муром больше волнуется о своих язычниках. Режут, поганые, то князей, то воевод. А уж попов…! Ещё — о соседях, о мордве-мокша. Мокша замирилась — и нам домой пора.

Это только Боголюбский вокруг своей Богородицы пляшет, да песни поёт, да слезьми рыдает. Хабара особого не намечается, идти куда-то дальше… «Правду» его искать-доказывать? Оно надо? А тут смоленские… да не простые… и торк-ханыч… как бы на «удар в спину» не нарваться…

Это я прикидываю только кусочек размышлений Боголюбского. Глубже понять… мне это не дано — надо в этом вариться годами.

— Асадук, чего ты мальца вопросами донимаешь? Давай-ка лучше глянем. Да и Володше надо шапку храбрецу болезному отдать. Старшина пусть тут посидит — неча от застолья людей добрых отрывать. Коня мне.

Типичная манера Боголюбского: то сидели тихо-мирно, выпивали-закусывали, то — «коня мне!». И все — повскакали.

Не ехать с князем… Как минимум — не «ближник», государю и без тебя славно. А за что тогда тебе давать «княжескую милость»?! Как максимум — гос. измена.

Так просто, для памяти. Тамерлан берёт какой-то очередной город. Приказывает выгнать всё население в поле и перебить всех мужчин старше 14 лет. Войско исполняет без вопросов — нормальная процедура для кочевников. «Зачистка населения». Потом приказывает отобрать у женщин детей до семи лет и велит воинам топтать конями толпу младенцев. Воины отказываются. Тамерлан спрашивает:

— Кто из вас посмеет не последовать за мной?

И гонит своего коня на детей. Войско кидается за ним.

Кавалерийская бригада на галопе атакует детский сад на прогулке в чистом поле… Куча разбитых копытами голов и тел дошкольного возраста. Месиво…

Воинская клятва похожа на венчальную: клянусь быть всегда вместе, в горе и в радости…

Дополнительное условие — «за честь Руси», вкладываемое здесь в уста Годунова — куда более поздняя обработка. Феодализм — «культ личности».

Коней — всего пара десятков. В половине сёдел — охрана, гридни Боголюбского. Остальные: шесть князей, поп для принятия присяги боярской, инициатор разборки — половец Асадук, Сигурд в помощь Володше и я.