Канцелярская крыса

— Водорослями, мистра.

Герти запустил руку в волосы, и на грудь ему шлепнулось несколько бурых и зеленых шнурков. Он чуть не вскрикнул, отшвырнув от себя водоросли, словно ядовитых змей.

— Святая Дева Мария! Так это было и в самом деле? Наяву? Я плыл и… и…

— Не в самом деле. Вам это снилось. А водоросли из японского ресторана, что внизу. Вы были там около полуночи.

Герти приложил ладонь ко лбу, чтоб придти в себя. Не очень-то помогло.

— Я? Глупость какая. Зачем бы я пошел ночью в японский ресторан? Да еще и ночью?

— Кто знает, что на уме у рыбоеда, мистра? — вздохнул Муан, — Видно, на запах моря пошли. Бардак приличный там устроили, между прочим.

Герти захлопал глазами. Это ощущение было даже приятным, оно напоминало о том, что у него, в отличие от рыб, есть веки.

— Это невозможно. Я был в беспамятстве, и только… Какая-то слабость накатила. Возможно, легкий приступ лихорадки или что-то в этом роде. Может, грипп…

— Разгромили кухню, — неумолимо продолжил Муан, глядя на хозяина, — Опрокинули чаны с водорослями. Пытались забраться в аквариум.

Герти попытался вспомнить, что делал после ужина, и не вспомнил ровным счетом ничего. Все последние сутки оказались заполнены пустотой. Булькающей и непроглядной пустотой.

Герти ощутил ужасную слабость. И страх.

— Муан, зачем ты наговариваешь на меня? Это уж чересчур…

— Можете спросить у хозяина, мистра. Только на вашем месте я бы повременил с этим дня два-три. Он еще немного злится.

— Я разгромил его кухню? — у Герти перед глазами поплыли круги, — Господи Б оже мой… Могу представить. Какой стыд. Невероятно.

— Нет, злится он не из-за кухни. Вы там почудить немного успели.

— Сильно? — спросил Герти, сгорая от стыда.

— Прилично, — ответил невозмутимый Муан, — Плавали по полу. Получалось у вас не очень-то. И еще повезло, что было мало посетителей. Пытались клевать мух. Тоже неудачно. Когда хозяин стал угрожать вам полицией, обозвали его сухопутным ослом, недостойным настоящей жизни.

Щеки Герти пылали.

— Какая гадость!

— По счастью, до греха не дошло. Я на шум поспел. Забрал у вас эту штуку. А то уж вид у вас больно нехороший был, могли чего дурного сотворить.

На серванте, блестя никелированными боками, лежал короткоствольный револьвер. Револьвер был знаком Герти: его он собственноручно приобрел в оружейной лавке двумя днями ранее. Непривычно увесистый, пахнущий ружейным маслом, он казался вещью основательной и надежной, одной из тех основательных и надежных вещей, на которых держится мир. Револьвер этот предназначался для мистера Стиверса, на тот случай, если тот не окажется достаточно рассудителен и понятлив. Но угрожать им хозяину ресторана?.. Ему бы никогда такое и в голову не пришло.

Что-то страшное произошло прошлой ночью. Какая-то чужая сущность поселилась в его теле, чужая, отвратительная, порочная. Завладела его телом, пока разум трепыхался в водах неизвестного океана, и распоряжалось им, как вздумается. Герти застонал. Мысль об этом была стократ неприятнее самого мучительного похмелья.

— Бывает и хуже, — ободряюще заметил Муан, наблюдая за его смущением, — Один мой приятель, съев больше, чем рассчитывал, вообразил себя идущей на нерест рыбой. Целый день метал икру. Видели бы вы, на что это потом было похоже…

— Замолчи! — взвыл Герти, сдерживаясь, чтоб не прикусить зубами ладонь, — Что за дрянь ты мне принес? Чем ты меня отравил, негодяй?

Муан уставился на него с плохо скрываемым удивлением.

— Рыба, мистра. Вы сами хотели рыбы.

— Но что за рыбу ты мне принес, мерзавец? Она была ядовита? Какие-то природные алкалоиды? Или какой-то подлец намеренно нашпиговал ее дурманом?

— Рыба как рыба… Какую нашел.

Герти бросил взгляд на блюдо, где вчера оставил лежать последнюю корюшку. Блюдо было пусто, и Герти выдохнул с облегчением.

— Выкинул я ее, — сказал Муан, перехвативший его взгляд, — Вдруг «бобби» еще сунулись бы на запах. Они жаренную рыбу за квартал чуют. А вы и так наплавались, как я погляжу. Дать еще воды? Многих после такого дела на воду тянет…

— Не нужна мне вода. И галлюцинации мне не нужны! Я просто хотел поесть рыбы. Самой обычной рыбы!

— Так ведь ее для того и едят. Чтоб плавать.

«Я в сумасшедшем доме, — подумал Герти, прислушиваясь ко внутренним ощущениям, — Да, теперь все ясно. Не было никакого корабля, и Нового Бангора тоже не было. Просто у меня помутился рассудок. Говорят, так бывает даже в молодости. Наследственное. Ну конечно. Я лежу в Бедламе[89], и все это мне мерещится. Очевидно».

Мысль эта была хороша тем, что решительно все объясняла. Но свыкнуться с нею было тяжело. По крайней мере, возвышавшийся над ним Муан, участливо глядящий сверху вниз, нимало не был похож на галлюцинацию. Или же это была самая нелепая галлюцинация в мире. Герти на всякий случай пощупал свой лоб. Лоб был холодный и мокрый.

Возможно, это не его сумасшествие, а чье-то другое. Например, массовое помешательство жителей острова. Что вовсе не исключено. Говорят, в тех районах, где распространено фабричное производство, вода делается губительной для человека. Может, нечто подобное произошло и тут, в Новом Бангоре? Массовое отравление.

Нет, не пойдет. Надо начинать сначала. И двигаться обстоятельно и неспешно, как тралящие акваторию сети.

— Давай уточним пару вещей, Муан, — сказал он медленно, потирая до сих пор ноющие виски, — Я, видишь ли, не поспеваю за тобой. Так рыбу едят не для того, чтоб утолить голод, а для того, чтоб… чтоб… плавать?

— А как же, мистра. Она для того и существует.

— Вероятно, есть какие-то галлюциногенные здешние породы, о которых неизвестно на континенте. Что-то вроде ядовитых жаб из Центральной Америки… Но почему ты не купил для меня рыбу съедобных сортов?

— Каких еще съедобных? — непонимающе спросил Муан.

Его демонстративная толстолобость начинала понемногу выводить Герти из себя.

— Тех, которые идут в пищу! Не тех, от которых «плавают»! Или, по-твоему, я мечтал превратиться в рыбину и сутки глотать воду на дне несуществующего океана?

— Нет никаких «съедобных» сортов, мистра. И быть не может. Это же рыба.

Герти помолчал, пытаясь представить картину мироздания глазами Муана. И получилось что-то совершенно дикое и вздорное.

— У вас что, вся рыба такая?

— Ну да, — ответил Муан почти без раздумий, — Какой же ей еще быть? Иной не бывает. Только не у нас, а вообще. Вся рыба в мире, сколько ее ни существует, именно такая. Для того, чтоб плавать.

Тут Герти сдерживаться уже не мог.

— Вздор! Во всем мире обитает съедобная рыба! И только тут творится черт знает что! Я двадцать два года ел рыбу и не испытывал ничего подобного! Это что-то со здешней рыбой не так! Она вся отравлена. Может, какие-то вещества на океанском дне или городская фабрика сбрасывает химические отходы…

— Это едва ли, мистра. Еще мой прадед, вождь, мне строго-настрого запрещал рыбу есть. Только человек уж своего не упустит, так устроен. Тянет его рыба. Манит в темную воду, как говорится.

— Да это не меня, это вас всех в психиатрическую клинику сдавать впору… Так что, каждый, кто поест рыбы, испытывает галлюцинации? Плавает, как ты выражаешься?

— Да кто как. Кому подурачиться хочется, посмеяться, обычно рыбью чешую курят. Дешево, да и достать проще. Кто поплескаться на мелководье, сухой плавничок грызет или косточки. Ну уж а если и впрямь поплавать… Некоторые варят ее, и сок рыбий в отваре потом цедят. Говорят, на этом дня по три плавать можно. Правда, некоторые не выплывают. Пускают пузыри, как говорится. Еще глаза рыбьи глотают. Но этим чаще молодежь балуется, на тех балах, что по ночам в Шипси устраивают. Пару рыбьих глаз проглотишь, и внутри точно батарея гальваническая включается, танцевать можно до рассвета без передышки. Так я слышал. А есть такие любители, что сушат рыбьи кости, толкут их потом в ступке мелко, и носом в себя втягивают. Шкуру свежей рыбы под язык кладут. В общем, мистра, много способов приплыть есть. А самый страшный — Муан сделал круглые глаза — рыбий жир. Выжимают его из рыбы и раствор в жилу иглой впрыскивают… Но это уж дело последнее. Кто на рыбий жир сел, тот конченный человек. Нырнет, и сам не заметит. С концами, значит. И сетью потом не вытащить.