Канцелярская крыса

Герти вытер со лба пот. Удивительно, солнце давно зашло, а зной все никак не растворится в ночи. Плывет невидимыми волнами по стенам и полу. Волны… Герти отправил в рот еще кусочек рыбы, покрутив его на вилке. Волны он увидит в самом скором времени — с палубы отходящего корабля. И, может, даже не поборет искушения в них плюнуть.

Итак, Стиверс. Они с Муаном поднимут бессознательное тело и отправятся к выходу. Точнее, нести будет один Муан, ему это труда не составит… Остановит ли их кто-то? Наверняка нет. Если Герти верно представлял себе интерьер новобангорского притона, тамошние обитатели едва ли похожи на публику в театральной ложе. Наверняка ужасно темно, повсюду лежат человеческие тела и все находятся в таком состоянии, что им совершенно наплевать на происходящее вокруг…

Герти улыбнулся. Мысль разливалась легко и приятно подобно набегающей на берег приливной волне, бесшумно утаскивала в бездну песчинки сомнений, тревог и волнений, висевшие на нем. Удивительно, он прежде и не замечал, как много этих песчинок на нем скопилось. Целые тонны. Теперь же, чертя в тарелке вилкой замысловатые узоры, состоящие из пересекающихся линий и образовывающих в соусе подобие морской ряби, Герти ощущал, что груз этот делается все легче и легче.

Итак, они выносят Стиверса. Скорее всего, этого попросту никто не заметит. А если вдруг заметят?.. Что ж, не вопрос. Тогда они с Муаном назовутся приятелями мистера Стиверса, которые, будучи озабоченными состоянием его здоровья, желают отнести беднягу домой. А есть ли у Стиверса дом?.. Неважно. Довод достаточно веский, а кому он таковым не покажется, тому Муан продемонстрирует весомость своих кулаков. А сам Герти продемонстрирует кое-что еще, купленное пару дней тому назад в лавке…

Герти на секунду прервал трапезу. Комната вдруг показалась ему удивительно тесной. Привычная обстановка сделалась какой-то незнакомой, и даже мебель на миг стала выглядеть не мебелью, а причудливыми и совершенно неуместными нагромождениями чужеродных форм. Герти пригладил волосы. Неужели он так быстро набрался? Взглянул на бутылку — жидкости уменьшилось едва ли в половину. Крепкое же у них на острове вино…

Отложив вилку, Герти стал сжимать и разжимать кулаки. Они казались полными пульсирующей горячей кровью, пальцы сделались неуклюжими. Герти помотал головой — раздался легкий звон вроде того, что бывает, если завязать в узел горсть разбитой посуды и хорошенько потрясти. Ну ясно, пьян. Напился как рыба[86]. Да и ничего. Все уже решилось. Герти отправил в рот остаток корюшки и тщательно его переживал. Странно, отметил он, как будто бы немного онемел язык.

Стиверс. Мысли, сделавшиеся приятно-юркими и плавными, сновали вокруг Стиверса.

Легкая работа. Красивая работа. Даже мистеру Беллигейлу, этому падальщику с холодным стеклянным взглядом, придется заткнуться, когда Герти бросит им на стол Стиверса. Это будет эффектный жест. Полковник Уизерс, покоритель Тихого океана… Тогда им придется отдать ему дело Уинтерблоссома. Его, Герти, дело. Придется отдать ему веревку, на которой они вьют петлю. И он уж конечно распорядится ею с умом.

Например, навяжет на ней столько узлов, что она станет похожа на рыболовную сеть… Отведет от себя подозрения. Пусть ищут свою Бангорскую Гиену до скончания веков где-нибудь на окраинах Лонг-Джона. А он, махнув хвостом и запорошив им глаза донным песком, улучит момент — и ускользнет в необъятную океанскую ширь. В привольную бездну, подальше от сухой, измученной солнцем, земли.

От Канцелярии. От забот…

Комната кружилась перед глазами, темнела, подергивалась по углам багровыми пятнами. По ней все так же шли волны, но теперь они не были волнами тепла, эти волны несли с собой энергию, которая, проходя через тело Герти, заставляла его трепетать. И трепет этот был сладостный. Как будто его тело ощущало то, чего было лишено долгое, долгое время. Как будто он был рыбой, томительные часы пролежавшей на раскаленном камне, снова отпущенной в воду.

Как жарко…

Герти с удивлением обнаружил, что ночной зной не спадает. Напротив, делается все более давящим и настойчивым. Воздух стал сухим и таким плотным, что его приходилось буквально заталкивать глотками в легкие. Как будто он сам оказался в бутылке горячего крепленого вина. Странно, прежде он этого не замечал. Может, какой-то род фёна[87], заглянувший в Тихий океан из выжженных долин Африки?.. Ему здесь не понравится. Этот проклятый остров никому не понравится. Отсюда невозможно сбежать человеку, не удивительно, если и ветер окажется заперт в невидимую клеть…

«Совсем ты расклеился, приятель, — подумал Герти, облизывая отчего-то пересохшие губы, — Ну точно нализался. Должно быть, что-то нервное. Отпустил на миг узду, вот и повело, как пьяного коня… Навалилось напряжение всех проведенных здесь дней. Ну же, соберись!»

На Стиверсе и Бангорской Гиене его проблемы не кончались. Было что-то еще, что беспокоило его, давно и сильно, как обломок крючка, который засел в жабрах… Герти напряг память, сделавшуюся от выпитого вина и еды грубой, поросшей ненужными и лишними воспоминаниями — точно валун, пролежавший много лет на дне и покрывшийся ковром водорослей. Что-то еще…

Ах да, незнакомец. Тот, что оставил ему деньги и записку.

Как можно быстрее покиньте остров. Нет возможности объяснять. Ваша жизнь в опасности.

Мило, не правда ли, джентльмены? Герти резко рассмеялся, и почти тот час поморщился: от смеха запершило в пересохшем горле. Вот уж замечательная шутка. Нет, за деньги, конечно, весьма благодарны нашему благодетелю. Тем более, что сумма в конверте обнаружилась весьма приличная даже по лондонским меркам. Но что за тон? Что это, позвольте, за фамильярность?.. Жизнь в опасности?

Герти вспомнил «мистера Иггиса» — его спокойные немигающие глаза и дергающуюся металлическую тварь в руке, изрыгающую грязные хлопья огня, вспомнил хлопающие вокруг стаканы и треск покалеченной мебели. Негромкий сухой стук, с которым падали люди, стук их черепов об пол как стук игральных костей…

Несмотря на опьянение, это воспоминание вызвало приступ мгновенного страха, от которого затряслись во всем теле крохотные слюдяные жилки. Что ж, самому себе можно признаться — в тот миг он ощутил смертельный ужас. Но было ли это той самой опасностью, о которой предупреждал таинственный незнакомец? И как он мог предсказать дальнейшие события в недоброй памяти «Полевом клевере»? Как вообще туда затесался?

Скажем, какой-то наблюдательный джентльмен из соседнего номера, который раньше Герти раскусил Жона-Семь-Пуль и решил спасти наивного деловода от страшной участи? Нет, невозможно. Для этого потребовалась бы дьявольская, невозможная в этом мире, проницательность. Но кто же тогда оставил предупреждение? Ангел-хранитель? У него, пожалуй, были бы трудности касательно денег. Не иначе, сам ограбил банк, чтоб добыть их…

А отчего он, собственно, решил, что человек этот — благодетель? Это Новый Бангор, приятель, здесь нужно держать ухо востро даже когда имеешь дело с отражением в зеркале. Здесь, кажется, у любого предмета две тени… Что, если это провокация? Страшное слово «провокация» подобно ощетинившемуся иглами морскому ежу скатилось в желудок. Чья провокация? «Да ведь Беллигейла, — пожилым хриплым вороном каркнула в ухо догадка, — А что же? Он решил подцепить тебя на крючок. Красивый, переливающийся серебром, зазубренный крючок. За жабры тебя, полковник Уизерс…»

Пошатываясь, Герти поднялся и стал срывать с себя галстук. Чертовски сухой воздух здесь. Дерет, как шкура ската, можно шлифовать камни. Кажется, все его поры рассохлись, кожа превратились в потрескавшуюся черепицу. Воды. Влаги. Герти схватил бутылку и мгновенно опустошил ее. Вино хлынуло в глотку и на миг смягчило нёбо, но это упоительное чувство почти мгновенно прошло. Его опять стала мучить ужасная жажда.

Почему он раньше не замечал, что Новый Бангор — это проклятая доменная печь? Господи милосердный, да на нем сейчас загорится белье! Шатаясь и врезаясь в мебель (ноги стали смешно подгибаться, колени прыгали вперед-назад), Герти добрался до ватерклозета, где стояло ведро с водой, и стал горстями швырять воду себе в лицо. Разбиваясь о подбородок, тусклые жемчужинки воды вразнобой стучали по полу.