Канцелярская крыса

— А… Я… О…

Револьвер в руке автоматона рявкнул грязным пламенем, от которого душа Герти скомкалась тлеющей тряпкой и обмерла. Пуля ударила в угол стола в нескольких дюймах от Герти, вздымая опаленную скатерть и бесшумно расшвыривая в стороны осколки чашки. По белой ткани разлетелись мокрые чаинки и деревянная щепа.

«Надо испугаться, — подумал кто-то в голове Герти, — Вот сейчас. Пугайся».

Но он не мог даже этого. Все эмоции вдруг пропали, оставив только сосущую бессмысленную пустоту. Вроде пустоты, что бывает в ёлочной игрушке. Герти и ощущал себя игрушкой в этот короткий миг, который вдруг растекся на несколько минут. Очень хрупкой игрушкой, чья оболочка вот-вот разлетится с жалобным звоном. Дымящийся ствол в руке автоматона медленно плыл в сторону Герти, заглядывая ему в душу бездонным черным глазом.

Коридорный очнулся прежде всех прочих. Что-то неразборчиво закричав, он устремился к двери. Револьвер мгновенно рявкнул ему в спину. Между острых лопаток образовалась рваная дыра, и коридорный полетел на пол, сшибая стулья. Форменная фуражка скатилась с головы и покатилась по спирали, но поднимать ее коридорный не стал. Он уже лежал, прижавшись щекой к ковру, и взгляд его медленно тек вверх, точно силясь в последний раз увидеть хрустальное великолепие венчавшей все мироздание люстры, прежде чем опустится тьма и подведет окончательный итог.

Кто-то закричал, пронзительно и громко. Но крик получился какой-то ненастоящий, переигранный. Герти даже подумал, а не сам ли он это закричал?.. Он попытался сдвинуть свое тело от стола и обнаружил, что оно подчиняется, пусть и необычайно медленно. В потертой и немного пожелтевшей скатерти все еще курилась дыра, похожая на распахнувшееся в снежной равнине жерло вулкана.

Герти бросился прочь от стола. Нервы во всем теле вдруг обернулись обледеневшими проводами, отказывались передавать сигналы мозга, тянули вниз… Все это выглядело нелепой постановкой, донельзя фальшивой, пошедшей в раздрай, с бестолковыми актерами и беспомощным режиссером.

Герти услышал еще один выстрел, и увидел, как стул, мимо которого он пробегал, пошатнулся и отпрыгнул в сторону, лишившись половины вычурной спинки. Четвертый выстрел грянул почти сразу же вслед, и расколол дешевую деревянную панель на стене.

Джентльмен, сидевший за соседним столом, приподнялся, машинально оправляя полы пиджака. Он выглядел растерянным, сбитым с толку и почему-то смущенным. Даже рот открыл, собираясь, по всей видимости, что-то сказать. Герти только заметил, что губы у джентльмена перепачканы яичным желтком. А может, это был соус.

Револьвер изрыгнул облако черной копоти ему в грудь. Джентльмен вдруг выпучил глаза, будто только сейчас обнаружил что-то невероятное, шлепнулся спиной на стол, и остался так лежать. Вниз по скатерти потекли жирные потеки супа с аккуратными луковыми колечками.

Только тут разразилась наконец настоящая паника. Точно кто-то вдруг рванул шнур в кабине паровоза, выпуская наружу все, что прежде было сжато, стиснуто в пылающем и стонущем от напряжения котле.

Вокруг закричали, зазвенело стекло. Зал ресторана мгновенно превратился в подобие вьюжного зимнего леса. Затрепетали взметнувшиеся скатерти, ледяной россыпью застучали водопады стеклянных осколков.

«Мистер Иггис» шел по залу с револьвером в руке, спокойно и индифферентно, как если бы прогуливался по открытой палубе теплохода. Лицо его было сосредоточено и равнодушно, но это никак не сказывалось на его действиях. Револьвер в его руке мгновенно и точно находил цели, его хозяин указывал на них черным дымящимся пальцем. И то, на что он указывал, мгновенно делалось неподвижным.

Некоторые из ужинавших даже не успели покинуть своих мест. Свинцовый кнут хлестнул по залу, высекая из сидящих то, что сперва казалось россыпями темно-алых искр. Искры эти мгновенно тухли, опустившись на скатерти и ковры, делаясь крохотными карминовыми кляксами. Человеческие головы лопались вперемешку с фужерами и бутылками, со столов прыскало водопадами, вперемешку со стеклянным крошевом, золотистое шампанское. Салфетки взметнулись в воздух тлеющими птицами, беспорядочно разлетелись в стороны. Жалобно звякнув, рассыпалась черепками фарфоровая ваза.

Автоматон стрелял, перезаряжал револьвер, и стрелял вновь. Получалось у него это ловко до автоматизма. Он даже не смотрел на оружие, будто оно было обособленной частью его тела, не нуждающейся в особом контроле. Семь выстрелов, потом наполненная короткими быстрыми щелчками пауза — и револьвер снова грохотал, терзая и без того изуродованный интерьер ресторана, вырывая из него клочья и заполняя пол бесформенными обломками.

Официант попытался выскочить через кухню, но реакция автоматона не оставила ему шансов. Первым выстрелом официанту раздробило бедро, он замер, привалившись к столу, вторым швырнуло на пол. Еще один джентльмен из ужинавших бросился к выходу, но, прежде чем он успел сделать два шага, пуля ударила его в затылок. Голова джентльмена беспомощно дернулась, из лопнувшей скулы в потолок хлестнуло тягучей винной струей, словно из горлышка слишком поспешно откупоренной бутылки.

Автоматон убивал так же равнодушно, как делал все прочее. Он даже не морщился. Он шествовал по залу, раз за разом разряжая пистолет и, верно, чувствовал себя не более чем активно работающей деталью сложного механизма. Вертящейся фрезой в станке.

Герти упал на четвереньки и покатился под стол, не обращая внимания на ушибленное колено. Над его головой пули с методичным хрустом рвали столешницу, вниз, застревая в волосах, сыпалась белесая деревянная труха. Зал ресторана затянуло едким пороховым дымом, который плыл теперь клочьями, окутывая изуродованную мебель и облизывая выщербленные пулями стены. Беззвучно разлетались по воздуху клочья обоев, стонали раненные, жалобно хрустело под ногами автоматона стекло разбитых фужеров.

— А ведь это вы во всем виноваты, мистер Уизерс, — произнес автоматон своим скрипучим голосом, исполненным явственного и вполне человеческого презрения, — Я ведь на самом деле хотел дать вам денег и исчезнуть. Но вы сделали это невозможным.

Герти хотел возразить, но горло сжало спазмом, да и челюсти сомкнулись намертво, как зубья капкана, наверняка и не разжать без ножа… Он торопливо полз под столами, отодвигая головой свисающие саваны скатертей, местами заляпанные свежей кровью. Иногда это было вино.

Очередная пуля хлопнула в ярде от его руки, выбив в паркете неровное отверстие. Герти инстинктивно откатился в сторону. И едва успел отдернуть ногу — еще одна пуля разочарованно взвизгнула, едва не размозжив его колено. Герти задыхался, переползая с места на место, легкие мучительно клокотали в груди, втягивая в себя воздух вперемешку с пороховыми газами. Сердце тарахтело, словно его набили мелкими камешками и теперь трясли изо всех сил.

Автоматон не оставит его. Он сошел с ума. Вероятно, какой-то сбой в программе. Фатальная ошибка. Механический гений, первый и единственный в своем роду, стал убийцей.

«Этого и стоило ожидать, идиот! — дребезжала в голове мысль, сама похожая на осколок стекла, — Диалог машины и человека!.. Автоматоны никогда не славились надежностью!»

Критическая нагрузка оказалась смертельной для тончайшего механизма, пусть даже столь сложного. А смерть человека для механического разума, незнакомого с моральными ограничениями, не представляла собой трагедии. Всего лишь прекращение запутанного и никчемного биологического процесса.

Как и его, Герти, смерть.

На веранде, за стеклянной стеной ресторана, мелькнул ярко-красный мундир швейцара. Судя по всему, он, испуганный стрельбой, пытался сообразить, что происходит внутри. Автоматон, мгновенно повернувшись, выпустил в него две пули. Как ни странно, промахнулся. Швейцар, проявив удивительное для его грузного тела проворство, рухнул ничком на землю и откатился в сторону, невидимый среди кустов. Автоматон выпустил ему вслед еще две или три пули, непоправимо испортив еще несколько стеклянных панелей, и вернулся к Герти.