Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 184

Вперед, к каменным устоям цивилизации и ее порочным отпечаткам в виде мощенных улиц и уютных ресторанов, где можно съесть сочный бифштекс и выкурить трубку! Долой застоявшуюся рыбную вонь!

К рыбе за последние четыре недели у Герти накопился приличный счет. Дело в том, что на борту «Мемфиды» по какой-то так и невыясненной им причине рыбу подавали с удручающим постоянством. Герти всегда считал, что не имеет ничего против морской кухни, но путь из Лондона в Новый Бангор заставил его в этом усомниться самым серьезным образом. Прежде он был не прочь съесть ломтик хорошо прожаренной стерляди с лимоном или отведать свежей форели, особенно с подходящим гарниром. Однако же камбуз «Мемфиды» по какой-то причине из всех рыбных блюд мог предложить своим пассажирам только лишь тушеную макрель, что и совершал — с обескураживающей настойчивостью.

Сперва это не казалось Герти очень уж досадным обстоятельством. Тушеная макрель — не самая скверная штука, особенно если принимать ее после брошюры Спенсера о некоторых аспектах традиционной полинезийской кухни. Однако изо дня в день тушеная макрель настигала Герти с неумолимостью рока, постепенно сделавшись его злым ангелом. Тушеная макрель подавалась на завтрак, с тостами и фасолью. Или на ланч, с сырными крэкетами и пудингом. Но если каким-то образом Герти удавалось разминуться с тушеной макрелью в первой половине дня, во время ужина она непременно настигала его и брала реванш, безжалостный, как атака кавалерии Сомерсета при Ватерлоо.

В течение первой недели Герти, маявшийся от морской болезни, еще не видел в диктатуре макрели серьезной угрозы, питаясь преимущественно чаем с галетами. Но уже под конец второй недели плаванья зловещий призрак макрели стал явственен и осязаем. Коротая третью, Герти почти уверился в том, что «Мемфида» от носа до кормы забита макрелью, которую во что бы то ни стало надо успеть скормить пассажирам, прежде чем корабль зайдет в Новый Бангор.

Тушеная макрель преследовала Герти подобно нелюбимой жене, от чьего общества невозможно надолго отделаться и которая неизбежно встречает тебя всякий раз, когда переступаешь порог дома. Чем бы ни занимался Герти, рано или поздно навязчивый запах проклятой макрели безапелляционно вторгался в его мысли, безжалостно ломая их строй.

Когда до Нового Бангора оставалось всего три или четыре дня, Герти не выдержал. Он нашел стюарда и осторожно поинтересовался (Герти всегда отчего-то робел перед стюардами, официантами, швейцарами и лифтерами, быть может, из-за их грозной униформы, напоминающей уланские мундиры), отчего пассажирам каждый день дают макрель.

Стюард не удивился этому вопросу, лишь выкатил прозрачные невыразительные глаза:

— Это же рыба, сэр. Все едят рыбу.

Больше ничего добиться от него не удалось. К тому моменту, когда Герти ступил на трап, макрель вела счет с разгромным преимуществом. Герти поклялся, что отныне и в рот не возьмет рыбы, пусть даже придется умирать с голоду. С рыбой покончено. Отныне его верные спутники — ростбиф, эскалоп, мясной гуляш, яичница с беконом и колбаса.

Покидая порт, Герти улыбался. Несмотря на саднящие с непривычки подошвы, на невыносимую жару, на тяжелый саквояж и душащий галстук, он ощущал себя в начале нового пути. Это новое чувство оказалось достаточно возбуждающим, чтобы тело перестало замечать мелкие неудобства, а сознание преисполнилось трепета.

«К дьяволу Лондон! — решительно подумал Герти, проталкиваясь к выходу из порта, — С его зловонным смогом, сыростью и ужасной стряпней. Здесь начнется моя новая жизнь, свежая и полная новых впечатлений. Впору выкинуть сомнения и нерешительность. В бой, Гилберт Уинтерблоссом, покори этот остров, как твои предки покоряли все прочие острова, встреченные ими на пути!»

???

В город Герти влился почти мгновенно, сам не заметив, как. А может, это город всосал Герти, мгновенно превратив его из вольной морской пылинки в часть своего огромного воинства внутренних организмов.

Привыкший к тесноте каюты Герти обнаружил себя посреди вымощенной улицы, промеж прохожих, локомобилей, гужевых повозок и витрин. Прежде, чем он успел свыкнуться с этим, какой-то мальчишка плюнул ему под ноги, дама обругала чурбаном, а подвыпивший мастеровой попытался выклянчить пенни.

Офицер-хам с «Мемфиды» оказался прав, Новый Бангор отнюдь не походил на медвежий угол. В нем было что-то одновременно и безнадежно-провинциальное, с запахом затхлости, и свежее, ни на что не похожее.

Многоэтажные каменные и кирпичные дома сверкали тысячами стеклянных глаз, и все эти глаза с любопытством смотрели на Герти. Здесь было маловато свежей краски и деревьев, но в целом город производил благоприятное впечатление, ничем не уступая Хаммерсмиту или Стратфорду[8], разве что здесь было поменьше полицейских и бродячих собак.

Народ здесь был преимущественно рабочий, что не удивило Герти, все-таки сказывалась близость порта. На фоне потертых пиджаков, латанных штанов и бесформенных кепок его собственный саржевый костюм-тройка выглядел, пожалуй, несколько броско, даже обильно перепачканный городской пылью.

— Скажите, — обратился он к случайному прохожему, не выпуская клади из рук, — Простите… Не могли бы вы подсказать мне дорогу?

Тот остановился, оглаживая основательную полуседую бороду. Судя по застрявшей в бороде стружке, то ли плотник, то ли мебельщик. В подобного рода вопросах Герти разбирался не лучше, чем в морских званиях.

— Да, дружище?

— Мне надо в канцелярию. Не могли бы вы…

Прохожий уставился на Герти с таким видом, будто тот предложил ему на паях съесть прямо здесь дохлую кошку.

— Что?

— Канцелярия. Не подскажете, как я могу побыстрее туда попасть?

Щеки прохожего порозовели, точно он опрокинул в себя рюмку доброго шотландского виски.

— По-твоему, это смешно?





— Простите, я…

— Думаешь, значит, это смешно — цепляться к людям и морочить им голову?

Прохожий сделал шаг к Герти, его борода задрожала от гнева так, что из нее выпало несколько аккуратных деревянных стружек.

— Что вы, сэр! Я ничуть не думал над кем-то…

— Займись работой, сопляк! Канцелярию ему! А будешь шляться по улицам и издеваться над людьми, сам не заметишь, как там окажешься!

Прохожий двинулся прочь, оставив Герти в немом изумлении смотреть ему в спину. Нет, все-таки это не Хаммерсмит и не Стратфорд.

Следующим прохожим оказался долговязый тип лет двадцати, похожий на великовозрастного студента. Судя по неуверенной походке, за сегодняшний день он пропустил примерно равное количество лекций и кружек пива.

— Извините, сэр, на минутку! Вы не подскажете, как я могу попасть в здешнюю канцелярию?

Долговязый захихикал.

— Куда? В канцелярию?

— Ну да.

— А вы, значит, не знаете?

— Знал бы — не спрашивал! — немного раздраженно ответил Герти, — Вы можете указать мне путь?

— Фьють! — студент рассмеялся, хлопая себя по ляжкам, — Вот те на! В канцелярию собрался, а куда — не знает! Ну ты и жук, приятель.

— Неужто сложно сказать?

— Стало быть, решил в крысиное логово сунуться?

Герти нахмурился, пытаясь казаться старше и солиднее.

Он терпеть не мог, когда его называли канцелярской мышью, а уж крысой…

— Соизвольте ответить на вопрос, сэр, или не тратьте мое время! — отчеканил он.

— Впервые вижу, чтоб человек сам шел в канцелярию. Зачем вам?

— По службе, — с достоинством ответил Герти, — Собираюсь приступить к работе.

К его удивлению, с великовозрастным студентом произошла та же метаморфоза, что и с офицером на палубе «Мемфиды». Он враз сделался холоднее, напряженнее и как-то не по-хорошему напряженнее.

— Ах, по службе… — сказал долговязый, и больше ничего не сказал. Но так внимательно посмотрел на Герти, что тот почувствовал себя неуютно и поспешил вновь подхватить чемодан.

Судя по всему, в этом городе считается доброй традицией дурачить приезжих. Мальчишеские забавы. С некоторой ностальгией Герти вспомнил, как и сам откалывал подобные фокусы в бытность безусым юнцом. Нет ничего смешнее, чем отправить приезжего откуда-нибудь из Сандерленда, желающего попасть в Южный Кенсингтон[9], куда-нибудь в Ист-Энд и наблюдать за тем, как бедняга мучается, пытаясь отыскать там музей естествознания. Если ново-бангорцы считают, что могут навешать лапши на уши коренному лондонцу, то придется им утереться. Не теряя достоинства, Герти двинулся вверх по улице.