Канцелярская крыса

— Вот оно. Сегодня. «Граф Дерби» возвращается после ремонта. Сегодня его первый рейс.

— Забудьте, мистра, — вздохнул Муан, помогая мокрому до нитки Герти забраться в парокэб, — В такую погоду ни один дирижабль даже из эллинга[173] не выведут. Куда ему… Молнии садят одна за другой. Отменят рейс, как дать отменят.

— Может и отменят, — Герти улыбнулся жуткой улыбкой, от которой поежился даже референт, — Это остановило бы его, будь он обычным человеком. Но это Бангорская Гиена. Он попытается вырваться с острова во что бы то ни стало. При первой же возможности. Остров пугает его так же, как меня, но фальшивый Уинтерблоссом при этом психопат и убийца. Нет, он не станет ждать. Если рейс «Графа Дерби» отменят, тем хуже для него. В аэропорт! На всех парах, Бога ради! В аэропорт!..

Взвизгивая каучуковым шинами и дребезжа рессорами, парокэб рванул вперед.

???

Они неслись через Новый Бангор подобно демоническому поезду, вырвавшемуся на поверхность. Ведомый до смерти перепуганным кэбмэном, локомобиль делал добрых сорок миль в час, а котел раскалился настолько, что едкий запах дыма ощущался даже пассажирском отделении.

Герти поблагодарил судьбу за то, что улицы города опустели. Аэропорт, где был расположен эллинг «Графа Дерби», располагался в Лонг-Джоне, что в обычной ситуации означало бы получасовую поездку с остановками на каждом перекрестке.

— Двигатель сорву, — всхлипывал кэбмэн, впившийся в свои рычаги, — Чертова Канцелярия… Чумные крысы…

— Гони! — Герти потрясал тростью, едва удерживаясь от желания подстегнуть его.

На одном из поворотов обезумевший, несущийся в ночи, локомобиль снес уличную урну. На другом вышиб сноп быстро потухших искр из водосточной трубы.

— Помедленнее бы, мистра! — взмолился Муан, когда локомобиль крутануло так, что паровой экипаж едва не завалился набок, — Расшибемся прежде, чем доедем! Дался вам этот дирижабль!

— Мы успеем, — твердил Герти, впившийся потерявшими чувствительность пальцами в бесполезную трость, — Мы опередим ее. Он не должен взлететь.

— Да пропади он пропадом вместе с дирижаблем! — взревел полинезиец, — Что ж нам плохого-то? Только попытается подняться, его молнией и того… Бам! Дирижабли в грозу не летают, это и дураку известно, а уж особенно в такую… Нам даже лучше! Не придется кандалы на эту Гиену надевать! Сама сгорит!

— Я не могу ее отпустить, — сказал Герти с непривычной для самого себя твердостью, — Ты не поймешь. Если Гиена улизнет или погибнет, он может счесть это нарушением соглашения. Я же говорил, не поймешь… Извини, Муан. Я только сейчас сам сообразил… Возможно, все куда сложнее, чем мне казалось поначалу. Он — моя копия, мой испорченный слепок. Но отчего я взял, что мне непременно надо убить его или поймать? Что, если задумка острова хитрее? Мы с ним не просто близнецы. Мы две несимметричные половины одного целого. Только он воплощает в себе все худшее, что было свойственно Гилберту Уинтерблоссому. Он — мое отражение в черном зеркале. Злая пародия. Искажение. Может быть, остров не хочет, чтоб я убивал его или сажал за решетку.

— Чего ж он хочет? — пробормотал, нахмурившись, Муан, явно не поспевая за мыслью Герти, но и не имея желания спорить.

— Не знаю. Возможно, он хочет, чтоб мы встретились. Два Герти Уинтерблоссома, порождения разных миров. Я как плод обычной жизни, и он, моя безумная производная. Он ведь тоже в каком-то смысле я. Только поддавшийся царящему вокруг безумию, природному полю острова. Он — то, кем я мог бы стать, если бы не нашел в себе достаточно сил. Если бы не выдержал службу в Канцелярии, если бы опустился и пошел на поводу у низменных страстей… Это что-то вроде моего неудачного брата, выбравшего иную тропу. Возможно, остров хочет, чтоб мы воссоединились. Может, для него это станет решением какой-то сложной философской концепции, а может, это что-то вроде шутки, которой можно поделиться с приятелями за обедом. У Нового Бангора есть приятели, как думаешь?.. Едва ли, мне показалось, он весьма нелюдим… Неважно. Мне надо встретиться с Бангорской Гиеной лицом к лицу. Никак иначе. Разглядеть свое отражение в черном зеркале.

— Ничего не пойму, что вы несете, мистра, — поморщился Муан, — Вы после того, как у угольщиков погостили, сам не свой. Только вот знаю, что если вы вздумаете поболтать с Гиеной, дело может выйти плохо. У него, небось, нож всегда при себе… А ну как решит с вас шкуру снять?

От этих слов Герти проняло по всем членам нехорошим холодком, а тело на несколько секунд ощутило, что на нем нет ничего, кроме мокрых до нитки обрывков одежды.

— Он ничего мне не сделает.

— Это вы отчего так решили?

Вопрос был подходящий. Но Герти знал, что не может доверить Муану ответ. Кто такой Муан, в сущности? Надежный компаньон по неприятным историям, преданный слуга, даже отчасти приятель. При всех своих достоинствах его слишком многое роднило с островом, чтоб Герти мог позволить себе откровенность. Муан не просто оказался рекрутирован на борт корабля-призрака, скользящего сквозь волны времени и пространства, он родился на нем и, соответственно, был его законной частью. В отличие от Герти, ставшего невольным членом команды и мечтавшего прыгнуть за борт при первой возможности. Как он расценит то, что его наниматель, «мистра из шестнадцатого», принадлежит совершенно другому миру, бесконечно чужому и непохожему? Сможет ли понять те особые отношения, что выстроились между островом и Герти? И странное покровительство, которое Новый Бангор оказывает мистеру Уинтерблоссому?..

Остров не допустит его смерти. Левиафан не собирается отказываться от своей новой любимой игрушки.

И даже если законы физики потребуют его смерти, остров попросту изменит их. Как изменял уже не единожды, спасая незадачливого клерка из самых неприятных историй. Герти вспомнил клацанье курка у виска. Если даже фокус с револьвером не смог отправить его на тот свет, Бангорской Гиене и подавно ничего не светит.

— Гиена ничего мне не сделает, — сказал Герти, заметив, что Муан все еще ждет ответа. Судя по хмурому лицу референта, ответ, которого он ожидал, был иным.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, мистра, — вздохнул он, — А то ваши прежние планы не очень-то удавались…

Герти ободряюще ему улыбнулся.

— Все будет в порядке. Я чувствую это. Но знаешь, мне будет тебя не хватать.

— Что это значит?

— Ничего, пустое. После того, как мы разберемся с Гиеной, мне, возможно, придется на какое-то время покинуть остров. Что-то вроде командировки.

— Хорошо, мистра.

— Приехали, — с облегчением произнес кэбмэн, останавливая локомобиль, — Аэропорт.

Не раздумывая, Герти распахнул дверь и выскочил наружу, мгновенно оказавшись по щиколотку в ледяной воде. Небеса в очередной раз задребезжали, как расколотое блюдо, и сходство это усиливалось трещинами-молниями, почти безостановочно сияющими в темноте. Их света хватало, чтоб Герти разглядел в отдалении выпуклую громаду эллинга, похожую на саркофаг.

— Глядите-ка, они не убрали «Графа Дерби» внутрь, — озадаченно заметил Муан, с трудом вытягивая свое массивное тело из парокэба, — О чем они думают? В такую бурю его попросту разорвет на части или разрубит пополам о причальную мачту…

Зрение у него было острее, чем у Герти, он заметил то, что Герти смог разглядеть лишь хорошенько присмотревшись. Рядом с эллингом покачивалась, привязанная к серебристой спице причальной мачты, туша дирижабля, пузатая и вытянутая, похожая на немного изношенный мяч для регби-футбола. Герти никогда прежде не приходилось видеть «Графа Дерби», разве что на открытках, где его парящий силуэт неизменно сопровождала витиеватые надписи «Гордость Нового Бангора» и «самый современный дирижабль южного полушария».

Впервые увидев летающую машину собственными глазами, Герти понял, что фотографии совершенно не передавали ее истинного размера. «Граф Дерби» был огромен. Казалось невероятным, что столь огромное сооружение размером с цирковой шатер вроде тех, что разбивают на ярмарках, вообще способно подняться в воздух, а между тем, оно покачивалось на высоте добрых шестидесяти футов[174] и, если бы не судорожные порывы ветра, дергающие его в разные стороны, выглядело бы даже непринужденно. Корпус его аэростата издалека казался сложенным из одинаковых прямоугольных заплаток, отчего у Герти возникли тревожные ассоциации с рыбьей чешуей.