Страница 10 из 11
Наконец обернулся посмотреть, что же мне предуготовано, и в ужасе обмер.
–.. …. МАТЬ! – ахнул я. Внутренности освободились!
– Офуел совсем! – победоносно прогундела пациентка.
Сексуально нетолерантный венеролог
Quae fuerant vitia, mores sunt
(То, что было пороками, стало нравами).
Как-то во время работы получил SMS-сообщение «У вас Красивый голос». Обратил внимание на слово с большой буквы. Опечатка, наверное. На уловку не поддался, и перезванивать абоненту не стал. Наверное, дамочка какая-нибудь экзальтированная. Из бывших пациенток. Прикалывается. Хочет, чтобы вступил в переписку.
Что мне, пятнадцать лет? Старого дятла на мякине не проведешь!
Скептически хмыкнул. У меня с детства сохранился высокий, противный самому себе, женский голос. Поэтому и вырос закоренелым, убежденным сторонником гетеросексуализма. А мужиков на дух, как и многие с утра, не переношу! В пионерском возрасте еще до поломки голоса мне часто приходилось выслушивать нескромные предложения от противных липучих мужиков, якобы по ошибке набравших наш телефонный номер.
– Девушка, девушка, – ворковали они сизым голубем в телефонную трубку, – а как вас зовут? Урр, урр!
Тьфу! Вспоминать не хочется. Брезгливо!
– Я не девушка. Я мальчик, – соблюдая культуру разговора, вежливо разъяснял я собеседнику, тщетно пытаясь добавить в голос нотку спартанской мужественности.
– Ха-ха! Какая веселая девушка! – вызывал фальшивый гомерический хохот у противной стороны. – А сколько вам лет? – продолжался любострастный допрос с пристрастием страстотерпца.
– Мне одиннадцать лет. Я пионер, – не решаясь положить трубку, честно докладывал я, втайне надеясь, что это глупый розыгрыш кого-нибудь из знакомых или друзей моих родителей, и вскоре все разъяснится.
– О! Уже одиннадцать! – чувствовался возрастающий интерес противоположного конца. – Ха-ха! – слышалось довольное отирание взмокших от возбуждения ладошек педофила. – А как к вам обращаться, милое создание?
– Никак! – не «по-тимуровски» пытался грубить я незнакомому человеку.
– А все-таки? Неудобно разговаривать, не зная вашего имени, – банным листом на интимное место клеился подлюга, в свою очередь не спешивший озвучить собственное имя-отчество.
Ух! Сейчас, через полсотни лет, я бы ему вдул! А тогда терпеливо продолжал разговор. Учился еще.
– Рафик.
Непродолжительное молчание сменялось как всегда недоуменным вопросом:
– Как-как?
Этот вопрос взрослых людей бесил меня больше всего. Но злился не на них, а в такие моменты я раздражался на родителей, царствие им небесное, почему они назвали меня этим высокопарным именем. Не могли, что ли, наречь каким-нибудь именем попроще?
– Меня зовут Рафик, – мрачно бурчал в трубку, – я мальчик, – продолжал настаивать на своем, глядя в настенное зеркало. Стриженная под полубокс круглая голова, чубчик, оттопыренные уши, выщербленный в жестокой уличной драке один на один передний зуб, пионерский галстук. Ничего женского! Разве что голос?
– Что это за имя? – продолжал интересоваться любознательный аноним. Конечно, для Новосибирска это имя и могло показаться экзотичным в то время, но имя великого итальянского художника образованные люди должны были знать. К тому же на весь мир уже гремела слава испанского певца Рафаэля.
– Ра-фа-эль! – медленно по слогам, стесняясь, как можно внятнее пытался я произнести свое полное имя. Но природная картавость и недожеванная каша во рту искажали мою речь до неузнаваемости. Помощь логопеда запоздала. Чем умело пользовался Станислав, старший брат. Красуясь перед дворовыми дружками, он заставлял меня произнести слово «Рыбалка» или «Ребро». Я наивно повторял, не подозревая подлой каверзы родной кровинушки. Потом обиженно дулся, глядя на их бурное веселье и похабный смех. Подозревал какую-то скрытую гадость и безбожно ругался, озираясь, нет ли поблизости родителей, самым страшным для меня ругательством:
– Дураки!
Они хохотали еще больше.
Солдафонский юмор. Да и что требовать от послевоенного поколения? Наверное, и про Демосфена тогда еще не читали, который стал блестящим оратором несмотря на дефект речи.
– Прелестно! Какое необычное имя. Как поэтично звучит. Лаваэль! – продолжал гулить неудовлетворенный связист. – У-у-м-ч! – сладострастные причмокивания больно притягивали барабанную перепонку к телефонной мембране, – у-у-м-ч!
Тьфу! Вспоминать противно. Или, напротив, благодарить надо? Вот откуда у меня развились нормальные и здоровые сексуальные наклонности и пристрастия.
Жалко мне женский пол, прямо скажу. С тех самых пор. Детских. Да что вам рассказывать? Все знают, сколько женщинам по их природе-матушке терпеть приходится. Вызывают смех: похотливые взгляды мужчин, фазанье распускание перьев, обезьяньи ужимки, козлиные подпрыгивания, петушиные перетаптывания и гусиные пощипывания. Бесят: буйволова грубость, носорожья толстокожесть, свинство, чванство, чавканье, попугайство, зазнайство и нахальство. Короче, мужские поползновения – зверство в натуре!
Любовь дана немногим! Поэтому о ней и поют песни, слагают стихи, совершают рыцарские подвиги. Потому что это редкость, поражающая воображение людей настолько, что запоминается надолго и волшебной сказкой передается из поколения в поколение.
– Душечка! А давайте перед памятником Салавату Юлаеву встретимся. И поедем оттуда в номера… сауны.
Опаньки! Вот это да? А именно так многие мужчины и поступают. Да-да! Еще и лица не видел ни разу, а уже свидание назначает. На скаку в ночную избу рвется! На арапа хочет взять! В сауне! Заодно потом и помоется. Конечно, я понимаю, с лица воды не пить! Но для приличия сначала в театр бы пригласил. Разглядел. На крайний случай в кинотеатр на последний сеанс и ряд билет бы купил. Покормил в кафе-шантане-ресторане. Угостил бы девушку вином, кофеем. Шалтай-болтай какой-никакой устроил. Соблазнил бы красивыми манерами и галантным обхождением. А то сразу в сауну торопит, прямо ниже спины подталкивает. Хочет своим неприкрытым безобразием похвастаться.
Кто же так свидание назначает?
…Минут через тридцать настигло следующее сообщение: «Вы меня узнали хоть?»
Что за сволочь настырная? Беззастенчивая! Письма шлет в самый разгар любимой работы. Тепленьким хочет взять. Возле гинекологического кресла. Совсем, видать, ее заколобродило. Не терпится, не можется! Ага! Наверное, только и ждет, чтобы я позвонил-натужился. Разговор в мулине завяжется. То да се, попросит еще в театр пригласить, чтобы поближе познакомиться. Вот кукиш ей! Не дождется!
Все-таки интересно, кто бы это мог быть? С кем я сегодня беседовал? Кого принимал? Молоденьких-то девушек, кажется, и не было. Я бы запомнил! Помнится, две старые грымзы с грибами приходили, и мужиков штук пять принял с инфекциями, передаваемыми половым путем. Да. Видать, сильно я постарел, если начал старушонкам нравиться. Дошел до ручки. Докатился. Подстричься, что ли? И точно постарел. В последнее время что-то бабушки одолевать стали.
Сначала одноклассницы встречу затеяли. «Мы, – говорят, – мальчишки, уже в ресторан аванс внесли. Никуда не денетесь. Не отвертитесь! Давайте вместе посидим». Видали? Уже ресторан оплатили! Никогда такого раньше не было. Не припомню. Посидеть они вместе захотели. Знаем мы ваши посиделки. Спохватились. Через 37 лет после окончания школы. Раньше раздавать надо было приглашения. А тут поближе к весне и однокурсницы зашевелились одновременно. Как будто договорились девчонки. «Тридцать лет, – кричат возбужденно, – грянуло с выпуска!» Поздно что-то загремело у них! На сегодняшний день я уже четырежды дедушка. Думаю, и у них не меньше. Раньше думать надо было. Этим местом. Головой то есть. Представляете, они, оказывается, вначале даже вариант с ночевкой обсуждали. Да! По-взрослому все так.