Страница 7 из 12
Некоторые дамы кинематографического Питера были убеждены, что как раз именно Григорий Никулин положил глаз на Люсю. «В киногруппе думали, что у них роман, – делилась своими воспоминаниями Людмила Шагалова. – Когда я узнала, что у Люси роман с Володей, я обалдела: «Что, она не могла себе найти кого-то поприличнее? Ну и видок у него! Настоящая шпана!»» (см. В. Желтов. Как Высоцкий был американским морпехом // Смена. 25 января 2005). Шагалова помнит свою первую встречу с юным Высоцким: «Как-то вечером мы собрались у него в номере. Что-то отмечали. Пили вино. Высоцкий не производил на меня никакого впечатления, вел себя как мальчишка… Чего нельзя было не отметить, так это его музыкальности. Володя пел какие-то песни, не свои, своих у него еще, по-моему, не было. Михаила Ножкина пел – «А на кладбище все спокойненько…». Но когда начинал петь, преображался. Однажды что-то запел на английском языке. Английский-то я немножко знаю, а тут ничего не разобрать, абракадабра какая-то! «Володь, признайся, это же не по-английски». Высоцкий рассмеялся: «Нет, конечно. Но правда ведь похоже?!» – «Очень»». Свое «знание языков» Высоцкий еще раз успешно использовал в дуэте с Шагаловой. В перерыве между съемками актеры полагалось обедать в ресторане в зале для для интуристов. Сунулись туда – не пускают! Владимир был в форме американского морячка, Шагалова в накидке из чернобурки. Они двинулись ко второму входу, при этом Володя что-то лопотал на своем «английском», а Людмила только поддакивала в ответ: «Йес!» Актеров усадили за столик, проявили максимум российского гостепримства. Высоцкий, увидев рядом иностранцев, завелся: «Я им сейчас спою!» И спел свою абракадабру под Армстронга, потом начал что-то им говорить. Те только извинялись: «Сорри!». Но Высоцкий был доволен: «Теперь они будут долго разбираться, что к чему!» (там же).
В те годы Людмила Александровна уже была заслуженной артисткой РСФСР, лауреатом Государственной премии. И ее, естественно, шокировал и даже оскорбил наивный вопрос Высоцкого: «А вы уже где-то снимались?» Это она-то! Едва сдерживаясь, Шагалова спокойно ответила: «Да, в «Молодой гвардии», например». «А я не видел эту картину. А кого вы там играли?» Для актрисы это была по меньше мере дикость. Ей казалось, что не было в стране человека, который бы не видел на экране ее Валерию Борц. А вот Высоцкий не видел, ну что тут поделаешь?
В киногруппе паре Высоцкий – Абрамова покровительствовали. Выдающийся питерский актер Ефим Копелян, сдружившийся на съемках «713-го…» с Высоцким, проводил молодую пару на спектакли в БДТ. И из-за кулис они любовались «Скованными одной цепью». Консультант фильма – летчик Спартак Гриневич – несколько раз брал их с собой, когда летал из Ленинграда в Москву, пряча влюбленную парочку в кабине экипажа.
А потом Толян Утевский нежданно-негаданно получил от друга телеграмму из Питера: «Срочно приезжай. Женюсь на самой красивой актрисе Советского Союза». Люся долго пребывала в неведении, откуда как снег на голову в Ленинграде объявился некто Утевский, которого Володя представлял ей как своего старшего брата.
Хотя далеко не все шло гладко, без сбоев. Особенно когда Люся отсутствовала в Ленинграде. Тогда в гостиничном номере собирались друзья-приятели – неутомимые Игорь Пушкарев, актер Театра имени Пушкина Саша Стрельников, которые снимались тут же, на «Ленфильме», в так и не состоявшемся фильме «Самый первый», и, естественно, Высоцкий. Болтали, пели, пили… Одна из таких посиделок особенно запомнилась Пушкареву – «день открытия ХХП съезда КПСС. Потому что накануне вечером я в милицию угодил…». Пушкареву нужно было задержаться на съемках. «Девочки, естественно, должны были подъехать». Словом, когда «самый первый» появился в номере, его ждала удручающая картина: «Сквозняк! Фрамуга открыта. На столе – принесенная из ресторана еда в железных тарелочках: сардельки, горошек, еще что-то. Водка. Володя сидит в кресле, глаз у него зеленый и стеклянный – он всегда становился таким, когда Володя сильно пьянел. Смотрит он этим стеклянным глазом на меня, не мигая. Я понял: спит! Сашка пытается забраться на кровать… Подхожу к столу, наливаю водяру в «станкам»… беру сардельку. Только начал пить – скрип двери…». В общем, в номере появились администраторша и дежурная по этажу в сопровождении милиционеров. Пушкарева взяли под локотки и препроводили в участок. Оказалось, что в ожидании приятеля и дам Высоцкий и Стрельников несколько перестарались со спиртным. И, разобидевшись на запаздывающих, стали швырять в окошко «лишние» тарелки. Бросали метко – как раз «на головы беспечных…» горожан. Когда все разъяснилось, Пушкарева отпустили восвояси, тот вернулся в гостиницу.
Бракосочетание. 1965 г.
Свидетели И. Кохановский и Е. Щербинская
Закончилось все прозаически: «Высоцкий и Стрельников как ни в чем не бывало сидят за столом, водку разливают по стаканам. Володя оборачивается: «…Твою мать, где ты ходишь?! Мы тебя два с половиной часа ждали! Где ты ходишь, б…?!» Рассказываю, как дело было, а они мне не верят! После этого случая администрация долго не селила киношников в гостинице…» (см. В. Желтов. Владимир Высоцкий – ошибки молодости // Смена. 23 января 1998). Были, были, были… Действительно, ошибки.
Сообщая Люсе о своих первых песенных успехах, Высоцкий пишет ей из Свердловска: «Еще хочу что-нибудь написать. Когда пишу, как будто разговариваю так. Я считаюсь очень крупный специалист-песенник, во всех областях этого жанра: блатной, обыкновенный и Окуджавы. Идут пачками, мешают мыслить, учатся, переписывают, перенимают… Платные уроки сделали бы меня миллионером. Я стал бы богаче Шагаловой…» (письмо В. Высоцкого Л. Абрамовой 04 марта 1962). Почему Владимир приводит в качестве примера Шагалову, понятно. Незадолго до уральских гастролей Театра миниатюр юные супруги побывали в гостях у, как теперь уже удостоверился Высоцкий, действительно заслуженной артистки РСФСР, и ее квартира показалась им верхом зажиточности и благополучия…
После затянувшихся съемок в Москву Люся и Владимир возвращались уже вместе. Люсина двоюродная сестра – литератор и киносценарист Елена Щербиновская – рассказывала, как она пришла к ней на Беговую, в двухкомнатную квартирку, в которой обреталось сразу три поколения Абрамовых: дедушка с бабушкой, сестра бабушки Аллочка, мама и, собственно, любимая дочь. Отец Владимир Аркадьевич, работавший главным редактором издательства «Химия», чаще жил у своей тяжелобольной матери.
У Люси был выгороженный уголок – нечто вроде своей «комнаты», в которой Елена и познакомилась с Высоцким. «Он держался очень просто, одет был бедно: старенький свитер, простенький пиджачок. Он играл на гитаре и пел «Вагончик тронется…». Пел здорово – мурашки по коже! Общаться с ним оказалось сразу очень легко, так, словно давно уже мы знакомы. Я поняла, что этот человек очень дорог моей сестре, и это с первой же встречи определило мое к нему отношение… Говорил простым, отнюдь не литературным языком, казался немного грубоватым, чем поначалу шокировал нашу «профессорскую» семью» (см. Студенческий меридиан. № 12. 1989).
Впрочем, Елена Владимировна совершенно напрасно иронизировала над своими родственниками. Дед их действительно был профессором, известным специалистом в области энтомологии, заведовал лабораторией по защите растений от вредителей в институте в Луговой. Одновременно он слыл большим знатоком и поклонником восточной культуры, самостоятельно переводил с фарси. Его жена, то бишь Люсина бабушка Евгения Евгеньевна Абрамова (кстати, единственная из всей семьи сразу и безоговорочно принявшая и понявшая Владимира) занималась переводом стихов Киплинга, наизусть читала внучкам запрещенного в ту пору Николая Гумилева…
Но в том, что приняли Высоцкого в семье Абрамовых, мягко говоря, прохладно, Щербиновская абсолютно права. Это подтверждает и сама Людмила Владимировна: «Может быть, у них было какое-то тщеславие: я – студентка, снимаюсь в главной роли! Может быть, они ждали чего-нибудь необыкновенного… Человек высокого роста, в шикарном костюме придет с цветами и сделает препозицию насчет их дорогого дитяти…».