Страница 49 из 53
В своем обращении к полиции Льюис Джонс сказал следующее: «Когда я и моя жена остались на выходные в его доме, Брайан был здоров и бодр. Последний раз, когда я говорил с ним по телефону, он был просто полон энергии».
«Стоунз» были как никогда далеки от всего произошедшего. Они записывались в студии “Olympic”, и свидетельства о том, как они впервые узнали о смерти Брайана, также сильно отличаются друг от друга. Будто бы шокированные известием, они кое-как продолжили работу в студии еще на несколько часов перед тем, как собрать экстренное заседание в своем офисе. Некоторые говорят, что Чарли даже заплакал. Да, это был обычный бизнес, — в тот же день они снимали свое выступление для шоу “Top of the Pops”. Необычайно трудно представить себе степень бездушной отстраненности, с которой все это осуществлялось. Многие были неприятно удивлены их решением дать в черные эти дни концерт в Гайд-парке.
Следующие два дня после смерти Брайана скорбели не только его семья, друзья и фаны, но и коллеги-музыканты. Когда наступило утро субботы 5 июля, нестерпимая жара все продолжалась. Около четверти миллиона человек собрались на концерт, призванный стать возвращением «Роллингов». Облаченная в бисер и браслеты, толпа зажигала ароматные палочки и приносила цветы. Около 400 фанов упали в обморок от полуденного солнца, в то время как остальные вняли совету ведущего Сэма Катлера снять рубашки и повязать их у себя на головах. Атмосфера была явно напряженной, когда под усиленной охраной прибыли «Стоунз» — их бронированный фургон с наводящим страх эскортом из фашиствующих молодчиков в немецких касках эпохи Второй Мировой медленно пробирался в отгороженное пространство.
В белом платьице с оборочками поверх брюк Джаггер проводил на сцену остальных четырех музыкантов и немедленно приказал публике замолчать. «Успокойтесь и послушайте, — скомандовал он. — Я хочу сказать кое-что в память о Брайане». Лишь только воцарилась тишина, он прочел два четверостишия из «Адонаиса» П.Б. Шелли, и тысячи белых бабочек были выпущены из картонных коробок в воздух, когда «Стоунз» заиграли свою первую песню. Их 75-минутное выступление было ужасным и вошло в историю как самый плохой концерт «Стоунз». Жара давала о себе знать, и электрооборудование и инструменты постоянно расстраивались. В этом концерте многих поразило отсутствие какого-либо уважения к покойному. Это был неверный шаг со стороны группы.
Все еще полный скорби, Алексис Корнер был, кажется, единственным, кто сохранял в ту тяжкую пору присутствие духа. Он был очень близок с Брайаном, и принять его смерть ему казалось просто невозможным. Он как-то сказал: «Что вы скажете, когда концерт превращается в похороны вашего друга? Я думаю, вы скажете, что это — хорошие похороны». Но пустота, созданная отсутствием Брайана, имела далеко идущие последствия. Многие уже сделали тогда свои выводы. Ноэль Реддинг, например, записал в своем дневнике: «Без Брайана Джонса нет «Роллинг Стоунз»!»
После смерти Брайана «Роллинги» окончательно «закостенели». По крайней мере, им для этого понадобилось еще около пяти лет. В более общих словах, смерть Брайана ознаменовала собой конец одной эры и начало другой. Некогда бунтарски настроенная общественность, которую олицетворял собой Брайан, по-новому посмотрела на жизнь. Это проявилось хотя бы в том, что после концерта в Гайд-парке даже самые яростные фанаты поразили власть имущих тем, что вместо того, чтобы носиться по городу и крушить все подряд, убрали 15 тонн мусора, существенно облегчив работу уборщиков, которые пришли в парк только на следующее утро. А на следующий день Джаггер еще раз показал свое неуважение к памяти Брайана, вылетев в Австралию на съемки своего фильма “Нед Келли”. Официально было объявлено, что он делает это вследствие контрактуальных обязательств.
В понедельник 7 июля в Ист-Гринстеде открылось формальное следствие по поводу смерти Брайана. Анна Волин, Джэнет Лоусон и Фрэнк Торогуд были призваны, чтобы дать каждый свою версию того, что в официальных бумагах фигурировало как «купание поздней ночью под влиянием спиртного, завершившееся смертью». Как только журналисты заполонили мрачное помещение муниципального суда, патологоанатом доктор Альберт Сакс продемонстрировал всем присутствующим результаты своих исследований, и в ходе слушания Брайана признали утонувшим под влиянием алкоголя и наркотиков. Вердикт следователя по делу Брайана, формально фигурировавшему как «артист с фермы Котчфорд, Хартфилд» был таков: «смерть в результате несчастного случая».
Похороны Брайана состоялись в четверг 10 июля в его родном городе Челтнеме. Хотя на них и присутствовало множество друзей, в том числе Алексис Корнер, Лес и Джэни Перрин, Джон Эпплби, Пэт Эндрюс со своим отцом, Сьюки Потье и Линда Лоуренс с Джулианом, из «Стоунз» пришли только двое: Билл Уаймен и Чарли Уоттс. Мик Джаггер находился в Австралии, а Кит Ричардс якобы работал в студии. Похороны были очень многолюдными. Билл вспоминал потом: «Когда мы ехали по Челтнему, все улицы были забиты людьми. Я никогда не видел ничего подобного. Это было похоже на коронацию или что-то в этом роде. Вся его семья и родственники были как сомнамбулы, и все плакали и скорбели. Вокруг были тысячи поклонников».
В 13.30 дня каноник Хью Эванс Хопкинс провел 20-минутную панихиду в церкви святой Марии, дирижируя хором местной церковной общины во время исполнения гимна «Мой Пастырь есмь Владыка любви». Он зачитал всем собравшимся библейскую притчу о Блудном сыне. Не особо воодушевленный скоплением в церкви большого количества молодых женщин в мини-юбках, он прочел надгробную речь, которая прозвучала так, как если бы он обвинял поп-музыкантов во всех болезнях, которыми западное общество страдает с самых времен Промышленной Революции: «Брайан был бунтарем, он мало внимания уделял авторитетам, обычаям, традициям… Это типично для столь многих представителей его поколения, которые видят в «Роллинг Стоунз» выражение особого отношения к жизни. То, что эта древняя церковь стоит здесь вот уже 900 лет, для них наверняка покажется сейчас неуместным фактом».
Кортеж из пяти катафалков, четыре из которых были нагружены цветами, и восьми лимузинов, проехал полтора километра до Прайори-роуд, где сотни фанов в слезах окружили кладбище, чтобы хоть одним краешком глаза увидеть закрытый бронзовый гроб, увитый венками. Когда тело Брайана проходило в ворота кладбища, констебль на вахте отдал салют, и Чарли Уоттс зашелся в рыданиях в одной из машин, ехавших сзади. Спустя час после похорон преданные фаны собрались и сели по-турецки у неубранной могилы, забывшись в медитативных молитвах о своем мертвом идоле, не желая отпускать его от себя навсегда.
После похорон Линду Лоуренс пригласили домой к Джонсам, и миссис Джонс крепко обняла Джулиана. Линда оставила на могиле Брайана это японское стихотворение — хокку — в венке из незабудок:
«Теперь вслед за фейерверком
приходит мое одиночество —
Смотри! Падающая звезда!»
***
Но даже после смерти Брайан продолжал страдать за свои грехи. Ректор челтнемского кладбища св. Филипа и св. Якова вначале отказался хоронить Брайана из-за слухов о том, что, возможно, тот покончил с собой. Льюис и Луиза Джонс с вполне понятной робостью умоляли его и каноника Хопкинса разрешить похоронить их сына по-христиански у стен приходской церкви. Видимо, кое-кто считал, что Брайану не уготовано спасение на небесах.
Неприятные события продолжались. В церкви среди прочих были некоторые рабочие с фермы Котчфорд. После смерти Брайана им нечего было делать в доме, но они возвратились туда из Челтнема поздно вечером, чтобы обыскать дом — кто позволил им это сделать, до сих пор неясно. Они вели себя с позорнейшим неуважением и грубостью. Позднее приехали грузовики и, как успел увидеть некто, пожелавший во имя собственной безопасности остаться неизвестным, все вещи из дома, в том числе содержимое музыкальной комнаты Брайана (за исключением, быть может, одного-двух его драгоценных музыкальных инструментов), были методично погружены в них и увезены. Чуть позже в саду был разожжен костер. Садовник Мик Мартин даже был вынужден отдать маленькую Библию, которую ему подарил Брайан, чтобы она тоже была сожжена. Эти люди сжигали все вещи Брайана — его одежду, рубашки и все, что было. Они расчистили весь дом.