Страница 47 из 53
В 1969 году в Британии воцарилась очень жаркая погода, и к Брайану вернулся его старый недуг. В окружении гектаров полей и цветов он снова начал страдать от приступов астмы — и порой очень сильных. Это заболевание, кажется, почти отступило от него в прошлые годы, но теперь, почти как в детстве, ему было так трудно дышать, что он едва мог говорить. Но он не ударился в панику. У него были свои ингаляторы — по одному в каждой комнате, а также еще один, который он все время носил с собой.
Впрочем, недуг не позволил ему отказаться от мысли организовать у себя дома музыкальную комнату, в которой бы он воплотил свои творческие идеи на практике. Брайан превратил свою гостевую в «звуковую». Роскошно облицованная деревом, с французскими окнами, выходящими на сверкающий бассейн, она скрывала в своих недрах большой и красивый камин, в котором горели и уютно потрескивали большие поленья, разносящие запах дерева по всему дому. Установив магнитофоны и достав из чулана многочисленные дорогие инструменты, он был готов творить. Брайан выработал некий режим — обычно он спал до полудня, а потом трудился в студии вечером, время от времени отлучаясь на природу, весь в мыслях о своей музыке. По вечерам у него обычно бывали гости — к тому времени его прислуга уже заканчивала свой рабочий день.
Все, кто знал начальника рабочей бригады в Котчфорде Фрэнка Торогуда, считали его весьма неприятной личностью, и почему Брайан все-таки нанял его, до сих пор остается неясным. Зачем Брайан позволил им остаться здесь и продолжать свои, с позволения сказать, «работы», которые они делали якобы по контракту — загадка. Рабочие явно считали Брайана человеком, из которого можно и нужно выкачивать деньги. Причиной подобной мягкости Брайана могло быть то, что даже если он и понимал, как его надувают, временами это давало ему — впрочем, чисто теоретически — некое чувство уюта от ощущения активной деятельности вокруг него. Теперь он был не тем человеком, который любил полное одиночество.
Брайан, видимо, втайне боялся и ненавидел своих рабочих. Они же, в свою очередь, могли ненавидеть, но не бояться его. Причин этому могло быть множество — но главное, наверняка, то, что они принадлежали к разным классовым сословиям, исподволь враждующим друг с другом: люмпен-пролетариат, не желающий трудиться, а только получать деньги на выпивку — с одной стороны, и утонченный интеллигент-декадент с круглым счетом в банке и слабым характером — с другой. Это было настоящим противостоянием. Неважно, сколько раз и кому бы Брайан не жаловался на своих работников — он не хотел или не мог уволить их. Брайан даже позволил Фрэнку Торогуду жить в квартире над гаражом у подъездной аллеи к дому, так как тот заявил ему, что так ему будет сподручнее наблюдать за ходом работ — обещанию о начале которых Брайан уже не радовался.
Внешне Брайан был в добром здравии. Он вырос и окреп как в физическом, так и в духовном плане, но по-прежнему нуждался в отдыхе, и это было единственным, что он мог позволить себе на тот момент — и тем очевиднее было, что Брайан медленно, но верно выздоравливает. Хотя он и прибавил в весе, но старался похудеть, и у него это неплохо получалось. Время лечило его — и вино, кажется, тоже. Брайан начал по-новому, более спокойно глядеть на жизнь. Он даже попросил своего садовника разрешения придти к нему домой на час изучения Библии, который тот проводил со своими детьми. Брайан сказал Мику Мартину: «Я бы хотел прийти однажды в воскресенье к вам, Мик, чтобы поговорить с вашими детьми и рассказать им о том, как я заработал все деньги, что хотел заработать, как я смог ездить куда угодно и делать что угодно, но какой, в сущности, прогнившей была моя жизнь вплоть до самого последнего времени… Я знаю, что для них мой мир кажется миром, полным одних удовольствий, но они должны знать, на что он был похож на самом деле».
Брайан хотел вернуться к музыке, которая увлекла его в самом начале — к блюзу. Его всеобъемлющим желанием было собрать группу и играть музыку с элементами традиционного джаза, ритм-энд-блюза, госпела и марокканской музыки. Брайан хотел сотворить нечто абсолютно отличное от «Роллинг Стоунз». На третью или четвертую неделю, когда он и Алексис Корнер начали серьезно готовиться к возвращению Брайана к творчеству, последний ощутимо успокоился. Кажется, он начал более походить на старого Брайана, исполненный радостью и энтузиазмом по поводу нового саунда, работу над которым ему хотелось начать. Брайану очень нравился сингл “Proud Mary” американской группы “Creedence Clearwater Revival”, и он решил сочинить нечто подобное. Однако Алексису совершенно не улыбалось играть старые вещи Мадди Уотерса и Элмора Джеймса, поэтому он про себя немедленно исключил любую возможность создания совместной с Брайаном группы. В итоге они решили, что Корнер поможет ему найти подходящих музыкантов и станет музыкальным руководителем его коллектива.
Брайан начал много работать. К нему приходили Джон Мэйолл, Мики Уоллер, Митч Митчелл — они все играли с ним. Как-то Брайан сказал Алексису: «Я хочу встать и прибить их к каблуку, прибить их к каблуку». Конечно же, он имел в виду «Роллингов». Но вскоре он начал задумываться и о наличности. Финансовая поддержка от Кляйна запаздывала. Однако в конце июня ему позвонили с известием о том, что скоро ему привезут деньги. В один из своих регулярных визитов Алексис взял с собой свою дочь Сафо — певицу, и Питера Торапа, лидер-вокалиста его новой группы “New Church”. Брайан был настроен снова отправиться на гастроли. Он выразил желание помочь Сафо спродюсировать ее пластинку, потому что ему очень понравилось, как она поет. Брайан также позвонил Клео Сильвестр — молодой лондончанке, которая познакомилась со «Стоунз» еще в 1962-м, когда была школьницей. Тогда Клео едва не стала «Роллингом»: Джаггер попросил ее найти двух других чернокожих девушек-певиц, так как хотел, чтобы у группы был девичий хор, но у них так ничего и не вышло. Теперь же Брайан спросил ее, сможет ли она спеть на его первой пластинке, когда он соберет свою новую группу. Клео поначалу отнекивалась, но затем дала свое согласие на запись.
Группа Алексиса “New Church” собиралась в турне по Германии. Брайан хотел присоединиться к ней на время гастролей. Но Корнер сказал ему категорическое «нет», потому что не захотел взять на себя ответственность присматривать за Брайаном во время гастролей, зная, что он там из себя представлял. Особенно в Германии — где долгое время были Брайан Джонс и «Роллинг Стоунз», а не Мик Джаггер и «Роллинг Стоунз». Брайан был невероятно популярен в этой стране, и Алексис был несколько испуган этим.
В это душное и жаркое лето в перерывах между приступами кашля, Брайан скрывался в прохладной музыкальной комнате. У него была на это и еще одна очень веская причина: в преддверии визита к нему Леса и Джэни Перрин с их дочерью Стефанией на ближайший уикэнд, Брайан решил избавить Котчфорд ото всех праздных работников. Брайан был очень обрадован перспективой стать гостеприимным хозяином для Перринов.
Однако у него был и еще больший повод радоваться. Он был переполнен энергией в предвкушении студийной работы. Наконец-то эта работа выкристаллизовалась в пробную пластинку. По слухам, Брайан записал демо-сингл и намеревался отослать его в прессу. Осознавая свой недюжинный потенциал и полный самых радостных ожиданий, Брайан позвонил своему отцу, чтобы рассказать ему обо всем этом. Пройдя самый жесткий и самый критичный самоконтроль, сингл Брайана был готов к выходу в самом начале июля 1969 года.
Глава 11
До и после смерти
Вторник 1 июля был еще одним жарким летним днем, а для Брайана — еще одной причиной радоваться жизни. Он организовал два прослушивания для музыкантов своей новой группы — на этот раз с Карлом Палмером и Винсом Крейном из “Atomic Rooster”, которые должны были приехать в Котчфорд в четверг. А на выходные у Брайана в гостях обещались быть Перрины. Также Питер Суэльс, ассистент «Роллингов», пообещал, что пришлет к Брайану своего знакомого по имени Кевин Уэстлейк для того, чтобы тот помог ему сочинять песни (к сожалению, по каким-то неизвестным причинам машина за Кевином тогда так и не пришла).