Страница 10 из 53
Чтобы как-то смягчить отчаяние от жизни в этом сыром доме с крысами, отваливающимися обоями и паутиной на закопченных окнах, Брайан начинал валять дурака, соревнуясь с Китом в том, кто скорчит более страшную рожу. Они рисовали безумные рисунки на стенах и вяло оборонялись от поганок, которые росли по углам. Однако Брайан продолжал хранить у себя маленький узелок с деньгами, которые он получал за организованные им концерты в залах на окраинах Лондона. Это были в основном воскресные танцы в церковных холлах, где их плата составляла не больше пары фунтов, которые Брайан неизменно получал в свои руки и потом делил между остальными пятью ребятами. Иногда он откладывал немного сверх положенной каждому суммы для себя, как их менеджер и агент, о чем остальные не знали.
В борьбе с проблемами решимость Брайана только усиливалась. Несмотря на их удачные выступления в “Marquee”, они по-прежнему считали, что страдают от гнета установившейся музыкальной клики, и Брайан забрасывал “Jazz News” письмами, жалуясь на псевдоинтеллектуальный снобизм тогдашнего музыкального мира. Он писал: «Должно быть очевидно, что рок-н-ролл имеет гораздо большую общность с ритм-энд-блюзом, чем последний — с джазом, и что, таким образом, рок-н-ролл — это прямая деградация ритм-энд-блюза, в то время как джаз — это совершенно иная негритянская музыка, интеллектуально более сложная, но менее эмоциональная». В это время дома он упражнялся в игре на гитаре интенсивнее, чем когда-либо, горя нетерпением понять, как создаются ритмы Бо Диддли. Брайан желал перенять саунд Диддли, одновременно стремясь не звучать как бездушный имитатор. Он бесконечно занимался с Китом, подбодряя его, когда тот ленился, на ударную работу. В результате они действительно крепко сыгрались — и не только на гитарах. Играя вместе до тех пор, пока их пальцы не начинали отваливаться, они быстро достигли необычной и мощной инновации на двух гитарах. Часто Брайан так уставал, что просто буквально валился с ног и засыпал со своей гитарой. Однако именно тогда он выучился превосходно играть на блюзовом «харпе», чем немедленно поразил и Мика, и Кита — и чем поразит в недалеком будущем миллионы слушателей во всем мире. Слушая пластинки Джимми Рида и общаясь с Сирилом Дэвисом, Брайан имитировал «ленивый» стиль Рида и практиковал технику Дэвиса по «оттягиванию» и «уплощению» звука. Брайан посещал Сирила на дому, и тогда они вдвоем начинали играть на своих «харпах».
Однажды к «Роллингам» в их репетиционную комнатку постучался неизвестный. Он отрекомендовался им как Кит Норрис, представитель артистического агентства “Cockfosters”. Не медля ни минуты, он выпалил: «Вы сможете хорошо заработать на вашей кантри-энд-вестерновой музыке. Давайте подпишем контракт!» Брайан в эту минуту изменился было в лице, но Норрис продолжал: «Да, я достану вам костюмы, и вы сможете играть на американских базах, понимаете? Вот вам моя визитка». Едва за ним захлопнулась дверь, ребята просто попадали со смеху. С тех пор тогда, когда «Роллинги» теряли присутствие духа, Брайан напускал на себя важный вид и говорил деланным басом: «Я — Кит Норрис, представитель артистического агентства “Cockfosters”...» Этот случай стал отныне в рядах группы ходячим анекдотом.
В октябре Брайан заказал для группы сеанс в крошечной лондонской студии, принадлежавшей джазовому музыканту Керли Клейтону. После записи, вооруженный ацетатом — металлическим диском с лаковым покрытием — он обошел с ним все крупные музыкальные компании, показав его, помимо прочих, представителю “EMI” Невиллу Скримширу, но все они в итоге отвергли его. На некоторое время Брайан впал в депрессию. Конечно же, он расстроился, но по-прежнему был полон желания действовать. В те дни группа бедствовала, и Брайан в прямом смысле слова обменял ацетат на рубашку с плеча одного из своих знакомых.
Иногда «Роллинги» играли в пригородных клубах Лондона. Ричард Хэтрелл, ставший роуд-менеджером группы, вычерчивал маршруты между станциями метро. Группа порой больше тратила на дорогу, чем получала за свою игру. Из-за суровой погоды большинство выступлений отменялись, а те, которые случались, игрались перед ужасно малым количеством народа, что заставляло менеджеров с неохотой расставаться с гонорарами для «Роллингов». Они ездили на концерты на автобусах, неся с собой весь свой скарб и хитро избегая платы за проезд, в то время как Брайан бесстыдно заговаривал зубы кондукторшам. Пассажиры глазели с вящим изумлением на все их оборудование.
Наступил декабрь, и у Брайана начались серьезные проблемы с составом группы. По-прежнему испытывая дефицит в ударниках, группа теперь лишилась Дика, которого Брайан считал очень хорошим басистом. Дик решил уйти и хотел поступить в Королевский колледж искусств. (По злой иронии судьбы, в колледж Дика так и не приняли.) А Брайан снова поместил объявление — на этот раз в “Melody Maker” — о том, что ищет басиста-энтузиаста в сложившуюся ритм-энд-блюзовую группу. На него откликнулся Билл Уаймен. Несмотря на то, что на прослушивании ни одна из сторон не была впечатлена друг другом, он таки заменил Тейлора. «Я им не нравился, — вспоминал потом Билл. — Им нравился мой усилитель».
Проблема с ударником в “Rollin’ Stones” по-прежнему так и не была решена. Иногда барабанил Тони Чэпмен, иногда — Карло Литтл, но это не было подходящим вариантом. Однажды ночью в Илинге Брайан заметил, как Джинджер Бейкер пришел как раз в то время, когда они играли свой последний номер. После этого он подошел к нему и спросил, что он думает об их группе. Джинджер ответил Брайану, что им нужен ударник — так как их нынешний был просто ужасен. Он посоветовал им взять Чарли Уоттса. Несмотря на свою преданность джазу и несколько отрешенный вид за установкой, Чарли играл всегда на хорошем уровне, но уговорить его представлялось непростой задачей. Уоттс попросил у Брайана время подумать, пока он не посоветуется с Алексисом о том, стоит ли ему присоединяться к этой сомнительной компании, которая испытывала перед ним нечто вроде благоговейного трепета. В конце концов он стал одним из «Роллингов».
Как только новый состав Брайана был сформирован, на арену действий вступил агент — один из многих, которые ходили по клубам в поисках талантов. Его звали Джон Мэнсфилд. Совладелец клуба “Ricky Tick” в Виндзоре, Джон обычно приглашал к себе джаз-бэнды, но он слышал так много хорошего об Алексисе, что решил сам сходить в Илинг, дабы увидеть все своими глазами. Он был так впечатлен “Blues Incorporated”, что пригласил их выступить во вторую пятницу декабря.
Джон от кого-то уже слышал о “Rollin’ Stones” и, следуя совету Алексиса, позвонил Стю в “ICI”. То, что Стю был единственным из них, кто имел доступ к телефону, означало, что он стал главным контактером для выступлений. Они получили 12 фунтов, то есть по 2 фунта на каждого и их концерт прошел настоящим штормом, как это уже сделал Алексис за неделю до этого. В ту же секунду, как они «зарядили» свою музыку, все поняли, что в них что-то есть.
Брайан в ту ночь так и не поговорил с Джоном. Мэнсфилд нашел его сам с целью пригласить их на следующую неделю. Но «Роллинги» уже выступали в другом месте, и вместо них сыграли “Paramounts”, позднее ставшие известными как “Procol Harum”. Однако Джон не позволил “Rollin’ Stones” ускользнуть прямо из его рук, и приглашал их в клуб каждую вторую неделю, заставив музыкальную жизнь Виндзора заиграть невиданными доселе красками.
Клуб “Ricky Tick” находился в большом старом 55-комнатном доме, которым когда-то владел бриллиантовый миллионер Оппенгеймер. После того, как это здание сменило многих хозяев, оно окончательно пришло в ветхость. Джон, предвидев удобную возможность, снял его за плату в 16 фунтов в неделю и переоборудовал в нем небольшую площадь под клуб. Одна большая комната с освинцованными окнами и огромным кованым камином стала кофе-баром, а группы играли в комнате для танцев. Декор там был весьма изобретательным. Стены покрывали рулоны черной бумаги; картонные коробки и части кузовов старых «Фольксвагенов» были обернуты войлоком и заменяли скамейки, а люстрами служили упаковки от мороженого “Walls” с отрезанными крышками и цветными лампочками. Последним штрихом были рыболовные сети, поднимавшиеся от пола до потолка.