Страница 5 из 6
Во время ужина Боткин предложил Шаляпину место за столом напротив медсестры. Слева от Шаляпина он поставил на стол зеркало, а справа - бюст Вольтера, работы скульптора Родена. Лечение состояло в том, что Боткин заставлял Шаляпина непрерывно есть, в течение всей ночи.
У Шаляпина от боли катились слезы, но напротив сидела ослепительно красивая женщина, справа смеялся Мефистофель-Вольтер, а слева в зеркале
Шаляпин постоянно вынужден был корректировать свою ужасную мимику. Всю ночь продолжался этот удивительный ужин. На рассвете доктор Боткин,
осмотрев Шаляпина, объявил ему, что необходимость в операции отпала, и доктор вполне уверен в том, что голос у Шаляпина не пострадал и Шаляпин будет петь.
- Зачем ты это расказала?!..
Однажды зимой поздно вечером я встретил Лизу на остановке. Автобуса не было минут сорок, и маршрутки тоже уже не ходили. Лизу я заметил сразу, но я стоял с одним больным, мы разговаривали, и я не мог его оставить. Лиза, увидев меня, все время оглядывалась, но подойти не решалась. Она никогда не подходила ко мне на улице. Когда появились сразу два автобуса, публика заволновалась, и в общей суматохе я увидел, что Лиза впервые сама шла ко мне. Я сразу оставил парня, и тоже пошел навстречу, но меня кто-то перехватил по дороге, и я на ходу отвечал, боясь, что Лиза исчезнет.
Автобусы оба уже заполнились и на остановке никого не оставалось, кроме меня и Лизы. Она в растерянности, несколько раз оглянулась вокруг и, наконец, подошла ко мне - я еще не успел отвязаться от прохожего, когда она спросила:
- Скажите, Вы не знаете, будет ли еще автобус?
Я отвечал, что обычно в это время их не бывает. Но Лиза вдруг спросила:
- Вам холодно?! Вы замерзли!?
Мое биополе видимо пострадало и Лиза это заметила.
- Нет, я не замерз, - ответил я и что-то стал ей объяснять про того парня, с которым только, что стоял и зачем-то сказал о том, что у
него рак, и что мне жаль его.
Лиза растерянно слушала и все порывалась подойти к автобусу, потом неожиданно сказала, что она запуталась с темнотой, и, что может
быть теперь ей лучше поехать автобусом до базара, а там идти пешком. И я вдруг опомнился :
- Лиза, сейчас уедим на такси!
Автобус еще не отошел, когда я поймал такси. Такси остановилось, я открыл первую дверцу, а Лиза осталась стоять на тротуаре. Я плохо соображал, потом догадался посадить Лизу и сел сам. Я боялся, что она опять исчезнет, хотя она уже была в такси.
Лиза молчала. По дороге я болтал о том, что нельзя в такое время ходить одной, что вечером ходить опасно, и что могут поймать. Лиза
ответила, что она убежит. Она спросила, где я живу, и теперь она знает, что мой дом выходит своим торцом в ее двор. Я ликовал, а Лиза
вдруг сказала, что к ней пристают по вечерам одни малолетки.
Водитель смотрел на нас странно и все допытывался: где? ему лучше остановиться, если Лиза и я назвали сначала одну и ту же оста-
новку, а потом я собрался ехать дальше. Было теперь неясно: поедим ли мы вместе, и вместе ли выходим, если я живу на той же остановке?
Я не отвечал водителю, и Лиза молчала. Если бы я только мог, я бы сказал ему, что я самый счастливый человек, хоть я и выхожу не на той
остановке! Лиза назвала причину - ту же самую, что и в эпиграмме! "Она запуталась с темнотой"! И ничего другого, даже, если бы хотела, не
могла придумать потому, что она всегда говорила мне правду!
Лиза пришла на прием через день с огромным букетом полевых цветов, она их завернула в фотобумагу, чтобы не повредить лепестки. Это были альпийские дикие цветы - фиолетово-лиловые "гладиолусы", похожие на орхидеи. Я очень плохо разбираюсь в цветах. Она собирала их сама на станции утром. Наверное ранним утром там было много других цветов, но она из всех выбирала только эти, и можно не быть психологом, чтобы угадать ее состояние в то утро.
Она появилась в час дня, я встретил ее у дверей кабинета, когда вернулся после обеденного перерыва. Прием у меня начинался с трех. Я никак не мог отыскать ключ и решил, что я его где-то оставил. Лиза стояла рядом.Потом я нашел ключ и молча пригласил Лизу в кабинет. За все время мы не сказали друг другу ни слова.
- Это Вашим больным, пусть они поскорее поправятся.- Она положила цветы
на кушетку у стола медсестры. Лиза сначала хотела положить их на ее пустой стол, но почему-то раздумала. Она всегда четко ориентировалась в ситуации, и ей показалось неудобным, если когда кто-нибудь войдет и увидит, что цветы еще не успели поставить в воду. Поэтому положила их рядом с собой.
В кабинет без стука вошла медсестра из отдела статистики, родственница моей жены, и я запаниковал. Я тотчас поднялся из-за стола ей
навстречу. Она молча протянула мне какие-то бумаги, я их взял, не глядя, и положил на свой стол. Невольно я повернулся к ней спиной, загораживая Лизу. Я торопливо выхватил из настольного набора листок с направлением:
- Как фамилия? - обратился я к Лизе. Лиза подняла голову, посмотрела на меня спокойно - до нее не дошел смысл вопроса.
- Перова? - я тут же сам вспомнил фамилию, а Лиза не успела ее назвать.
- Извините, две минуты. Вам надо будет повторить анализы и тогда все решим. Подождите.
И Лиза опять не успела ответить, как я уже подписал бумаги, вернул их медсестре, и та сразу вышла. Я чувствовал, что я выгляжу деревенским идиотом! Если бы меня сейчас спросили: отчего я так испугался? - я бы не смог вразумительно ответить, и кого я спасал? - неизвестно. Вышло так, что после вчерашнего вечера, я опять спасал себя, и я неуверенно улыбался, боясь, что Лиза расплачется.
- Простите, доктор, вышла накладка. Мне так плохо было вчера, что я подумала: зачем мучиться? Я хотела умереть, и, когда Это решила, просила Небо, если Оно будет против, остановить и подать какой-нибудь знак. Для этого мне пришлось выйти из дома - я ничего другого не смогла придумать, как только поехать на станцию, чтобы собрать там свои бумаги. Из всех знаков я просила Единственный - позволить мне увидеть Вас, и Небо сжалилось утром. Мне повезло, но я боюсь, что в следующий раз, когда опять захочу испытать Небо, то Небо отвернется от меня. Но это не та цена, которая бы меня не устраивала, наоборот, я соглашусь с радостью, хоть у меня больше ничего не осталось, кроме этой рулетки. И я знаю, что обязательно вновь захочу испытать Небо. Самое печальное, что Это Было Против Вашей Воли, и что гордость не позволит мне когда-нибудь изменить условия договора. Простите меня, ради Бога! Потом я все равно поехала на станцию и эти цветы с моей могилы, потому что я раздумала. Простите меня, доктор. Я весь год стою перед Вами на коленях и изображаю независимость. Это так печально. Теперь у меня не осталось даже рулетки, поэтому я говорю.
Лиза повернулась и пошла к двери. Я обалдело смотрел ей вслед, я не мог встать и закричать от боли. В дверях она оглянулась.
- Лиза, живи! - я успел ей сказать до того, как она закрыла дверь.
Моя самая человечная на Земле профессия повредила мне самому.
Я сидел и смотрел на цветы, собранные Лизой. Глубокий фиолетовый цвет альпийских гладиолусов- цвет магии и чуда, самый таинственный, мистичный, и пьянящий разум. Загадочный образ в виде восьмерки с волнистыми, как лепестки орхидей, краями горел в моем воображении, подавляя психику и повергая душу в меланхолию и жертвенность. "ЭТО Было Против Вашей Воли" - из сумрачности внутреннего мира, из тумана, из подсознания слова оказывали гипнотическое воздействие. Я знал, что теперь остался один, но в ту минуту я не сознавал, что сам