Лис. Сказания Приграничья

Оставалось только смотреть, как Сеттерик заносит меч над увлеченно пинающим надзирателя Кэттоном. Друг, похоже, впал в истерику. Зажиточный крестьянин, превратившийся в раба, вымещал всю боль, полученную от Ольстерров, на надзирателе.

Я понимал Кэттона. Тот мстил за свой дом. За дочь и жену, которые стали не больше, чем служанками и податливым мясом для солдат Ольстерров. Мстил за себя, ослабшего, беспомощного. Мстил за свою слабость и за понимание, что не смог защитить семью.

Я старался добежать до Сеттерика. Оттолкнуть его от товарища. Но потерялся. Тоже не справился. Меня свалили стражники. Сразу двое, они взяли меня в «клешни», налетели одновременно, повалили на землю. Я не сопротивлялся, смотрел на готового умереть друга.

Клинок Сеттерика опустил на защищенную лишь засаленной тряпкой спину Кэттону. Лезвие прорезало кожу, прорубило мясо и ударило в позвоночник. Я оценил силу главного Ольстерра. Мало кто сможет мечом разрубить человека надвое. Кэттон замер с занесенной для удара ногой, вскрикнул. Разваливаясь на две части выше пояса, его тело рухнуло на землю, щедро обливая все вокруг брызнувшей темной кровью.

Сеттерик выдернул застрявший в пояснице Кэттона меч. Тот вышел с хрустом, разрубая оставшимися неповрежденными позвонки. На лице Ольстерра читалось удовлетворение, губы разошлись в улыбке. Сеттерик осторожно вытер перчаткой со стальными вставками окровавленное лицо, развернулся, двинулся навстречу. Меч остался в руке, ножны бесполезно висели на боку.

— Соберите рабов! — рявкнул Сеттерик. Один из офицеров, прибежавших на зов господина, достал из-за спины горн, выдал с помощью него долгий протяжный рев.

Стражники, прижимавшие меня к земле, ослабили хватку. Я не пытался вырваться. Смысл? Сапог одного из надзирателей врезался в бок. Я дернулся, сжал зубы, стараясь не вскрикнуть. Оперся кулаком о землю, согнул колено. Покачиваясь, встал, стараясь не смотреть на то, что осталось от товарища.

В моем мире было много жестокости, но вся она была далеко. Когда все происходит рядом, сложно ощущать отстраненность и соблюдать спокойствие. Война. Война никогда не меняется.

Вокруг столпились согнанные надсмотрщиками рабы. Человек пятьдесят, не больше. Остальные остались лежать, погибшие под обстрелом кочевников, убитые огнем. Или мечом стражника, которому они мешали пройти?

Сеттерик взобрался на скамью, чудом оставшуюся целой после огненного дождя. Осмотрел дрожащих под моросящим дождем людей. Не мужчин, скорее скот, который согнали на заклание. Рабы молча, исподлобья смотрели на предводителя Ольстерров. Я читал на их лицах даже не страх, а скорее тупую покорность. Рабы не боялись, они просто ждали, что дальше подкинет отвернувшаяся судьба.

— А тебе что, особое приглашение надо? — рявкнул надзиратель и пнул меня в спину. Я не успел среагировать, только напряг мышцы, стараясь погасить инерцию удара. Отлетел в кучу рабов. Сильные руки поймали меня, не дали упасть. Я, опустив голову, не поблагодарив, повернулся к Ольстерру.

— Каждый из вас провинился перед нашим графством! — начал вещать Сеттерик. Словно настоящий рыцарь, он гордо стоял на скамье, которой мешали качаться два стражника. Уверенный голос привыкшего брать, а не просить воина распространялся по деревне.

Где-то неподалеку догорал арсенал. Воины перегруппировывались, ожидая, когда в деревню ворвутся кочевники. На стенах не переставая трудились лучники, засеивая поле на подходе к Маринэ стрелами. Бой шел вяло, кочевники затихли. Словно готовясь к решающему удару.

— Кто-то украл. Кто-то поднял руку на господина. Кто-то не смог отдать дань! Дань за защиту! — говорил Сеттерик. С каждым словом голос Ольстерра креп. Рабы, до этого разглядывающие землю под ногами, поднимали взгляд. Чувствуя внимания, Сеттерик продолжал. — Но сейчас у вас есть шанс. Есть шанс стать в один строй и защитить себя. Вы можете сражаться! Вы должны сражаться! В темное время всем стоит объединиться! Вы видели, что кочевники, эти дикари, смогли найти магию! Скверну, которая запрещена у нас в Приграничье. Скверну, которую нужно побороть! Я дарую прощение каждому, кто найдет силы взять в руки меч и начнет бороться против скверны! В арсенале осталось оружие! Забирайте! Сражайтесь! Мы должны встать плечом к плечу против общего врага! Забыть все споры, все долги! Мы победим — и каждый из вас заберет ту добычу, которую заслужил. Я обещаю, что те, кто встанет в строй, не уйдут обиженными!

Сеттерик замолчал. Медленно поднял меч. Уверенный в своей правоте, поднял его над головой. Рабы взревели. Разом превращаясь из поникших, утративших достоинство людей в готовых сражаться мужчин, разбежались по деревне, выискивая оружие. Кто-то ринулся к догорающему шатру арсенала, кто-то решил обобрать погибших от огня стражников. И только несколько человек, включая меня, остались на месте, недоверчиво поглядывая на Ольстерра.

Я оглядел деревню. Да, много солдат унес магический залп кочевников. Из сотни воинов на ногах осталась хорошо если половина. Еще пара десятков спешно латали раны около входа в шахты, готовясь к бою.

— Я обещаю даровать каждому прощение! Ольстерр всегда держит свое слово, — закончил Сеттерик. Пора. Я повернулся и бросился прочь, повторяя за товарищами по несчастью слова присяги: «Служу графу Ольстерру».

Около горы трупов, где был убит Кэттон, суетились три раба. Двое пытались вытащить погребенные под телами мечи, третий, уже обзаведясь оружием, с энтузиазмом снимал с убитого стражника перчатки. Воспрянувшие духом, они не понимали, что подарили им не право на индульгенцию, а право на смерть.

Наполовину отрубленная рука стражника захрустела, когда раб попытался стащить с нее стальной налокотник. Кожа, державшая разрубленные кости вместе, порвалась, и в руках мародера осталась кровоточащая конечность. Меня замутило. Приветливый мир средневековья, так романтично описанный в книгах моего времени, оказался больше похожим на кровавую сказку.

Я стоял посередине деревни, сжимая в руках меч. Неотрывно смотрел за Ольстерром, который присоединился к самой большой группе солдат перед воротами, готовясь отразить атаку ворвавшихся кочевников.

Напасть сейчас или дождаться горячки боя? Нет, второй вариант. Сейчас слишком много солдат вокруг, да и если бы не было их — не справлюсь я с ним один на один на мечах. Слишком мало опыта. Сенсей давал уроки кендо, но лишь поверхностно. В нашем клубе боевых искусств мы больше ориентировались на сражения голыми руками. Кто же знал, что бой мечами пригодится.

В холодном разуме мелькнула мысль — слишком спокоен. Я на секунду закрыл глаза, вдохнул аромат смеси гари и крови. Опустошенность. Казалось, шкура превратилась в стальной кожух, а чувства набросили доспех, испугавшись взрыва. Месть и злость овладели мной. На самом деле это не спокойствие, а ледяной пожар.

Я смотрел на Ольстерра, сжимая побелевшими от напряжения пальцами рукоять меча. После нескольких дней махания киркой оружие казалось легким, почти невесомым. Воина отличает не сомнение, а решительность. Принял решение — действуй, не раздумывая — вот еще один принцип боевого искусства. Я перехватил меч левой рукой, покачал его на весу, чувствуя, как балансирует клинок. Ольстерр рубится правой, значит, будем действовать левой.

Я переступил с ноги на ногу, открыл глаза. Вокруг меня столпились рабы, готовые ринутся в ворота. Впереди, чуть сбоку, по правому флангу, маячил затылок Сеттерика. Наблюдать за ним мешала картина, постоянно мелькавшая перед глазами. Разрубаемый пополам товарищ, рассказавший так много про мир, в который я попал. Но забывший упомянуть ключевое — жестокость здесь норма. Так же как и смерть.

Послышался гулкий удар, ворота заскрипели, деревянная стена зашаталась. Несколько лучников не удержали равновесие, рухнули на землю. Оставшиеся были подбиты пушенными снаружи огненными шариками — с кулак величиной не больше. Похоже, последние магические запасы кочевников.

Второй удар. Скрип стал громче, к нему прибавился хруст гнущихся деревяшек.