Страница 39 из 47
Эти идеи были далеки от буддизма Тхеравады, распространенного в Индии и южной части Азии, в фокусе которого находилась индивидуальность. Вместо простого почитания тех, кто выбирал для себя отшельничество, буддизм Махаяны прославлял тех верующих, которые, приобретя больший опыт и поднявшись выше, трудились на благо менее сильных. Бодхисатвы были прообразами благих властителей, и буддизм Северной Вэй снабдил императора силой идеологии, санкцией цельной доктрины для того, чтобы подкрепить его намерение распространить мудрую и доброжелательную власть над народом. Вэй Сяо-вэнь и его бабушка строили великолепные буддийские храмы, обеспечивали их землёй и деньгами и подчеркивали свою склонность к религии тем, что заказывали огромные буддийские скульптуры, которые вырубались прямо в отвесных утесах вблизи от столицы Северной Вэй, города Пинчэн.5
Под их покровительством тысячи буддийских монахов прибыли с юга и запада в Северную Вэй, и буддийские монастыри начали появляться по всей стране. Один из наиболее известных, Ша-олинь на священной горе Соншан, был основан индийским монахом Бато. По условиям договора монахи были обязаны молиться за императора и за мир для всего народа Вэй. В систему молитв и медитаций входили определённые физические упражнения, служащие для концентрации разума. Согласно легенде, военачальники Северной Вэй, посетившие монастырь, увидев монахов, занимавшихся своими упражнениями, признали пользу этих движений для воинов и переняли их. Эти движения стали источником боевого искусства кун-фу.6
В 490 году вдовствующая императрица скончалась, оставив Вэй Сяо-Вэня в возрасте двадцати трёх лет единственным правителем. Он соблюдал три полных года траура, что по традиции полагалось для оплакивания матери, а не бабушки (для этого отводилось двадцать семь дней).7
Восток в эпоху короля Чансухо
Когда период траура окончился, император созвал предводителей кланов Северной Вэй, ставших придворными аристократами с китайскими именами, и отправился вместе с ними, по его словам, на рекогносцировку в Южный Китай. Но вместо этого он привел их руинам Лояна, старой столицы Цзинь, которую в 311 году силой и измором заставили сдаться. Он сказал: «Пинчэн – это место, откуда можно вести войну, но цивилизованно править оттуда не получится». Лоян, находившийся пятью сотнями миль южнее, был основным пунктом его плана по превращению Северной Вэй в могущзественную китайскую державу Он собирался восстановить Лоян, переместить туда правительство из старой столицы в Пинчэне, и также вырубить здесь две огромные статуи Будды на утесах у реки, протекавшей через Лоян, чтобы божественные глаза продолжали следить и за новой столицей.8
Строительство заняло девять лет, и Вэй Сяо-вэнь не дожил до его окончания. Он скончался от болезни в 499 году в возрасте тридцати двух лет; наследником стал его шестнадцатилетний сын Вэй Сян-У. Отстроенный город, со стенами толщиной в восемьдесят футов и пятью сотнями буддийских монастырей внутри, в годы наивысшего расцвета стал местом жительства более полумиллиона человек. В городе разговаривали только на китайском языке, в богатой городской библиотеке была собрана китайская классическая литература для обучения будущих чиновников Северной Вэй. Бывшие варвары приближались к тому, чтобы затмить славу Цзинь.9
Тем временем на востоке небольшое корейское королевство Пэкче, обеспокоенное тем, что к северу от него наращивало силы Когу-рё, отправило ко двору Северной Вэй просьбу о защите и союзе.10
За великим королём Когурё Квангэтхо Расширителем последовал его сын Чансухо, правивший семьдесят девять лет и заработавший прозвище «Долгожитель». В течение десятилетий Чансухо постепенно превращал Когурё из набора завоёванных территорий в единое государство.
Пробыв на престоле двадцать лет, он перенес свою столицу на другое место. Его отец правил из древней столицы Кванмисон на реке Ялуцзян. Это было хорошо защищённое место для постройки крепости, но с расширением территории Когурё на юг полуострова оно оказалось расположено слишком далеко на севере, чтобы быть центром владений. Чансухо решил править из Пхеньяна, расположенного дальше на юге, в долине реки Тэдонган.
Это предполагало повышенный интерес к югу – и тревожило южные королевства Пэкче и Силлу. Их правители понимали, что ждать помощи можно только от Северной Вэй – Лю Сун более не была настолько могущественной, чтобы повлиять на соотношение сил.11
На подмогу Пэкче были направлены войска Северной Вэй, и Силла[60] объединилась с соседом. Однако даже этой тройной защиты оказалось недостаточно. В 475 году Чансухо, король Когурё, отправил свои войска против столицы Пэкче. Он захватил короля Пэкче в бою и обезглавил его, а оставшиеся члены правительства были вынуждены бежать на юг, в город Онджин.
Пэкче было практически уничтожено этой войной, а Когурё расширило свои границы, покрыв территории на севере и даже на западе.
Однако королевство Силла, несмотря на разорение соседа и союзника, уцелело – отчасти из-за того, что Когурё расценивало Пэкче как главную угрозу, а Силла была на втором месте. Силла отставала от двух остальных государств. В 500 году, когда к власти в Силле пришёл Чиджын, здесь были слабо развиты ремесла, практически отсутствовала торговля с другими странами, а система управления была рудиментарной. Чувство единства народа еще настолько не сформировалось, что у страны даже не было единого общепринятого названия.
Чиджын стал искрой, пробудившей Силлу, заставившей ее осознать себя как единый народ. Правитель Силлы впервые взял китайский титул ван (правитель, князь) вместо традиционного титула марипкан (высокородный вождь). Он объявил вне закона некоторые древние и неприятные традиции Силлы – такие, как обычай хоронить рабов вместе с хозяином. Он пригласил китайских специалистов, чтобы обучить народ Силлы пахать на волах (раньше они этого не делали) и строить подземные ледники для сохранения пищи в жаркие летние месяцы.12
Как и правитель Северной Вэй, монарх Силлы видел в китайских методах управления, в технологиях, даже в одежде и именах ключ к процветанию. С помощью китайских традиций он превратил Силлу в настоящую нацию. Его мифологизированная роль «отца Силлы» нашла отражение в легендах, типа той, которая объясняет, почему Чиджыну было сложно найти жену: ведь его половой орган был семнадцать дюймов в длину!13
Наследник Чиджына, король Попхын, пришёл к власти в 514 году. Под его управлением Силла стала централизованным государством со своим сводом законов, изданным в 520 году, и государственной религией. Кроме того, именно во время правления Поп-хына в Силлу пришёл буддизм.
Пэкче и Когурё стали буддийскими государствами на сто лет раньше, но Силла в 527 году всё ещё оставалась необращённой. В тот год в столицу прибыл индийский монах Адо – как раз вовремя, чтобы помочь королю Силлы решить раздражающую дилемму. Согласно записям хроники «Хэдон косын чон» правитель Лю Сун (из Южного Китая) прислал в дар королю Силлы благовония – но ни сам король, ни его придворные не знали, что это такое и как расценивать подарок. Адо, присутствовавший при дворе, объяснил, что благовония надлежит сжигать, после чего китайский посол поклонился ему и сказал: «Значит, монахи всё-таки не чужды этой стране».
Если верить летописи, сразу после этого Попхын издал указ о разрешении пропаганды буддизма. Вскоре Попхын продвинулся дальше и объявил буддизм государственной религией. Хроника с неожиданной честностью рисует нам варварский двор, осознавший свое бескультурье и спасённый от унижения перед более цивилизованным китайским послом.14
Чтобы избежать дальнейших унижений, оставалось одно – стать совершеннее китайцев. Вскоре народ Силлы разработал собственную версию прошлого – да, буддизм пришёл в Силлу поздно, но король Попхын провозгласил, будто королевские строители, копая землю для сооружения нового фундамента, нашли буддийские ступы давних времён, более того, «основания колонн, каменные ниши и ступени» остатки древнего буддийского монастыря. Он изменил историю Силлы, представив, что буддизм был известен здесь в течение веков, даже больше, чем у соседних государств. Подкрепляемая мифическим прошлым, Силла была готова соперничать с Когурё за власть над полуостровом.15
60
В специальной литературе наименование «Силла» обычно не склоняется, но мы для большего удобства чтения нарушаем это правило. (Прим. перев.)