Страница 28 из 47
Незадолго до отступления из Константинополя Аттила убил своего брата Бледу и провозгласил себя единственным царем своего народа. Мирные договоры с Западной и Восточной Римскими империями обеспечили гуннам условия, когда из свободного союза племен они превращались в беспощадную орду завоевателей. Опальный епископ Несторий во многословном обосновании собственных религиозных убеждений (его книга лишь косвенно касается других событий того периода), отмечал, что гунны прежде были «разделены на народы» и являлись обычными грабителями, «всё зло от которых происходило от их ненасытности и быстроты». Но теперь они создали государство «настолько сильное, что его могущество превосходит все силы Рима».4
Гунны уже стояли у дверей Западной и Восточной Римских империй, а императоры все еще были заняты теологическими спорами.
В 444 году новый римский епископ Лев I написал епископу Фессалоникийскому официальное письмо, в котором недвусмысленно выразил убеждение, что епископ Римский, наследник Петра – единственное лицо духовного сана, имеющее право выносить окончательные решения в делах христианской церкви. По мнению Льва I, епископ Фессалоникийский превысил свои полномочия, призвав к мирскому суду своего прихода другого епископа. Какой бы ни была причина привлечения к суду, Лев I утверждал, что лишь у Рима есть право решать судьбу других епископов:
«Даже если он совершил тяжкие и непростительные проступки, вы должны дождаться нашего заключения и не решать ничего сами, пока не узнаете нашу волю… Хотя сан всех священников одинаков, ранги их различаются. Даже святые апостолы, сколь ни равны они были в своём уважаемом сане, обладали разными полномочиями. Хотя они были равны между собой, одному из них было дано повести за собой остальных. Таков образец, по которому строятся разграничения среди епископов… заботы католической церкви должны восходить к престолу Петра, и ничто нигде не должно происходить без согласия её главы».5
В своём стремлении к власти епископ Лев не ограничился этим письмом. Он обратился со своими требованиями к императору, и в 445 году Валентиниан III, на которого всё еще имел большое влияние его магистр армии Аэций, согласился издать декрет, провозглашавший Римского епископа официальным главой христианской церкви. Лев I Великий, епископ Римский, стал первым Папой Римским.
То, что Лев потребовал от императора подтверждения его полномочий, разъярило епископа Александрийского. В 431 году епископы Рима и Александрии были союзниками на Эфесском соборе – но с тех пор могущество Александрии возросло. Епископ Римский видел в тогдашнем епископе Александрийском, Диоскоре, своего главного соперника в борьбе как за духовную власть, так и за благосклонность императора.
Диоскор также не доверял Льву I Великому, пытаясь дать ему духовный отпор. Хотя они оба были монофизитами (сторонниками идеи о «единой природе» Христа)[42], версия Диоскора была более радикальной, нежели версия Льва. Он настаивал на том, что «две природы Христа воплотились в единой божественной». Эта трактовка почти граничила с ересью, поскольку не придавала значения человеческой природе Христа.6
В 449 году Диоскор спешно созвал синод в Эфесе и в короткие сроки уговорил епископов, которые смогли приехать, подписать документ, подтверждавший, что его версия монофизитства и есть правоверная. Если верить дальнейшим свидетельствам, некоторые епископы подписывали пустые листы (религиозное содержание в них добавили уже потом). Другие не подписывали ничего – и чудесным образом обнаружили свои имена под монофизитским манифестом. Всё это обеспечило синоду название Разбойничьего – этот термин обозначал незаконность собора.[43] Диоскор оправдывал свои действия, объявив патриарха Константинополя еретиком и отлучив от церкви отсутствующего епископа Римского. Это была очевидная попытка отобрать права у Рима, передав их Александрии. В ответ на это Лев I отлучил от церкви всех, кто присутствовал на синоде.
Поскольку священнослужители отлучили от церкви друг друга, борьба за духовную власть временно зашла в тупик. А в то время, как епископы объявляли друг другу анафему, в Константинополе объявились два посланца Аттилы с угрозами от своего правителя.
Посланцы эти были очень разными. Один был гунном, другой, рожденный в Риме – германских кровей. Звали его Орест. Угрозы были дипломатически завуалированы. Аттила сообщал Восточной Римской империи о том, что разрывает мирный договор и требует прислать в Сардику послов «наивысшего сословия» для переговоров.7 Феодосий II и его советники наскоро созвали собрание, организовали группу послов и отправили её в штаб-квартиру Аттилы. Один из них, историк Приск, позже записал свои воспоминания о путешествии послов Восточной Римской империи на оккупированные гуннами территории. Проходя через разоренный город Ниш, родину Константина Великого, они увидели, что от поселения остались лишь груды камней. Кости погибших защитников города устилали землю так густо, что путешественники не нашли свободного места для ночлега.8
В пути послы восточной империи встретились с послами из Равенны, которые также надеялись на мирные переговоры с Аттилой. Вместе представители обеих половин империи, наконец, прибыли в стан Аттилы – своего рода временную столицу, лежавшую на противоположном берегу Дуная. Приск был поражен мастерством гуннов; это был, по его словам, «скорее большой город», нежели деревня. Стены деревянных зданий были «сделаны из обструганных до блеска досок… обеденные залы огромны, портики красиво спланированы, обводы же внутреннего двора столь обширны, что по одному только его размеру можно было понять, что это царский дворец».9
Переговоры выдались трудными – Аттила не стремился к легкому миру. В итоге положение спасли римские послы от Аэция. Аэций, знавший гуннов лучше всех, предложил Аттиле условия, которые тот принял. Когда оба посольства откланялись, Аттила согласился воздержаться от нападений и на Восточную, и на Западную Римскую империи.10
Но этот временный мир был осложнен неожиданными событиями.
Сестра Валентиниана Гонория провела при дворе в Риме большую часть своей жизни. В 449 году ей исполнился тридцать один год, и жизнь её становилась чем дальше, тем скучнее. Она была не замужем, и, хотя имела большие привилегии как сестра императора, его подрастающие дочери уже начали затмевать её. Лучом света в её жизни был придворный Евгений, ставший ей любовником.11
Но в 449 году брат узнал об этой интрижке и узрел в ней опасность: если бы Гонория вышла замуж за Евгения, они могли бы стать императором и императрицей, поскольку у самого Валентиниана наследника не было. Он арестовал Евгения, убил его и приказал сестре выйти замуж за пожилого римского сенатора Геркулана, искренне преданного императору и «способного воспротивиться, если супруга решит втянуть его в честолюбивую аферу или бунт».12
Гонория была напугана. Она послала одного из своих слуг в опасный путь – в лагерь Аттилы с деньгами, кольцом и обещанием: если Аттила придет к ней на помощь, она выйдет за него замуж. «Поистине – это позор, – сокрушался Иордан, – отстаивать свою страсть ценой общественного блага».13
Однако Гонория не питала страсти к Аттиле. Он, безусловно, обладал харизмой, но был на двенадцать лет старше её и, по описанию очевидцев, невзрачной внешности: приземистый, с маленькими глазками и большим носом. Но в нём она увидела выход из скучной и бессмысленной жизни. Выйди она замуж за Аттилу, уже он стал бы императором Рима, а она – императрицей. И даже если он не победит её брата, она всё равно стала бы королевой гуннов.
Аттила сразу принял предложение. Он написал письмо не Валентиниану, но Феодосию II, более влиятельному из двух императоров, требуя не только Гонорию в жены, но и половину западноримских территорий в качестве приданого. Феодосий сразу же написал Валентиниану, предлагая ему выполнить требования Аттилы, чтобы избежать вторжения гуннов.
42
Монофизитство утверждает, что божественная и человеческая природы Христа мистическим образом составляют неделимое целое – см. главу 12. (Прим. авт.)
43
Тем же термином позже некоторые католики называли Второй Ватиканский синод. (Прим. авт.)