Страница 19 из 66
В упомянутой выше книге В.Е. Кеворков пишет, что в одном из разговоров по телефону правительственной связи Ю.В. Андропов сказал: «Становление наших отношений с ФРГ при использовании прямого канала между лидерами обеих стран проходило на глазах у наших немецких друзей, что не вызывало у них ничего, кроме недоверия и раздражения, в том числе и в отношении нас с Ледневым. Мои беседы с Мильке положения не изменили. Мы стали бельмом на глазу в наших отношениях с немецкими друзьями, что не может иметь место в дальнейшем. Ты не глупый человек и должен понять, что при всех ваших заслугах никто из-за вас с руководством ГДР ссориться не будет».
«Становилось очевидным, — говорит он далее, — что поступавшая систематически, прежде всего из Восточного Берлина, информация, с которой Андропов время от времени знакомил меня, о том, что у Леднева и Кеворкова в результате длительного общения с западными немцами произошло смещение политических симпатий с Востока на Запад, все же возымела свое воздействие».
На этой ноте тайный канал и прекратил свое существование.
В МИД СССР того времени обстановка была весьма своеобразной. Все было подчинено одному, возглавлявшему ему, человеку. Что приказал министр? Что скажет по этому поводу министр? Нельзя сказать, что все хозяйственное управление работало на министра, но начальник этого подразделения, пользовавшийся особым его расположением, проявлял ежедневную заботу как о нем, так и о членах его семьи, особенно жены — Лидии Дмитриевны, которая, по свидетельству очевидцев, многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу. Не случайно В.Е. Кеворков все в той же книге заметил не без юмора по этому поводу: «Ее (Л.Д. Громыко. — И.П.) нашествия на советские посольства — главным образом, в индустриально развитых странах — воспринимались сотрудниками этих представительств и их главами как стихийное бедствие, сравнимое только с многолетней засухой и неурожаем в среднеразвитой аграрной стране».
Глядя на некоторых руководителей, не дремали и подчиненные. Однажды из Управления внешней контрразведки Первого главного управления (ПГУ) поступили сведения о том, что генеральный консул в городе Сантьяго-де-Куба перед отъездом в Москву по окончании командировки незаконно присвоил, а проще говоря, украл четыре покрышки от казенных «Жигулей», упаковал их в багаж и отправил в Ленинград попутным сухогрузом. Об этом сообщалось в шифротелеграмме, поступившей и в МИД СССР. Конечно, ловля воров и воришек не входила в прямую обязанность службы безопасности, но на телеграмму надо было как-то реагировать.
Мне было предложено связаться по этому поводу с замминистра И.Н. Земсковым. Тот, как всегда, любезно принял меня — он неизменно обращался ко мне не иначе, как «тезка», — и попросил помочь министерству разобраться в этом вопросе, что я ему и пообещал.
В Ленинградское управление КГБ была направлена телеграмма: проверить с использованием рентгеновской аппаратуры наличие в багаже бывшего генконсула покрышек.
Эту телеграмму мы подготовили вместе с недавним выпускником Высшей школы КГБ СССР имени Ф.Э. Дзержинского Владимиром Игоревичем Гречаевым, который и до этого довольно часто выполнял отдельные мои поручения и проявил себя как вдумчивый, исполнительный и способный работник. Он уже имел определенный жизненный опыт и производственный стаж. Был женат на очень милой и энергичной женщине. Вместе со своей женой Ирой воспитывал двоих малышей-мальчишек, больших шалунов и непосед. Благодаря своему спокойному, открытому, уравновешенному характеру и трудолюбию он быстро адаптировался в новом для него коллективе.
Через несколько дней из Ленинграда последовал ответ: сухогруз прибыл, покрышки в одном из ящиков багажа обнаружены. Об этом было сообщено Земскову. По его указанию из состава сотрудников управления кадров была создана комиссия для проведения соответствующего разбирательства.
С прибытием багажа на товарный двор Ленинградского вокзала в присутствии бывшего генерального консула и членов комиссии должно было быть произведено вскрытие багажа. Однако тот уговорил их перенести эту процедуру во внутренний двор министерства на Смоленской площади.
По приезде на место бывший генконсул попросил членов комиссии немного подождать, так как якобы намеревался еще раз встретиться по этому вопросу с кем-то из руководящих работников министерства. Ничего не подозревавшие члены комиссии вышли из пикапа покурить на свежем воздухе. А в это время автомашина неожиданно рванулась с места и скрылась за поворотом. Когда примерно через полчаса пикап возвратился, то оказалось, что один из ящиков был вскрыт, а содержимое почти полностью исчезло. Шофер таксомоторного парка объяснил, что, почувствовав приступ жажды и видя, что имеет в своем распоряжении время, решил съездить в Плотников переулок в магазин «Молоко», чтобы выпить бутылку кефира. Пока же его не было в машине, «неизвестные злоумышленники» влезли в нее, вскрыли ящик и что-то из него похитили. Обескураженные кадровики немедленно доложили об этом И.Н. Земскову.
Раздался телефонный звонок, и я получил новое задание — незамедлительно расследовать случившееся. Вместе с Гречаевым мы выехали на место происшествия, тщательно осмотрели территорию вокруг дома, где находится магазин «Молоко» в Плотниковом переулке, и обнаружили на земле во дворе и под аркой следы автомашин пикап и «Волги». Оставалось только разыскать в 6-м таксомоторном парке автомашину, на которой перевозился багаж.
Мы с Гречаевым немедленно направились туда. Под видом сотрудников МУРа мы осмотрели с ведома администрации находящиеся на открытой стоянке автомашины типа «пикап» и обнаружили ту, в которой перевозился багаж бывшего генконсула. Найдены были щепки от ящика, гвозди и обрывки кубинской газеты «Гранма». Вскрытие происходило поспешно, с использованием подручных средств в виде монтировки. К нашему огорчению, оказалось, что шофер Николаев, работавший на этой машине, находится в рейсе и прибудет в гараж, как нам сказали в диспетчерской, не раньше 23.00. Пришлось ждать его в том же пикапе. Одеты мы были легко, и поэтому как Гречаев, так и я изрядно продрогли. Наконец, Николаев появился.
Было уже поздно, все служебные кабинеты администрации таксомоторного парка были закрыты, и нам пришлось довольствоваться каким-то закутком на сцене клуба. За неимением пригодных для использования стульев я демонстративно сел на нечто подобное столу, и наша беседа началась.
Представились мы ему сотрудниками Московского уголовного розыска. Накануне я предупредил Володю, что, как «мент», буду вести себя грубовато и без какой-либо интеллигентности. При этом я рассказал ему об одном приключившемся со мной досадном случае. Несколько лет тому назад, работая в Минске, я как-то ночью разговаривал в отделении милиции с двумя задержанными валютными проститутками, не подавая вида, что в действительности меня интересуют не они, а их знакомые иностранцы. Сам был при галстуке, называл их на «вы» и угощал сигаретами. Как потом стало известно, те сразу догадались, что имеют дело не с милицией, а с сотрудником КГБ. Никаких последствий это не имело, но было хорошим уроком на будущее.
Николаев оказался довольно симпатичным парнем высокого роста. В прошлом служил в воздушно-десантных войсках. Но повел он себя крайне неоткровенно. Однако под давлением внушительной тирады на не совсем литературном языке через десять — пятнадцать минут он «сломался». Рассказал, что вся эта «операция» была подготовлена бывшим генконсулом и его сыном, как оказалось позже, преподавателем Академии МВД СССР, майором с высшим юридическим образованием. Всю дорогу от Ленинградского вокзала сын тайком на своей «Волге» сопровождал пикап до МИД, а затем они, согласно договоренности, встретились у магазина «Молоко», где один из ящиков был взломан с участием «отпрыска», после чего извлеченные из него четыре покрышки перенесли в автомашину сына генконсула. Водитель пикапа получил двести рублей. Через несколько минут Николаев уже писал объяснение. Он был настолько расстроен случившимся и деморализован, что постоянно просил разрешения выпить хотя бы глоток из бутылки портвейна, которая осталась у него в машине. Такое разрешение ему было дано, но только после написания объяснения и подписания им протокола. О случившемся с Николаевым, с учетом его искренности, мы не стали информировать администрацию таксомоторного парка.