Афоризмы

В таком случае эклектику следовало бы определить как нечто среднее и посредничающее между духом и вожделением.

Забывчивость жизни. Еще и сегодня есть немало людей, живших в одно время с Шопегауэром и все еще живущих в наши дни, рядом с нами. Шопенгауэр же обменивался письмами с Гете по поводу его учения о цвете. Многое вытерпел от Фихте. Вагнер посылал ему свое "Кольцо Нибелунгов". Ницше посвятил ему целый гимн - гимн Шопенгауэру как воспитателю. И родился он еще до Великой Французской революции. Все эти густые переплетения сегодня - как разорванная ткань. И парочка, выходящая из кино с вопросом: "Чему еще мы посвятим этот вечер?" - разве не достойна того же почитания, что и наши библейские прародители?

Успех мужчины у женщины начинается с того, что он, к ее восхищению, оказывается в состоянии съесть три куска торта, или рассмешить ее тем, что, когда другие мужчины с пеной у рта спорят, спокойно заявляет: "Мне по этому поводу сказать нечего".

Из жизни общества. Что можно ответить, когда женщина говорит: "Раньше я в Азию всегда хотела, а теперь мне Африка больше нравится!"?

ИЗ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ

(1937)

Невинность твари

Где кончается невинность твари? Там, где врожденный для всего Данного животного вида способ действования начинает допускать и выказывать индивидуальные отклонения; то есть с первыми же проблесками свободы, ответственности и разумности!

Начало и конец

То, что с течением десятилетий умное начинание оборачивается глупостью, как это случается в любом народе, повредило немецкому духу куда меньше, чем то, что благодаря его трудолюбию иное глупое начинание со временем худо-бедно умнело. Слишком уж твердо мы убеждены, что так оно всегда и будет.

Литература

О несущественности в литературе, ее неплодотворности и о корнях этого недуга написано, хотя и по совсем другому поводу, еще у Томаса а Кемписа, в его "Imitatio Christi" в главе о том, как избегать лишних слов: "Но отчего мы так любим говорить и рассказывать друг другу, ежели, впадая в молчание, мы столь редко не тревожим нашу совесть? Мы оттого так любим поговорить, что уповаем взаимными речами утешить друг друга, желая облегчить наше сердце, утомленное всякими мыслями. А паче других любим мы говорить и думать о тех вещах, которые любим очень, к которым вожделеем, или о тех, которые противны нам. Но увы! Как же часто напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее утешение есть немалый вред утешению внутреннему, божественному". Все это вполне приложимо и сегодня к литературе подлинной и литературе мнимой, хотя о них тут ни слова не сказано.

Жестокость

Не учит ли нас жизнь, что жестокость человечества возрастает в той же мере, в какой жестокость отдельного человека идет на убыль? Мы долгое время превратно истолковывали жестокость диких народов; теперь известно, что жестокость эта по большей части коренится в их религиозных представлениях или суевериях. Однако тем необъяснимей оказывается куда более свирепая жестокость на стадии цивилизации. Может, настоящая-то жестокость благодаря окультуриванию и цивилизации только и возникает? Дикий зверь не жесток, он действует целесообразно, он убивает, когда голоден или когда чувствует угрозу, а в своих боевых действиях заходит дальше необходимого лишь в той мере, которую можно объяснить возбуждением. И лишь когда инстинкт перестает служить нужде, он разворачивается во всей своей необузданности и возрастает неимоверно. Самая свирепая жестокость - у сытой кошки, самая свирепая злоба - у собаки за забором.

Солнечный писатель

Он восхваляет не сам себя, он прославляет доброту Господа, его сотворившую. Это его форма тщеславия.

Бывает ли глупая музыка?

Вопрос о том, бывает ли глупая музыка, всю свою щекотливость обнаруживает лишь в отрыве от того, что в этой музыке поддается изучению и заучиванию. Одному этот вопрос представляется вполне естественным: почему нет, ведь бывает же музыка глубокая, даже глубокомысленная; другому, однако, он кажется совершенно невозможным, поскольку бессмысленно прилагать определение "глупый" к форме и чувству. Обоим можно порекомендовать маленький и безобидный фокус - перевернуть вопрос и спросить себя: а может, сама глупость музыкальна? Бесконечные повторы, своенравное упрямство, с которым талдычится один и тот же мотив, раздувание собственных находок, движение по кругу, весьма ограниченные отклонения от однажды постигнутого, пафос и энергия вместо духовного озарения - глупость без ложной скромности могла бы заявить, что все это - излюбленные свойства и ее натуры! Однако, чтобы завершить дело миром, скажем так: вопрос о том, боится ли великая богиня щекотки под мышкой - это вопрос не для праздных любопытствующих, а только для пылкого поклонника.

Молодость

Молодость склонна переоценивать все самое новое, ибо чувствует себя с ним ровесницей. Вот почему несчастье вдвойне, ежели это новое оказывается еще и плохим.

Успех у публики

Принято думать, что гораздо труднее распознать истинно значительное, нежели, даже распознав его, суметь отличить от него незначительное. Опыт искусства, как, наверное, и всеобщий опыт, снова и снова учит нас обратному: гораздо легче убедить определенное число людей в значительности чего-то, нежели удержать их от того, чтобы они при первой же возможности не путали его с незначительным.

ИЗ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ

(НАСЛЕДИЕ)

Желание - родитель мысли! (Линия развития)

Развитие психологических воззрений, происшедшее за последние пятьдесят, если не больше лет, вполне можно определить как развенчание разума и рассудка в их значении для душевной жизни (жизни человека) - за счет аффекта. Фрейд повлиял на это в наибольшей мере, тем не менее он в этой линии развития занимает лишь один отрезок, который до него начнется, а после него кончится. Сравнивая времена до и после открытия "подсознания", обнаруживаешь и там и тут, только с противоположными знаками, одну и ту же переоценку "сознательного". Сегодня оно кажется чем-то вроде слабенького язычка пламени, вырастающего из фитиля и масла ночного светильника, тогда как во времена психологии эмоций оно играло роль электрической лампы накаливания, что висит посреди пустой комнаты и ничего, кроме ее голых стен, не высвечивает. (Комната была пуста в плане психологии, но меблирована логически-морально).