Слепцы (ЛП)

Когда арбитры выбежали из длинного общежития, она отставала от всех на полшага; разрыв увеличился до трех к моменту подъема по лестнице в столовую. Кроме того, Кальпурния уже задыхалась. Ещё полчаса спустя она кое-как тащилась к привратным ангарам и тихо, почти неслышно постанывала: во время завтрака Шира пролила себе на грудь протеиновую смесь и запачкала орла, вышитого над сердцем. Неуважение к святому символу – два удара дубинкой проктора с минимальным зарядом. Кроме того, её послали в казармы переодеться. У Кальпурнии была запасная чистая униформа, только она её не погладила, должна была, но вот просто не погладила. Шира надеялась, что под броней этого никто не заметит.

Отделение Кальпурнии последним забралось в своего «Носорога», ждали только её. Не было ни ругательств, ни жалоб, ни оскорблений. Все они знали, что она знает, что они думают о ней. Арбитр Шира плюхнулась на сиденье, и мотор взревел.

Тем утром пепельные облака опустились низко, и небо Дрейда-73 приобрело сочный оттенок синяка. Пемзовая взвесь в каналах шуршала и хрустела, серный ветерок гнал по улицам хлопья горячей золы.

Сегодня её отделение было свободно от строевой и огневой подготовки, что означало более длинный маршрут патрулирования. Сначала к трудовым отрядам, занятым перетаскиванием контейнеров со шлаком на фабрики, для внезапной проверки того, как местные контролеры справляются с заключенными. Здесь Кальпурния справилась неплохо, поскольку от неё требовалось только стоять в строю. Потом, когда у неё ещё не начали болеть руки от тяжести дробовика, арбитры выдвинулись на одну из площадей синдархов, где пикт-соглядатаи детективов обнаружили многочисленных граждан, собиравшихся без разрешения.

Пока отделение медленно шагало по плазе, горожане поспешно делали вид, что заняты своими делами, но затем группка, слонявшаяся возле дистиллятора воды в центральном обелиске, начала глазеть на Арбитрес. Первой это заметила Шира и тут же впала в ступор: нужно сделать предупредительный выстрел? Или палить по ним? Или предупредить кого-то? В итоге она склонилась к предупредительному выстрелу, повела дробовиком, но тут проктор указал на зевак дубинкой и проревел, чтобы они расходились или готовились к последствиям.

– Спасибо за сигнал, арбитр, но я их видел, – пробормотал он Кальпурнии, когда арбитры снова усаживались в «Носорога». Шира не знала, стыдиться ей или нервничать – она ведь собиралась стрелять, но просто махнула дробовиком. А проктор поблагодарил её, решил, что она хорошо выполнила свою работу.

Постоянно думая, как бы не испортить себе день после этого комплимента, Кальпурния, разумеется, так и сделала. Она слишком неуклюже двигалась во время следующей высадки и заработала удар плечом в грудь. Ухватившись за корпус «Носорога», Шира устояла на ногах и проглотила оскорбление. Ей настолько часто приходилось так поступать, что она уже и не замечала этого. Кроме того, её почти наверняка толкнули неумышленно. Отделению уже надоело заниматься чем-то подобным.

Затем – долгий пеший обход бульваров и закоулков Семнадцатого округа. В записях крепости-суда слишком часто встречались доклады о плохой посещаемости храмов и безответственному отношению к работе, так что пришло время выправить положение.

На втором часу патрулирования у Кальпурнии уже болели ступни и саднили мышцы. Пытаясь скрыть это, она останавливалась и заглядывала в боковые аллеи, одновременно перенося вес с одной отбитой пятки на другую, или опускалась на одно колено, якобы для проверки сектора обстрела, напрасно надеясь, что в ноги вернутся силы. В конце концов, из вокс-обруча прозвучало: «Ты нас не обманешь, женщина». После этого крохотные остатки гордости заставили Ширу кое-как продержаться ещё полчаса, но затем она сдалась и уже просто волочила ноги, а дробовик едва не валился у неё из рук. Кальпурния так устала, что почти не волновалась о собственном позорном виде, но только почти, поэтому на ступенях акведука, где Шира догнала отряд, она болезненно восприняла наказание.

– Дисциплинарное бдение сегодня вечером, Каль, сорок минут, – пробурчал проктор Нальбем, повернувшись к ней спиной. Шира кивнула. Примерно этого она и ожидала.

Сидя в «Носороге», некоторые арбитры рискнули обменяться шутками о том, что произойдет с официальными лицами, которые довели Семнадцатый до такого состояния. Двух чиновников уже арестовали. Затем ведущий арбитр устроил им экзамен, требуя процитировать законы и уложения, согласно которым производились бы новые задержания. Пока остальные почти хором выкрикивали абзацы из Лекс Империка, Кальпурния неопределенно шевелила губами следом за ними, делая вид, что тоже помнит ответы. Она знала, что никто ей не поверит.

В полдень, на стрелковом рубеже, Шира снова показала свою неуклюжесть. Впрочем, процент попаданий оказался приемлемым, так что дополнительных наказаний она не получила. Кальпурния смотрела на других бойцов, на то, как оружие танцует у них в руках: из перевязи и обратно, из кобуры и обратно, огонь, перезарядка. Они быстро, уверенно двигали кистями, и Шира знала, как отличается от них. Низенькая полноватая женщина, которая неправильно ставит ноги, до сих пор не умеет справляться с отдачей и постоянно роняет патроны и магазины. Как и все остальные, Кальпурния разобрала и почистила оружие, торопясь поспеть вовремя, и побрела в казарму с опущенной головой.

Дисциплинарное бдение проходило на ступенях часовни, где Шира стояла на коленях за дверями, глядя на широкую стальную аквилу внутри. Кальпурния не была настолько тщеславной, чтобы решить, будто с неё не сводит глаз двуглавый орел или Император, воплощенный в нем. Глаза самой женщины чесались и слезились, она прерывалась и спотыкалась на словах молитвы. Бойцы в казармах сейчас читали выдержки из юридических и священных текстов, спорили и проверяли друг друга в знании законов, оружия, истории Арбитрес, тактике и судебной теологии. Шира немногое пропускала; она и так уже не пыталась участвовать в этих разговорах. Ей не удавалось вспомнить отрывки, которые приводили сослуживцы, она путала имена, неверно цитировала законы, и всё это своим тихим застенчивым голоском, который обязательно заглушал кто-нибудь другой. Другим арбитрам было лучше в её отсутствие.

Наконец, бдение Кальпурнии подошло к концу, и пришедший священник закрыл двери, пока она поднималась с натертых коленей. Он не поприветствовал Ширу, поскольку уже привык к ней.

По дороге в казарму она, как обычно, споткнулась, хотя очень хорошо знала дорогу. Этим вечером выругался только один арбитр откуда-то с дальнего конца спальни – он не знал о старой доброй Кальпурнии и шуме, всегда производимом ею при возвращении с дисциплинарных наказаний. Шира прошла мимо сослуживцев, которые сидели, беседовали и не обращали на неё внимания. Измотанная, она рухнула на койку, зная, что нужно раздеться, что иначе завтра будут проблемы, но сейчас Кальпурния хотела только одного – уснуть и забыть об этом, просто уснуть и, возможно, завтра всё будет в порядке.

Что угодно, лишь бы не думать об этом месте, этом выгоревшем, пропахшем золой мире, который должен был стать первым этапом её будущей грандиозной карьеры. Первый этап растянулся на почти двадцать лет, и Шира всё ещё оставалась арбитратором низшего чина, ни на шаг не приблизившись к лычкам ведущего арбитра с тех пор, как покинула Мачиун. Ни на шаг не приблизившись к благородным Кальпурниям, портретами и статуями которых любовалась на Иаксе. Ни на шаг не приблизившись к тому, чтобы принести семье почет собственными достижениями. Неудачница, отщепенка, никто для Арбитрес и никто для Кальпурниев – ей хватало ума понять это.