Наивный наблюдатель

Зимин открыл глаза. Попытался сообразить, где он? Догадаться было трудно, мозг отказывался обрабатывать визуальную информацию, картинка была не в фокусе. Пришлось несколько раз моргнуть, помогло. Он очнулся в своем кабинете в Трущобах. Это было хорошо.

— Все нормально? — спросил Нау, склонившись над развалившимся в кресле Зиминым.

— Вроде бы да. Что это было?

— Чудесное погружение в новый прекрасный мир!

— Вовсе нет. Воспоминания у меня остались самые отвратительные, ужасное приключение. Ужасные сердца.

— Не усложняйте. Я использовал тестовый сценарий. Важно было показать вам, какие миры нас интересуют. Со злым солнцем, как вы их однажды назвали. Понимаете, люди должны поддерживать в себе определенную степень тревоги, в противном случае они потеряют способность действовать. Надо бы еще кошмаров добавить, но у меня не хватает воображения.

— Как я очутился в этом мире? Почему ограничитель не пресек ваши действия?

— Не помните? Вы доверились мне.

— Я совершил ошибку.

— По-моему все получилось очень хорошо.

— Вы заставили меня страдать, и все это безобразие закончилось тем, что жена всадила мне пулю в лоб. И вы считаете, что это хорошо?

— Определенная порция страданий никому еще не мешала, — Нау был серьезен.

— А пуля в лоб?

— Вы должны были сделать выбор. Оставшись один на один со своими проблемами, без помощи, без надежды. Какая красивая заготовка! Вас переполняли настоящие эмоции. Чего еще желать программистам. Однако ваш выбор оказался принципиально неверным, отсюда и все ваши переживания. В следующий раз будете выбирать благоразумнее.

— Выбор! Да какой тут может быть выбор!

— В конкретном случае следовало пристрелить своего дружбана Сладова. В сюжете были подсказки. Надо быть внимательнее.

— Но это до омерзения аморально!

— Привыкайте. Впредь вам больше не понадобятся такие понятия, как «справедливость», «совесть», «мораль», «нравственность». В будущем, которое мы с вами строим, они лишние.

— Спасибо, конечно, за высокое доверие, но давайте как-нибудь без меня. Я вам это в третий раз говорю.

— Но почему?

— Нет желания участвовать в создании лишенного совести мира. Как мне кажется, будущее — это мир, где аморальность будет презираться.

— Забавный теоретический спор, который разрешить можно только на практике. Отправляйтесь к Горскому, он у нас тоже любитель доброго солнышка. Работайте с ним. Посмотрим, кто из нас окажется прав.

Нау помахал рукой и отправился к двери.

— Это все? — удивился Зимин.

— Что еще? А, вспомнил. Прощайте, Зимин! Всего вам хорошего. Простимся по-старинному, если вы к такому обращению привыкли.

Со времени позорного бегства Зимина Институт не изменился. Да и впечатление главное здание производило столь же мрачное, как и в прежние годы. Когда же в груди у Зимина привычно тоскливо заныло, и в душе его снова неизвестно откуда возникло вязкое ощущение вселенской грусти, он окончательно понял, что вернулся. Разница была только в том, что на этот раз он хотел остаться. Теперь он знал, что ему следует делать.

Чем ближе он подходил к проходной, тем увереннее себя чувствовал. У входа стоял человек в черном пальто. Что-то в его фигуре показалось Зимину знакомым. Вдруг он понял, что это Горский. Меньше всего Зимин ожидал увидеть его, прогуливающимся без дела возле главного здания. И все-таки это был он.

— Привет, — сказал Зимин. — Вообще-то я к тебе.

— Знаю, — ответил Горский.

— Ты ждешь меня?

— Да.

— Ух ты!

Автоматически Зимин проверил, не является ли его друг членом Центра. К его огромному удивлению Горский им и в самом деле был. Удивительны повороты судьбы, о чем не мечтай, какие решения ни принимай, результат будет один.

— Я смотрю, у тебя все в порядке, — сказал Горский. — Рад за тебя.

— Как и у тебя. Мы опять в одной команде.

— Зачем ты пришел? — спросил Горский.

— Так жизнь сложилась.

— Давай обойдемся без устойчивых словосочетаний. Нам они не помогут понять друг друга. Раньше ты избегал туманных, пустых, кажущихся глубокомысленными фраз. Много же тебе пришлось пережить за это время.

— Не всегда было интересно.

— Тебя все-таки назначили писателем?

— Ты знаешь, да. Только это теперь неважно. Я больше не нуждаюсь в разрешении. Оказалось, что писатели — это одинокие волки. Нельзя назначить писателем, нельзя стать писателем. Писателем рождаются. А дальше уж как получится.

— Я смотрю, ты поумнел?

— Пришла твоя очередь говорить туманные и пустые фразы. Я многое узнал, а еще больше прочувствовал. Ты разве не знал, что писатели должны не только знать, но и чувствовать? В этом их отличие от ученых. Но занимаются они одним делом — познают мир.

— Но ты так и не ответил, зачем ты вернулся?

— Меня послал Нау.

— Нау? Вот так фокус!

— Да.

— Ты говоришь о Наукоподобнове?

— Именно. А что тебя так удивило?

— Ты, я смотрю, времени даром не терял. Это надо же! Нау его послал! Во-первых, ты его сумел отыскать, а это, дружище, не каждому дано. Во-вторых, ты называешь его Нау, такое позволяют себе считанные единицы. На моей памяти такое себе позволяют пять человек. Ты — шестой.

— Вообще-то, это не я его нашел, а он меня.

— Так это вообще фантастика! Заинтересовать самого Наукоподобного — это круто. Подели тех, кому разрешено называть его Нау, на два.

— А сам-то ты, как его называешь?

— Нау, потому что мы делаем с ним одну работу, хотя и по-разному. Так что мне можно. Но чаще я употребляю его кличку — «ЧП».

— Чрезвычайное происшествие?

— Нет, — улыбнулся Горский. — Черный программист. Но чрезвычайное происшествие тоже отлично подходит. Нау умеет быть гадким.

— А что такое?

— Он считает, что люди должны страдать, а его задача помочь им в этом. Он занимается программированием несчастий и катастроф, черным программированием.

— Да, он мне говорил что-то такое. В одном из черных миров я уже побывал.

— Теперь понятно, зачем ты здесь. Хочешь вернуться в Институт?

— Наверное.

— Почему?

— Так сложилась судьба.

— Опять пустая, туманная фраза, — сказал Горский.

— Согласен. Постараюсь объяснить конкретнее. Я хочу заниматься конструированием псевдомиров. Эта работа мне нравится. К тому же, если откажусь, найдутся другие люди. Среди них будут черные программисты. Таких, как Нау, много. Мы с тобой должны попытаться уравновесить поток чернухи. По крайней мере, должны попробовать.

— Не сомневался, что ты вернешься, не думал, что так быстро. Ты принят.

Зимин обрадовался, что его возвращение обошлось без лишних приключений и тягостных оформлений. За время его отсутствия в Институте все-таки многое изменилось. Можно было считать это основой для оптимизма.

— Как поживает майор Кротов?

— С ним все в порядке, коротает свои дни в санатории для людей, записавших сознание на внешний носитель. Там весело, они не скучают. Большинство из них считает, что они и есть компьютерные копии. Остальные к этой мысли привыкают. Программировать мозги живых людей оказалось проще и интереснее. Мы достигли огромного успеха в управлении ложной памятью. А с твоей помощью продвинемся еще дальше. В наших силах сделать людей счастливыми, всех и сразу.

— А что нового с Кротовым-2?

— Ты будешь смеяться, но его до сих пор так и не разблокировали. Адвокаты заняты круглосуточно. Эти люди обеспечены работой на долгие годы.

— И лаборатория занялась другим проектом.

— Ага, я уже говорил, что с живыми людьми работать интереснее. Наши программы можно использовать, как для фрагментов, записанных на внешние носители, так и для обычных пациентов. Особой разницы в методике нет. Ты лучше других это знаешь. Испробовал, так сказать, на личном опыте. Нау уже отправлял тебя в виртуальное путешествие. Что там с тобой плохого приключилось, если не секрет?