Наивный наблюдатель

— Если у тебя в квартире завелись тараканы, ты не станешь избавляться от них с помощью хорошей порции взрывчатки! — сказал он.

— Технология ложной памяти разработана и прошла тестовые испытания, она будет применяться. Нас с тобой не спросят. Совершенно неважно одобряем ли мы с тобой подобные методы или нет, — сказал Горский жестко, он больше не улыбался.

— Мы обманем пациента, — сказал Зимин.

— Обманем в любом случае, я думал, ты это уже понял.

— Пациент будет лишен собственной жизни.

— А еще собственного тела, привычного образа жизни, возможности есть, пить, прыгать в длину, бегать километр на время, посещать публичные дома. И еще очень и очень много чего. Разве это секрет?

— Так что ты предлагаешь?

— Сам подумай. Как только первый ажиотаж с записью сознания пройдет, обязательно появятся люди, которые поймут, что никто не заставляет их записывать сознание пациента целиком, без изъятий, со всеми неприятными подробностями, которых, как известно, полно у любого человека. Психотерапия, основанная на удалении вредных или ненужных воспоминаний, давно применяется даже в районных поликлиниках и не считается чем-то опасным или экзотическим. Неминуем и следующий этап: кто нам может помешать записать нашему пациенту информацию о знаниях и умениях, недоступных ему в прежней жизни? Например, захочет мыслик владеть японским языком или перемножать семизначные числа в уме, тебе жалко будет снабдить его дополнительными функциями? Инсталлируем небольшой файл. Это займет три минуты. Ну и следующий этап: корректировка чувств. Пожелает пациент получать удовольствие от живописи импрессионистов, от рыжих женщин, или от музыки современных композиторов, которых прежде недолюбливал, неужели мы посчитаем это вопиющим нарушением основ его личности? Но и это не все. Рано или поздно мыслики захотят «прожить» чужую жизнь. Им понадобятся воспоминания моряков, водолазов и актеров. А потом, если понравится, то и космонавтов, врачей, предпринимателей, следователей прокуратуры, учителей, миллиардеров и не знаю еще кого. Мы еще раз добавим за деньги пару файлов, это не очень сложно. И вот тут возникнет главный вопрос: где в этом бесконечно обновляемом сборнике информации содержится наш пациент, его первоначальное сознание? Достигнет ли он желанного бессмертия? Останется ли личностью в общеупотребительном смысле этого слова?

— Одноногий бандит убегает от полиции. Будет ли ему больно, если пуля попадает ему в протез?

— Кстати, хороший пример. Я не сомневался, что ты все понимаешь правильно, — сказал Горский. — У нас нет другого выхода. Мыслики — объект для импровизации.

Зимин на миг задумался, а потом прочитал подходящее к случаю стихотворение.

— Очень доходчиво. Как это тебе удается так красиво формулировать? — похвалил Горский.

— Давно тренируюсь.

Следующие два часа они провели в обсуждении плана предстоящих исследований. Горский предложил заняться разработкой методики применения ложной памяти для записанных сознаний. Он отказался считать их людьми. Зимин ему возразил. По его мнению, методики делу не помогут. Необходимы клинические испытания. Но было непонятно, как провести полноценные исследования без вменяемых подопытных. Надежда на то, что загруженные дополнительной информацией мыслики смогут стать источником полезной информации, была мала. С другой стороны, если повезет, это станет решительным прорывом в психофизике.

— Мы не можем рассчитывать на везение. Как-то это непорядочно получается. Еще не начали работу, а уже зашли в тупик, — загрустил Зимин.

— Вовсе нет, — сказал Горский. — Все складывается как нельзя лучше. Проведем исследования на майоре Кротове. Он нам не чужой. Это позволит контролировать детали эксперимента, легче будет отмечать любые изменения в его психике. Мы получим идеального пациента.

— Ты не боишься?

— Нет. С какой стати? Майор Кротов по своей воле решился на запись сознания. Лично я отговаривать его не собираюсь. Наоборот, его решение меня устраивает. Как это мне не пришло в голову раньше. Надо было самому предложить майору записаться, но не хватило творческой наглости. Спасибо твоей Марго, надоумила. Удачная идея! Обязательно надо будет сводить ее в ресторан.

— Марго не моя. И в ресторан с вами я не пойду. Без меня, пожалуйста.

— Если я тебя правильно понял, ты согласен работать с фрагментом Кротова?

— Майор Кротов может нас уничтожить.

— Он будет нам благодарен, — сказал Горский. — Для этого я написал специальную подпрограмму. Неужели ты думаешь, что я не подстраховался.

Зимин вспомнил подходящее стихотворение.

Знакомые девушки часто спрашивали Зимина, что такое научная работа? В чем она состоит? Или конкретнее: что ученый делает, когда занимается этой самой научной работой? Представление у девушек было на удивление одинаковым: ученый сидит за компьютером, обязательно в белом халате, чтобы прикрывать антиобщественные, вызывающие надписи на футболке, и напряженно, не мигая, смотрит в стену, ожидая, когда на него снизойдет умная идея. А там уж, как повезет.

— Иногда приходится сидеть чуть ли не целый день. Или даже еще больше, — подтверждал Зимин, чтобы не разочаровывать девушек.

После этих слов все они, без исключения, очень мило пугались. Тихо радуясь тому, что муки научного познания их миновали. Зимин не был циником, но он ценил эти редкие минуты девичьей искренности. Девушки помогали ему бороться с чувством собственной важности. Потом, конечно, он привык к тому, что ученые не пользуются популярностью среди современной молодежи. Обидно, но ничего страшного в этом не было, жить можно.

Несколько раз он пытался рассказать, как на самом деле работают психофизики, но девушек не интересовали детали. Напрасно. Сам Зимин любил наблюдать за тем, как работает Горский. Вычитывая с экрана компьютера нужные инструкции, он гримасничал и строил смешные рожи. Если ему что-то не нравилось, он не стеснялся гневаться, презрительно сжимая губы, если, наоборот, текст казался ему удачным, он радостно посмеивался, утвердительно кивая головой. Наверное, не знал, как забавно это смотрится со стороны.