Сильвант

Это была высокая шкатулка, внутри покрытая красным лаком, а снаружи – черным. Она искусно складывалась из двух других шкатулок и, раскрываясь, составляла, как это было недаром упомянуто в описи, поверхность, на которую, как на письменный стол, было наклеено зеленое сукно.

– Но в ней ничего нет, – сказал я, заглянув сперва в верхнюю, а потом в нижнюю часть.

– Совершенно верно. Но было.

– Рукопись?

– Да, и очень интересная, по меньшей мере для меня. В жизни Тани Заботкиной были, оказывается, приключения, которые мне и не снились. Я видел Лекаря – такой симпатичный маленький человек. Но представить себе, что за ним в Немухин прилетела вся его Аптека… Словом, много любопытного, хотя кое-что Ночной Сторож, без сомнения, придумал. Скажем, едва ли Солнечные Зайчики могли так долго прожить без воздуха. Все зайцы, как известно, нуждаются в воздухе, а солнечные уж и подавно! Ведь недаром же они старательно прячутся в пасмурную погоду! Но все это, разумеется, мелочи. Лошадь в розовых очках – просто прелесть! О сороках рассказано слишком подробно. Но зато историю о том, как два мальчика держали пари, кто дольше просидит под водой, вообразить, по-моему, невозможно. Вот!

И Юра торжественно протянул мне толстую тетрадь.

– Вам даже не придется переписывать ее, это сделала Ириночка, а у нее разборчивый почерк…

Он хотел продолжить, но в эту минуту Ириночка вошла в комнату, и это была минута, когда Юра забыл обо мне, о шкатулке, о том, что он в ней нашел, и даже, без сомнения, о том, что на дворе – день, а не ночь.

Я люблю слово «симпатичный», хотя в наши дни оно почему-то кажется старомодным. Так вот, это слово не просто подходило к Ириночке Синицыной, а, я бы сказал, подбегало. С первого взгляда можно было сказать, что о других она думает больше, чем о себе.

– Ночной Сторож назвал эту историю «Великий Нежелатель Добра Никому», – сказал Юра. – Но, по-моему, это не очень удачно. Ведь все-таки он желает добра собственной дочке! И потом, завидовать всем – это все-таки другое, чем не желать добра никому. Я назвал бы ее