Страница 68 из 69
Хмара укр. – туча.
Беспражно – беспрепятственно (др. – рус. «пражный» – порожистый).
«Ты, Смеющиеся Очи…»*
Впервые: НП, 1940 (по черновому автографу, где записан план всей вещи: «Пчелиная драма. Улей. Жены, работницы, трутни. Рабочая трудовая жизнь. Появление мертвой головы. Самопожертвование. Замурование. Пчела. Убивший. Умирающий»).
Тема «Пчелиной драмы» связана с натурфилософским сочинением М.Метерлинка (см. примеч. на С. 373) «Жизнь пчел» (1901), окрашенным размышлениями о человеческом обществе. Ср. стихотворение «Это год, когда к нам в человечество…» (СС, 2. С. 276, 567).
Щурка – птичка из отряда ракшеобразных, вредит пчеловодству. Пчелоед – пчелиный ястреб.
«Управда! Ты русский!..»*
Впервые: НП, 1940.
Драматическая сцена из эпохи византийского императора Юстиниана (482–565 гг.), согласно легенде, – славянина по происхождению. См. в историческом сочинении славянофила А. Хомякова «Семирамиды»: «В первой половине шестого века взошел на престол Византии славянин, сын славянских родителей (как видно… особенно из имени матери Бегленицы) Управда… имя свое он перевел на правительственный латинский язык и назвал себя Юстинианом» (Хомяков А.С. ПСС. Т. 4. М., 1883. С. 558). В 532 г. против Юстиниана поднялось восстание под лозунгом «Ника!» («Побеждай!») – возглас зрителей на возничьих соревнованиях в цирке. Благодаря настояниям императрицы Феодоры Юстиниан отказался от бегства, и его полководцы подавили восстание, перебив около тридцати тысяч мятежников.
К началу XX века византология опровергла версию о славянском происхождении Юстиниана, но для Хлебникова здесь не было историографической проблемы: ему в данном случае важен образ – пример «русского» правителя, силой утверждающего приоритет закона над своеволием бунта. См. имя Управды в статье «О расширении пределов русской словесности» (1913) и в историко-числовой работе «Время мера мира» (1916). Подробный источниковедческий анализ данного сюжета см. в кн.: Хенрик Баран. О Хлебникове. Контексты. Источники. Мифы. М., 2002. С. 81–101.
Ранами и сечами своего дяди – дядя Юстиниана, Юстин I (?–527) был по происхождению македонским крестьянином, потом солдатом, завладевшим троном в результате сложных интриг.
Перун – см. СС, 1. С. 481.
Бабр – см. СС, 2. С. 590.
То время, когда я пела и плясала – императрица Феодора, происходившая из низов общества, до замужества была певицей и танцовщицей; отсюда постоянная трансформация мотива в разных текстах Хлебникова. См. в драматической поэме <«Разговор душ»>: «Что чертог был пляской нажит / Дщерью в рубище лохматом»(С. 56), в поэме «Ладомир»: «Замок кружев девой нажит, / Пляской девы пред престолом» (СС, 3. С. 237) и др.
Твой воевода усмирил остготов – полководец Юстиниана Велисарий (504–565) вел войну с остготами в 535–540 гг.
Тройкобежцы – возницы боевых колесниц на константинопольском ипподроме.
Мудрость в силке. Утро в лесу*
Впервые: Рыкающий Парнас, 1914; и вариант (см. на С. 341) – Первый журнал русских футуристов, 1914. Сцена вошла в СП, II, 1930.
Пример «птичьего языка», который, по В. П. Григорьеву, наряду с «безумным языком», «языком богов» и другими периферийными явлениями хлебниковского идиостиля, является не авторской речью, а чистой звукозаписью «речи персонажей», не требующей специальной интерпретации («Будетлянин». М., 2000. С. 100). Однако С. В. Сигов в статье «О драматургии Велимира Хлебникова» (сб. «Русский театр и драматургия 1907–1917 годов». Л., 1988. С. 105) утверждает безупречность драматической формы этой сцены и принципиальную необходимость и возможность понимания ее экологического смысла.
См. автоцитату из сцены в поэме «Труба Гуль-муллы» (СС, 3. С. 315), а также Плоскость I «Птицы» в сверхповести «Зангези», 1922.
Шабаш*
Впервые; Изборник, 1914. Вошла в СП, II, 1930. Сцена очевидно связана с предварением к «Песне ведьм на Лысой горе» из книги И. П. Сахарова «Сказания русского народа»: «…есть поверие, что какой-то казак, забравшись на Лысую гору, подслушал песню ведьм; но шабашное сборище, узнавши об открытии, утопило казака в реке» (СПб., 1885. С. 99).
A<cmapma> – см. СС, 2. С. 513.
Втуне, всуе – напрасно.
Лох – см. СС, 3. С. 448.
Бурун – пенистая волна.
Аог – см. СС, 3. С. 472.
Ночь в Галиции*
Впервые: Изборник, 1914 (приложение под названием «Из книги „Деревянные идолы“», литографированное П. Н. Филоновым, включало также стихотворение «Перуну» – см. СС, 1. С. 481). Вошла в СП, 11, 1930. В данном издании печатается с одной смысловой конъектурой, восстанавливающей версификационный строй вступительной реплики Русалки, и с логически объяснимым переносом ремарки к первой песне Русалок.
Р. О. Якобсон вспоминал, что осенью 1913 г., знакомясь с Хлебниковым, он специально подготовил выписки из книги И. П. Сахарова «Сказания русского народа»: бесовские песни, заговоры, детские считалки и присказки. «С Хлебниковым я обсуждал внутренние законы сектантских глоссолалий и ткань непонятных логических заклинаний» (Р. Якобсон, К. Поморска. Беседы. Иерусалим, 1980. С. 7).
В статье А. Крученых «Новые пути слова (язык будущего – смерть символизму)» даются примеры «заумного языка» сектантов-хлыстов, в момент религиозного вдохновения говорящих на языке «духа святаго» (сб. «Трое». СПб., 1913 <сентябрь>).
В статье 1919 г. Хлебников писал: «Говорят, что стихи должны быть понятны. Так понятна вывеска на улице, на которой ясным и простым языком написано: „Здесь продаются…“ Но вывеска не есть стихи <…> Почему заговоры, заклинания так называемой волшебной речи, эти „шагадам, магадам, выгадам, пиц, пац, пацу“ – суть вереницы набора слогов, в котором рассудок не может дать себе отчета и является как бы заумным языком в народном слове<…> волшебная речь заговоров и заклинаний не хочет иметь своим судьей будничный рассудок» (СП, V. С. 225).
В сцене использованы отрывки из «Песни ведьм на Лысой горе», «Шабашной песни ведьм» и «Чародейской песни русалок».
Оран – от орать др. – рус. – пахать (СС, 2. С. 582).
Опришки – см. СС, 3. С.463.
Легини, Гуцул, Мавка (Мава) – см. примеч. к стихотворению «Гевки, гевки, ветра нету…» (СС, 1. С. 498, 499).
Лицо чернеет грубое…*
Впервые: НП, 1940. В комментарии Т. С. Грица отмечена близость сюжета этой драматической сцены к эпизоду убийства Эхнатэна в повести «Ка», 1915 (СП, IV. С. 66–67) при стилистическом несходстве этих вещей. См. также стихотворение «Чудовище – жилец вершин…» (СС, 1. С. 234, 485) и черновой набросок «Абиссиния…»: «Самец, Обезьяний <король>… Если нельзя живым, то шкуру. Это тоже имеет сбыт… Нас охраняет закон, а они добыча охоты белых людей. Я еду по следам знатного иностранца. Что он делал! Что он делал! Обесчещенные, погубленные целые поколения! Еще стакан вина, дюша моя! (Старику, указывая глазами на сына) Женат? Нет. Так, так, так… А что <цеце>! <Я присмотрел. Я знаю> Маленькая такая, резвая, бегает с кувшином по камням. Стук-стук. Стук. Недорого. Я сосватаю. Не надо?» (РГАЛИ). Возможным источником мотива любви обезьян к женщине в текстах Хлебникова Х.Баран (Поэтика русской литературы начала XX века. М., 1993. С. 177) назвал рассказ Н.Гумилева «Лесной дьявол» (1911).