Страница 51 из 69
Идем! Друзья, во славу нас Мешки людей дырявые, Темнея дырками для глаз, Шагая, падали, корявые, На пятипалые отростки Своего туловища. И были дула вещи. Их семеро дырок других, Кроме тех, что над бровями, Всего их девять на теле. Царские пули еще больше наделали. Птичками свищут, Ищут Тела уют. Цветок я деве дал, – Экая невидаль! <Барские усики: Что, барышня, трусите? Что, барышня, боязно? Что вам снится? Чужие ресницы? Я вас обидел? Полно дуться! Вчера я видел: Идут, жмутся. Гноя знак.> 20. В том черепе надменном тлел Костер венчанных предков. Здесь в вдавленной коробке лба Таилась подлая судьба, Столетий долгой власти шелест. Там тяжело ложилась челюсть. Чванно Беседовали старцы. Легок на помине (Погоды мена), Худой и бритый, Король кожи Метал и ставил. Сияла голубая кровь Потомков Рюрика, Романова И Гедимина. Им золото носило корки кус? Шестерки и восьмерки. Туз. Смотрели жены через плечи С улыбкой утренних ресниц. «Зеленому полю сегодня Я дал двести тысяч, – Сказал мужчина, улыбаясь В свои душистые усы. – Двадцатая часть урожая Для мелкой игры ничего!» Он не увидел, что Молчаливой тенью, Дыша навозом, скаля гнилой череп И с черною косой Гнилых волос остатка, За ним стояло, Руку ему на плечо положив, – Горячее поле. – Друг, о Горячем поле ты забыл? Ты ничего туда не бросил? – Насмешливо шепчут уста, Смеется безмясый оскал И лижет ухо тухлым языком нищета. 21. А вон проходит красота. Вся в черном, но дымится дуло. – Ни черта! И она уснула. Идут, молчат. Ни звука. В Москву! Пли! На пузе бог. Перо им в бок! Бог на брюхе. Меньше мухой! Городовой на крыше. Прицелы выше! Священник, отсыпь свинцовых денег! Красная подкладка. Гладко! Пьяные бары – В Самару! Плывет белуга – В Калугу! В слуховом окне пулемет. По черной лестнице вперед! Готов, разбил мозги. Ни зги! Пристав – В лоб выстрел! А, прапор – Добро пожаловать! Ты белый, А пуля ала ведь. Друг, площадь очищена! Винтовка, пищи на! Эй, загнем тебе салазки, Белая повязка! 22. Сверкая в сумрачной заре, Стояли над Невою замки В оградах, колючих как окунь. Один, малиновый, горел Решеткой огненною окон, Толпя кумиры над собой. Другой был сер и строг, Как тайной прелести острог, Осев на толстый зад, К Неве поворотясь стеной, Лишенной золотистых глаз, <Он> походил на белую свинью. <Стоял поодаль> третий У позолоченной иглы. На высоту Чугунной конницей взлетев, Возница кровлю украшал, Коней железных укрощал. Напротив – крепость на убой: Сюда возили недругов царя, Чтоб памятник сложить веревкой и огнем Про этот шест и вестника крылатого на нем. И был угрюм, недобр Его одетый пушкой выступ: Он угнетал во сне и наяву. И сумрак, как седой камчатский бобр, Одел красавицу Неву. 23. Летит чугун, заразы вой. Ты сказочки рассказывай, А мы, твой зная сказ, Пройдемся наискось, Пустынною пустыней. Все окна здесь черны. Зубчатый край стены Небесной синевы Отвоевал широкий угол. За полумертвые дворцы, В чехол закутанные мглы, Идет пустынная дорога. Блестели лезвия пришельцев наглых, И кто-то лез, в тень призрака сужась, За особняк узорный, вея ужас. Зачем чернело дико дерево садов, Где листья трепыхались, как множество годов? Зачем нагнулось низко Оно к земле? И белая записка В сетях его колючих, в сучков его кремле? И лист одинокий и желтый, Ударив о землю (плашмя), Нам шепчет: «Тяжел ты Голос, которому внемлю, – Топот громад». 24. Не бесись, Ведь ты не на небеси! Это чудо: озеро серое, Золотого севера Почерк волн с красным отливом. Щуки плещутся. Рядом утесы с шумящей сосной. Синеет луг, голубая лужайка, на ней Незабудка цвела. Пришел косарь с косой, Перо павлина в шляпе, Мешок для сена пуст. Скосил лужайку он, Сложил в мешок И в город снес На царскую конюшню. Всю ночь жевал травы мешок, Волнуясь черной гривой, конь С блестящим оком. И незабудка только ночь В училище его живота ночевала, А утром на возу перекочевала В Горячее поле, как стебель навоза, – Греть детей босяка. И много сестер увидала В стенах пещеры, в снегу. Товарищи: труд, незабудка и конь. И братва зажжет огонь.