Страница 7 из 8
Демокрит, представитель так называемой натуралистической концепции рассмотрения ценностей, также исходил из фактора полезности для человека того порядка вещей, который заложен в природе, ибо только в ней следует искать истоки любой ценности. Если что-то в природе приносит удовольствие, то это и есть благо или ценность. Ценность, однако, коль скоро она призвана приносить блага, нельзя назвать только субъективной, как доставляющей удовольствие. Она одновременно и объективна, поскольку исходит из естества природы.
Удовольствие Демокрит понимал вовсе не в гедонистическом смысле. Философ предупреждал: «Отказывайся от всякого удовольствия, которое не полезно»[41]. А полезно все то, что ведет к добродетели.
Натуралистическая концепция ценностей вообще была характерна для древнегреческого синклита мыслителей. Ценность они понимали как все то, что нравственно и прекрасно, что ведет к добродетели, поскольку природа не может заключать в себе чудовищных явлений. Поскольку истоки ценностей заключены в природе, постольку требования естества являются обязательными для человеческих поступков, если они полезны человеку и ведут к добродетели.
Для древнегреческой мысли ценность обязательно сопрягалась с полезностью для человека. Нельзя относится к явлению как к ценности, если оно не приносит никакой пользы, а польза заложена в природном естестве человека, из которого он черпает нормы общения с другими (естественное право родилось на этой почве аксиологических предпочтений древних греков). Итак – польза лежит в основе ценностного подхода древнегреческих мыслителей.
В период Средневековья ценности стали рассматривать в теологическом ключе, выводя идею Истины, Добра, Красоты, Блага из Божественного монотеизма. Ценности в клерикальном ключе превратились в идеальные субстанциальные идеи, имеющие трансцендентный характер, поскольку происхождение их усматривалось в промысле Божьем. Такие ценности, как Божественные сущности, вели к добродетели, которая полезна всему человечеству. Таким образом, Божественное истечение Истины, Добра, Красоты, Блага, как ценности, также сопрягались исключительно с пользой для человека.
От Божественного предопределения ценностей не был свободен и век Возрождения, который называется эпохой Возрождения. Согласно концептуальным основам эпохи Возрождения, проповедующей пантеизм, все есть Бог и, следовательно, мирское наполняется высшей ценностью, которая рассматривается с позиций полезности. Полезность имманентна мирским явлениям, поскольку последние пропитаны Божественным светом.
Век просвещения предложил новые акценты, в которых ценностную нишу заняли разум, свобода воли, наука, прогресс и вновь – практическая польза.
Их утверждение и обоснование связаны с творчеством Ф. Бэкона, Р. Декарта, Б. Спинозы, Г. В. Лейбница, Т. Гоббса, которые предложили уже не новый, апробированный древними греками рационалистический вариант обоснования ценностей. Сущность этого варианта заключалась в объяснении ценности как результата активности субъекта, обусловленной разумно-волевыми факторами. Р. Декарт в «Рассуждении о методе» пишет, что ценности определяются разумом, ибо наша воля склонна чему-либо следовать только потому, что это представляется ей хорошим или дурным[42].
Спиноза считал, что ценность воплощается в некоем Левиафане человеческой природы, т. е. обобщенном образе человека, выражающего собой всеобщего субъекта, который, в свою очередь, выражает всеобщую идею. Ценность, таким образом, связана с высшим благом, общим для всех людей, живущих «по руководству разума»[43]. Спиноза, как, впрочем, и Декарт, придерживаясь антропологической концепции определения ценностей, вновь пришел к необходимости блага как определяющего свойство любой ценности, с какими бы обстоятельствами она ни связывалась в исследованиях.
В отличие от «антропологов» Г. В. Лейбниц вновь возвратился на теологическую стезю, объявляя высшей ценностью Бога. Но, в отличие от классиков теологии, Г. В. Лейбниц провозглашал высшей ценностью идею гармонии мира[44], который понимается исследователем как «упорядоченное целое, исполненное благолепия, т. е. так устроенное, что приносит величайшее удовлетворение тому, кто его понимает»[45]. Лейбниц понимает ценное как рациональное, поскольку оно должно быть «значительным с точки зрения блага»[46], а благо, в свою очередь, является полезным и нравственным, поскольку способствует совершенству. Здесь вновь ценность рассматривается с точки зрения полезности, а значит, с позиций значимости, и именно данный аспект объединяет воззрения всех философов, исследующих феномен ценности.
В этом же ценностно-полезном плане рассматривал ценности и Т. Гоббс, который в своем произведении «Левиафан» обосновал понимание ценности как того, что является результатом потребностей человека и что имеет экономическую сущность. В такой трактовке обращает на себя внимание то обстоятельство, что Т. Гоббс обратил свои взоры на человека, провозгласив, по сути дела, именно его ценностью: «Стоимость, или ценность, человека, подобно всем другим вещам, есть его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а зависящей от нужды в нем и оценки другого»[47]. Отдавая человеку необходимую дань в аксиологическом аспекте, Т. Гоббс, однако, считал, что человек – ценность относительная, подверженная оценке со стороны других людей, аксиологические воззрения которых могут быть совершенно разнообразны: «Пусть люди (как это большинство и делает) ценят самих себя как угодно высоко, их истинная цена не выше той, в которую их оценивают другие»[48]. Позиция Т. Гоббса хотя и является антрополого-экономической, но с непременным оттенком субъективизма.
Дж. Локк, будучи приверженцем экономического понимания ценностей, считал, что последняя имеет обязательные свойства полезности, которая чаще всего выражается в стоимости[49]. Таким образом, польза, как и в былые времена, оказывается альфой и омегой понимания ценности и в эпоху Просвещения.
Немецкая классическая философия дала миру таких блестящих мыслителей, как Иммануил Кант и Георг Вильгельм Фридрих Гегель.
И. Кант, противопоставляя сферу нравственности сфере необходимости, считал, что ценности обусловлены целями, которые могут быть объективными и субъективными. В связи с тем, что цели подразделяются на объективные и субъективные, И. Кант, связывая с ними ценности, полагал, что последние могут быть относительными и абсолютными. Если оцениваемый предмет соотносится с субъективными целями, тогда он представляет собой относительную ценность или «ценность для нас». Абсолютная ценность в системе И. Канта соотносится с целями объективными, в качестве которых выступают люди, разумные существа, и в этом контексте они являются «целями сами по себе, существование которых само по себе есть цель, и эта цель не может быть заменена никакой другой целью, для которой они должны бы служить только средством»[50]. Таким образом, человек в системе И. Канта становится абсолютной ценностью. Связывая категорию ценности с понятием культуры, И. Кант выводил свой категорический императив с его всеобщей максимой, утверждая, что именно такая ценность, как человек, подчиняющийся нравственной максиме, имеет принципиальное значение для оценок. Принцип долженствования в системе Канта играл первостепенное значение.
Гегель, придерживаясь экономических взглядов, связывал ценность в своей «Философии права» с потребностями, которые находят выражение в стоимости, ничего нового не привнося по сравнению с Локком и не рассматривая ценность как самостоятельную категорию. Вместе с тем, рассуждая о потребностном и стоимостном характере ценности, Гегель настаивал на ее важнейшем свойстве – полезности, значимости или годности относительно потребностей человека. Таким образом, значимость, полезность для человека выделяются при характеристике ценностей и в немецкой классической философии.
41
Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 152.
42
Декарт. Избр. произв. М., 1950. С. 441.
43
Спиноза Б. Избр. произв. В 2 т. М., 1957. Т. 1. С. 550.
44
Лейбниц Г. В. Соч. в 4 т. М., 1982. Т. 1. С. 203.
45
Там же. С. 235–236.
46
Там же. Т. 3. С. 126.
47
Гоббс Т. Соч. в 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 66–67.
48
Там же. С. 67.
49
Локк Дж. Соч. в 3 т. М., 1988. Т. 3. С. 286.
50
Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. С. 269.