Страница 41 из 54
Нельсон отдыхает в Мертоне. Через двенадцать дней, 2 сентября 1805 года, в пять часов утра, в имение является капитан Блэквуд:
– Сэр, франко-испанская эскадра обнаружена! Она стоит в Кадисе. Лорды Адмиралтейства хотят, чтобы вы уничтожили ее.
Нельсон колеблется или делает вид, что колеблется, и поворачивается к Эмме. И эта женщина без роду и племени, бывшая танцовщица, бывшая игрушка гостей Ап-Парка, получает право на место в истории, сказав всего несколько слов:
– Я знаю, вы не найдете покоя, пока не разобьете этот объединенный флот. Нельсон, без промедления отправляйтесь в Кадис, хотя мы будем оплакивать ваше отсутствие. Вы одержите славную победу!
Перед отплытием из Портсмута Нельсон пишет ей: «Отважная, отважная Эмма! Если исчезнут Эммы, то не будет и Нельсонов!»
Наиболее полное описание Трафальгарской битвы сделано (в 1907 году) полковником Дебриером. Но о гении Нельсона можно рассказать в нескольких словах. В те времена эскадры во время боя обычно проходили бортами друг к другу и вели огонь из всех пушек одного борта. Нельсон решил сосредоточить сначала удар на пятом или шестом корабле вражеского строя, уничтожить его, расчленив тем самым боевой порядок противника, и затем уже расправиться с остальными судами.
21 октября 1805 года его маневр удался и франко-испанский строй оказался разорванным. В момент, когда «Виктори» очутилась вблизи французского корабля «Редутабль», Нельсон расхаживал по мостику. Он остановился, чтобы отдать приказ убрать в безопасное место портрет леди Гамильтон, висевший в каюте. И вдруг упал, успев сказать капитану адмиральского корабля:
– На этот раз, Харди, они убили меня!
– Надеюсь, что нет, сэр!
Он умер три часа спустя. Последние слова, которые он сказал бортовому священнику Скотту, были следующие:
– Я завещаю леди Гамильтон и мою дочь Горацию родине.
Какие исторические слова произнес бы Наполеон, если бы, как Нельсон при Трафальгаре, нашел славную смерть во время французской кампании (январь – март 1814 года)? Зачем гадать? Его судьба драматически совершенна, и ни одному писателю не удалось бы придумать ничего лучшего, а тем более тех отчаянных положений, в которых бывал Наполеон.
После горечи поражения и унижений этот человек, столь ревностно оберегавший свою славу, снова встречается со Средиземным морем. Это произошло 27 апреля 1814 года. Он пережил страшные часы. Вступление союзников в Париж, предательство толпы, русские офицеры, которые из окон Тюильри бросают прохожим серебряные монеты, чтобы те кричали: «Да здравствуют Бурбоны!» («Они с жадностью дрались за них, катаясь по земле и вызывая смех иностранных офицеров»), отречение, попытка самоубийства; трагическое утешение во время прощания в Фонтенбло и град оскорблений, павших на голову изгнанника, начиная с Монтелимара на севере Прованса («Он убил наших сыновей, племянников и многих молодых людей! Смерть ему!»), ряд переодеваний (даже в форму австрийского офицера), чтобы скрыться от народного гнева…
Сен-Рафаэль. Наконец-то благожелательное Средиземное море. Когда он поднимается на борт английского фрегата «Андонтед» («Неустрашимый»), который отвезет его на остров Эльба, в его новое крохотное королевство, императору салютуют пушки – двадцать один залп.
Поднявшись на борт, Наполеон снимает треуголку и приветствует офицеров. Капитан Томас Ашер сопровождает его в каюту. «Он улыбнулся, когда я сказал, что у меня нет лучшего помещения, и ответил, что все очень удобно и в высшей степени подходит для сна». В момент отплытия фрегата Наполеон стоял на палубе и смотрел на исчезающий берег; к этому берегу он приставал, вернувшись из Египта пятнадцать лет назад. Его историческая эпопея продолжалась сто восемьдесят месяцев.
В четыре часа утра Наполеон встал и выпил чашку чрезвычайно крепкого кофе. В семь часов поднялся на палубу. Во время завтрака он сидит во главе стола. Вместе с ним завтракают генералы Бертран и Друо, австрийский генерал Коллер и капитан судна. Он не страдает от качки, даже когда днем поднимается сильное волнение. Он читает, гуляет по палубе, наблюдает за работой матросов, расспрашивает их, как в былые времена:
– Вашим матросам дают какао и сахар. Так всегда было?
– Нет, сир. Но ваша континентальная блокада препятствовала продаже наших товаров, поэтому мы решили кормить ими матросов.
«Наполеона восхищала четкая служба на борту судна и взаимное уважение офицеров разных чинов. Он считал такое уважение основой хорошей дисциплины и не удивлялся строгости офицеров при любом упущении».
– Я тщетно пытался ввести подобные порядки во французском флоте. Но мои капитаны и их экипажи оказались слишком упрямыми.
Наполеону хотелось побывать в Аяччо, и он сообщил о своем желании капитану Ашеру. «Я объяснил ему, что город лежит в стороне от нашего пути. Он предложил остановиться в Кальви, который хорошо знал, указывал глубину вод и другие особенности порта. Он был бы превосходным лоцманом, доведись нам зайти в этот порт».
Ничто не ускользает от его взгляда на борту судна, он чуть ли не готов взять на себя командование.
– Вы поставили все паруса?
– Нет, только те, что необходимы.
– Когда вы преследуете вражеский фрегат, вы поднимаете дополнительные паруса?
Наполеон обратил внимание, что не поставлена бизань.
– При преследовании врага я бы поднял этот парус, – ответил капитан.
– Если он полезен, его можно поднять и сейчас.
Несокрушимые жизненные силы! Побежденный, оскорбленный человек опять смотрит в будущее, хотя это невеселое будущее. Он стоит на палубе с подзорной трубой в руке и разглядывает побережье своего нового королевства. Через сколько часов они войдут в порт?
Они прибывают на место ночью, но надо соблюсти формальности по передаче власти, да и прием не подготовлен. Наполеон отправил Друо на сушу, а сам с раннего утра расхаживал по палубе и расспрашивал капитана порта, явившегося на борт: каковы здесь глубины, какие корабли причаливают к берегу, в каком состоянии фортификационные сооружения и сколько в них размещено солдат? В восемь часов нетерпеливый император требует лодку:
– Хочу осмотреть другой берег бухты. Капитан, вы будете меня сопровождать.
Вернувшись на борт к завтраку, Наполеон требует перо и бумагу.
– Вот флаг, который я выбрал для Эльбы.
Белое полотнище с красной полосой по диагонали; на полосе – три золотые пчелы империи: по условиям отречения Наполеон сохраняет императорский титул. Наступило 4 мая 1814 года.
Июнь 1814 года. Писарь лондонской долговой тюрьмы Кингс-Бенч объясняет стоящей перед ним заключенной, старой, грузной женщине с отсутствующим выражением лица:
– Мистер Смит заплатил позавчера ваши долги, за которые вас заключили в тюрьму. Вас отпустят на свободу через час. Главная надзирательница вернет вам вашу одежду. Распишитесь вот здесь, и вы свободны.
Женщина склоняется над столом и расписывается: «Эмма Гамильтон».
«Завещаю леди Гамильтон и мою дочь Горацию родине». Англия отказалась от этого наследства. Высшее британское общество единодушно решило игнорировать женщину, которая скандально афишировала свою связь со славным адмиралом. После смерти Нельсона она тратила деньги не считая. Пенсия помогла бы ей избежать нищеты. Священник Уильям Нельсон, брат адмирала, мелкий провинциальный викарий, унаследовал титул графа Нельсона Трафальгарского и получил 120 000 фунтов стерлингов, «которые позволят ему занять подобающее место в обществе». Но ничего не оставлено женщине, о которой Нельсон сказал: «Если исчезнут Эммы, то не будет и Нельсонов». Она наказана за то, что нарушила правила приличия. Эмме еще нет пятидесяти, но выглядит она на все шестьдесят. «Вскоре, – пишет ее дочь Горация, – характер матери испортился, она пристрастилась к спиртному». У Горации черствое сердце, она всегда отвергала отцовство Нельсона, но признает, что даже в минуты жестокой нищеты Эмма не тронула ни пенни из небольшой ренты, оставленной адмиралом на воспитание дочери. Горация вышла замуж за пастора и умерла в 1881 году в возрасте восьмидесяти лет.