Страница 10 из 11
Обратимся к структуре принципов права. В качестве первой посылки возьмем уже упоминавшуюся нами позицию, что принцип права по своей природе представляет суждение законодателя79. Это суждение деонтической модальности, как правило, выраженное в нормативно-правовых предписаниях. Уже сам факт того, что принцип является суждением деонтической модальности, говорит о том, что у принципа должен быть определенный механизм его защиты, без которого принцип превратился бы не более чем в декларацию. В связи с этим возникает вопрос, имеет ли принцип права такой же механизм защиты, что и норма права, т. е. существуют ли санкции за нарушение принципов и каков характер этих санкций.
Каждый принцип права сопровождает некоторая совокупность нормативных предписаний, в которых этот принцип конкретизируется и которые в том числе обеспечивают защиту данного принципа.
Следует, однако, отметить, что некоторые ученые включают подобные нормы в содержание принципа права80. Мы не можем согласиться с подобной позицией. По нашему мнению, в данном случае необоснованно смешиваются сам принцип и нормы, этот принцип обслуживающие. Ведь изменение одной из этих норм повлечет изменение и самого принципа, а так быть не должно.
В науке неоднократно обращалось внимание на такую особенность принципа, как его первичность по отношению к правовой норме. Так, А.М. Лушников и М.В. Лушникова пишут: «Принципы первичны по содержанию и вторичны по форме. Первичность определяется тем, что нормы принимаются на основе принципов и должны им соответствовать. Вторичность означает, что принципы должны прямо закрепляться в нормах права (нормы-принципы) или выводиться из содержания норм. Здесь нельзя усмотреть порочный круг, так как механизм их взаимодействия на уровне отрасли запускался общеправовыми и межотраслевыми принципами, закрепленными в нормативном акте большей юридической силы, начиная с Конституции»81.
Таким образом, можно образно сказать, что принцип права – это своего рода правила для правил, иными словами, нормы права должны соответствовать принципам. А это значит, что у принципов должен быть механизм реализации данного правила, для того чтобы принципы в конечном счете не стали просто декларациями.
Представим себе ситуацию, что в законодательство вводится норма, в соответствии с которой, например, устанавливается, что труд лиц, принадлежащих к тоталитарным сектам, оплачивается в пониженном размере.
В этом случае лицо, которое считает, что указанным актом нарушены его права и свободы, может обратиться в Конституционный Суд РФ с заявлением о признании федерального закона, вводящего в действие эту норму, противоречащим Конституции РФ. Однако в данном случае мы сталкиваемся со значительными сложностями, ведь заинтересованное лицо будет обращаться в Конституционный Суд РФ, который, скорее всего, признает данный закон не соответствующим ч. 3 ст. 37 Конституции РФ, и законодательный акт в результате утратит силу с момента вступления в силу решения Конституционного Суда РФ. Принцип запрета дискриминации в оплате труда вряд ли сыграет какую-либо роль в отмене нормы, которая его нарушает. Подобная ситуация только с несколько иными процедурными правилами и действующими лицами произойдет в случае издания подобного акта другим субъектом нормотворчества. Вышеизложенное означает, что роль принципа не сводится к регулированию сродни нормативному, эта роль гораздо деликатнее, и ее сложней определить.
Как мы уже указывали, каждый принцип права сопровождает целая свита норм, конкретизирующих и обеспечивающих его. Естественно, что существует риск обнаружения недостатков в указанной совокупности норм. Недостатки эти, по нашему мнению, могут быть двух видов: во-первых, неспособность урегулировать какую-либо практическую ситуацию; во-вторых, наличие внутренних противоречий в самих нормах.
Отсюда и выводится два вида полномочий принципов права, два аспекта его деятельности: восполнение пробелов в праве и коллизионное регулирование.
В науке указывается, что восполнение пробелов в праве является проявлением прямого действия принципа, когда он напрямую регулирует общественные отношения. В современных научных исследованиях такая позиция резонно подвергается сомнению. Так, например, В.Б. Дресвянкин вполне обоснованно указывает, что «принципы трудового права носят общий характер, и поэтому не отражают всю специфику общественных отношений, связанных с трудом в качестве рабочих и служащих»82. Он обращает внимание на то, что при преодолении пробелов при помощи аналогии правоприменитель сам формулирует правоположение, на основе которого впоследствии и выносит решение по делу83. Полагаем, что принцип права напрямую общественные отношения регулировать не может в силу собственной абстрактности, напрямую общественные отношения регулируют нормы права, относящиеся к данному принципу. А это значит, что неправильным является утверждение, будто в случае пробела в праве начинают действовать принципы права. Во-первых, принципы права, имея субъективную природу, не могут действовать сами по себе, их использует правоприменитель по отношению к конкретной неурегулированной ситуации. Во-вторых, указанные принципы не действуют, как уже указывалось, напрямую. На основе общеправовых принципов, а также принципов конкретной отрасли, института, субинститута правоприменитель выводит (формирует, изобретает) новую норму, которая регулировала бы пробельные общественные отношения.
Следует отметить, что некоторые ученые указывают на то, что применение аналогии права возможно только в том случае, если невозможно применить аналогию закона. Нам такая позиция представляется верной. Если исходить из фундаментального гносеологического принципа бритвы Оккама (не стоит плодить сущностей сверх надобности), изобретение абсолютно новой нормы права возможно только в случае, если не существует предписаний, чьи положения можно применить в данном случае.
В.В. Лазарев не без основания указывает, что при аналогии права аналогия в собственном смысле отсутствует, так как аналогия как логический прием означает перенесение некоторых качеств, свойственных одним явлениям, на другие, сходные с ними по ряду существенных признаков84. Л.Е. Кузнецова полемизирует с ним, обращая внимание на то, что и «в данном случае также устанавливается сходство принципов права и практической ситуации, подлежащей оценке, что и является основанием для применения конкретного принципа»85. Мы склонны согласиться с В.В. Лазаревым. Аналогия по своей логической природе является традуктивным умозаключением, т. е. степень абстрактности от посылок к выводу не изменяется. Это и имеет место при аналогии закона, когда на основании уже существующей нормы формулируется новая норма. При аналогии права, в частности, имеет место использование принципов права как наиболее абстрактных суждений и применение их к конкретной ситуации. Иными словами, в аналогии права мысль идет от абстрактного к конкретному, а это является признаком дедуктивного умозаключения.
Что касается коллизионного действия принципов права, то оно имеет место в случае, когда нормы отрасли права противоречат друг другу. Здесь действие принципа аналогично действию коллизионной нормы.
Следует, однако, отметить одну сложность, связанную с применением принципов. Как мы уже указывали, принцип по своей природе суть суждение законодателя. А это предполагает, что он должен быть объективирован в предписаниях соответствующего нормативного акта. Если принципы не объективированы либо объективированы некорректно, то их применение связано с серьезными сложностями на практике. В связи с тем что принципы суть порождение воли законодателя, мы не можем воспринимать их непосредственно, а если их материализация в предписаниях нормативного акта осуществлена неудовлетворительно (либо вообще не осуществлена), то правоприменитель вынужден «догадываться» о принципах данной отрасли (института, субинститута), выводя их из содержания соответствующих предписаний. Это с необходимостью влечет разночтения в трактовке системы принципов, что достаточно хорошо заметно на примере отрасли трудового права.