Страница 21 из 22
Но, на мой взгляд, утверждение о принадлежности тех прав, о которых спорят стороны, и есть связь с предметом спора, или предметом иска. Следовательно, у первоначальных сторон и третьего лица, заявляющего самостоятельные требования, обязательно должен быть общий предмет требования, или предмет иска, или предмет спора. И это обусловливает необходимость обладания сторонами и третьим лицом не только противоположными, но и взаимоисключающими интересами к делу.
Однако как в классических трудах известных ученых, так и в исследованиях настоящего времени зачастую не указывается на важнейший признак взаимоисключаемости требования третьего лица с самостоятельными требованиями относительно предмета спора.
Ранее я уже предлагала именовать третье лицо с самостоятельными требованиями «третьей стороной в процессе»[134], тем более что, как отмечал Е.В. Васьковский, «третьи лица могут принять участие в производящемся между первоначальными тяжущимися процессе либо в роли самостоятельных истцов, либо в роли помощников одного из тяжущихся. Первая форма участия называется самостоятельным или главным вступлением, а вторая – пособничеством»[135].
ТЕ. Абова также писала, что «третьи лица с самостоятельными требованиями – это те же истцы»[136], а К.С. Юдельсон прямо указывал, что «третьи лица, имеющие самостоятельные права на предмет спора… признаются истцами, что дает им ровно столько же прав и обязанностей, сколько имеют вообще все истцы в целях осуществления свой деятельности по доказыванию. Поскольку процессуальное положение третьего лица с самостоятельными требованиями мало чем отличается от положения первоначального истца, постольку нет надобности после изучения прав и обязанностей сторон… специально на этом вопросе останавливаться»[137].
Предложение включить третьих лиц с самостоятельными требованиями в понятие «сторон в процессе» имеет не только теоретическое значение. Дело в том, что содержание некоторых статей процессуального законодательства таково, что создается впечатление, будто одного волеизъявления только стороны или сторон достаточно, чтобы распорядиться судьбой всего процесса.
Во-первых, вызывает вопросы практическая реализация права истца изменить предмет иска в случае, когда процесс осложнен участием в нем третьего лица с самостоятельными требованиями относительно предмета спора.
Как правильно отметила ТЕ. Абова, самостоятельное требование третьего лица заключается в его правопритязании на то имущество или те действия, по поводу которых спорят первоначальные стороны[138]. Очевидно, что если будет изменен предмет иска (то есть предмет требования истца к ответчику, или предмет самого спора), то третье лицо окажется заявляющим требования уже не на предмет спора, а на предмет совершенного другого правоотношения; иными словами, реализация первоначальным истцом своего права на изменение предмета иска повлечет за собой утрату взаимоисключаемости требований сторон и третьего лица. Ведь совсем не обязательно, что вслед за истцом и третье лицо изменит предмет своего требования. Может случиться так, что стороны будут «нацелены» уже совсем на другой предмет, хотя и по тем же основаниям, а третье лицо по-прежнему претендует на обладание первоначальным предметом иска. И в этом случае суд будет вынужден рассматривать в одном производстве два различных иска.
Более того, такое лицо нельзя будет называть «третьим лицом», поскольку спорное правоотношение, рассматриваемое судом, будет уже не трехсторонним, а двусторонним. Просто будут два самостоятельных иска к одному ответчику, и значит, можно говорить о соучастии. То же самое произойдет, если предмет требования будет изменен самим третьим лицом в ходе судебного разбирательства.
Как справедливо считает Т.Е. Абова, «общим для третьего лица с самостоятельными исковыми требованиями и соистца является то, что данные лица обладают самостоятельными правами; в случае, если эти лица не вступят в процесс, они смогут предъявить свой иск отдельно»[139]. Но, как известно, соучастник и третье лицо – это разные, не совместимые правовые статусы, потому что «весьма существенная разница между третьим лицом с самостоятельными исковыми требованиями и соистцом, вступающим в уже начатый процесс, заключается в том, что третьи лица предполагаются имеющими самостоятельное право на предмет спора. Соистец же, вступающий в уже начатый процесс, не претендует на предмет, о котором спорят первоначальные истец и ответчик»[140].
Таким образом, при изменении истцом предмета иска возможна «трансформация» третьего лица с самостоятельными требованиями в соистца. Это, в свою очередь, повлечет за собой изменение режима деятельности суда, который должен осознавать необходимость ответить не на одно, как прежде, требование, а уже на два.
Во-вторых, отказ истца от иска влечет, по общему правилу, прекращение производства по делу (ст. 220 ГПК РФ, п. 4 ч. 1 ст. 150 АПК РФ). Однако в случае, когда в деле участвует также третье лицо, заявляющее самостоятельные требования относительно предмета спора, вопрос о последствиях отказа истца от иска представляет изрядную сложность.
Прекращение производства по делу в связи с отказом от иска препятствует повторному обращению в суд с тождественным требованием. Значит ли это, что третье лицо с самостоятельными требованиями относительно предмета спора также не вправе обратиться в суд с тождественным иском? Ответ «нет» не столь очевиден в силу законодательного «уравнивания» статуса такого третьего лица и истца. Но даже при том, что, в отличие от истца, третье лицо имеет право обратиться в суд снова, это означает, что ему нужно заново оплачивать государственную пошлину, а оперировать в новом процессе придется уже ранее раскрытыми доказательствами, представив, таким образом своему противнику известную фору.
Думаю, что в случае отказа истца от иска суду следует продолжить рассмотрение дела в отношении ответчика и третьего лица и прекратить его в отношении истца и ответчика, но как практически это осуществить? Производство по гражданскому делу едино, его нельзя «разбить» на несколько производств.
Полагаю, в описанном случае нужно выделить требование третьего лица в отдельное производство в порядке ч. 2 ст. 151 ГПК РФ и ч. 3 ст. 130 АПК РФ, а производство по делу первоначального истца прекратить. Но на необходимость принятия таких мер необходимо прямо указать в ст. 39 ГПК РФ и ст. 49 АПК РФ. Кроме того, выделение требований возможно, при буквальном толковании закона, в случае изначального соединения их истцом.
В-третьих, стороны могут окончить дело, заключив мировое соглашение. Процессуально-правовым последствием заключения мирового соглашения будет прекращение производства по делу. В случае участия в процессе третьего лица с самостоятельными требованиями оно совершенно необязательно присоединится к заключаемому сторонами соглашению и по-прежнему может адресовать свои требования или истцу, или ответчику (в зависимости от существа мирового соглашения), или обоим сразу.
Представляется, что решение этой проблемы то же, что и при отказе истца от иска – судья должен выделить требование третьего лица в отдельное производство, а дело между первоначальными сторонами прекратить. Другое дело, что при наличии достаточных фактов, предположительно свидетельствующих об обоснованности требования третьего лица, суд может мировое соглашение и не утвердить[141].
Таким образом, считаю, что третье лицо, заявляющее самостоятельные требования относительно предмета спора и теоретически, и практически более правильно именовать «стороной в деле», а нормы ГПК РФ и АПК РФ необходимо привести в соответствие с таким пониманием правового статуса третьих лиц с самостоятельными требованиями.
Другой вопрос связан с признаками самих сторон в гражданском и арбитражном процессах. В предыдущей главе настоящей работы указывалось на то, что правоотношение по защите субъективного гражданского права (или юридической свободы) возникает в связи и в соответствии с материальным правоотношением по реализации соответствующего права (или свободы). Это соответствие выражается в том, что участники спорного правоотношения, рассматриваемого в суде, и участники материального правоотношения, из которого возник спор – одни и те же лица. Отсутствие указанного совпадения субъектов – свидетельство ненадлежащим образом осуществленной защиты.