Страница 35 из 93
— Это надо обсудить, — серьёзно сказал Сократ. — Ибо приготовиться к неизбежному тоже есть испытание и работа духа.
Они прибыли в Платею под вечер и ещё до заката солнца успели устроиться на ночлег при храме Гестии, в приюте для странствующих. Они могли бы найти ночлег и получше — многие платейцы почли бы за честь видеть своим гостем Софокла, знаменитого не только в Аттике, но и в Беотии. Но Софокл сказал, что покой для него дороже почестей, что тихая ночь у огня Гестии стоит шумного пиршества в богатом доме. Хромон приготовил горячий ужин, был вкусный сыр и хорошее вино. Усталость и сытость быстро повергли всех в сон. Так что никто из них даже не услышал, когда по черепице забарабанил дождь и на прилегающей к храму площади стали раздаваться крики, столь неожиданные среди ночи. Но проснулись другие люди, заржали в стойлах лошади. Хромон, который спал при оружии, как и подобает телохранителю, пробудился первым и, ещё на зная, что случилось, растолкал своих спутников.
— Тревога! — объявил он им, бросаясь к двери и обнажая меч. — Я слышу крики глашатая. В городе тревога!
Сократ и Толмид опоясались мечами. Софокл обвязал ремнём ларец, в котором хранились дары для Дельфийского храма, сунул его в нишу и завалил шкурами и соломой.
— Спрячь также свои свитки со стихами, — посоветовал Софоклу Сократ.
— Стихов не так много, — ответил Софокл, — и я помню их наизусть!
— Толмид, — приказал вознице Хромон, — пойди и узнай, что там происходит. И проверь, хорошо ли заперта конюшня. Пи с кем не ввязывайся в драку, пока не сообщишь нам о случившемся.
Толмид послушно нырнул в дверь. Софокл подбросил в тлеющий очаг соломы и хвороста.
— Что бы ни случилось — мы вне опасности, — сказал Сократ. — Мы под защитой храма.
— Не стоит преувеличивать нашу безопасность, — возразил Софокл. — Ведь мы не у алтаря. А там места для всех не хватит. Храм так мал...
Не успел Софокл произнести последнее слово, как вернулся Толмид.
— Что? — остановил его в дверях Хромон.
Толмид узнал не много. Нои того, что он узнал, было достаточно, чтобы оценить случившееся: отряд фиванцев, союзников Лакедемона, — никто не мог сказать Толмиду о его численности — вошёл через предательски открытые ворота в Платою и стоит на рыночной площади. Отрядом командуют беотархи[93] Пифангел и Диемпор. Глашатаи фиванцев склоняют жителей Платеи к союзу. К союзу против Афин.
— Они предлагают платейцам добровольно объединить с ними оружие. В Платее паника, хотя фиванцы пока никого не трогают, — закончил свой краткий рассказ Толмид.
— Проклятие! Псы фиванские! — выругался Сократ. — Они начали войну ещё до её объявления.
— Не попытаться ли нам выбраться из города, — скорее предложил, чем спросил Софокл.
— В такую темень, в такой дождь?! — возразил Сократ. — И кто откроет нам городские ворота? Фиванцы? Дождёмся утра. Хорошо уже и то, что нет резни. Я с Толмидом пойду на площадь, — сказал он решительно. — А ты, Хромон, останешься с Софоклом. Никто не должен переступить порог этого приюта! — приказал он Хромону.
Лил дождь, но отряд фиванцев оставался на площади — и это было странно: фиванцам ничего не стоило ворваться в дома горожан и довершить свой преступный замысел силой оружия. Но что-то удерживало их. Быть может, осознание вины, которую они взвалили на себя, столь безрассудно приблизив роковое столкновение между Афинами и Лакедемоном.
Тем временем паника в городе утихала. На площади появилась депутация платейцев, которая согласилась вступить в переговоры с фиванскими беотархами. Следом за депутацией к площади потянулись успокоившиеся горожане. И вскоре толпа, не обращая внимания на дождь, окружила всю рыночную площадь.
— Их не так много, — то и дело стали раздаваться в толпе голоса. — У страха глаза велики, а фиванцев не более трёхсот. Собравшись с силами, мы могли бы справиться с ними ещё до рассвета.
Узнал Сократ и о том, кто предал платейцев, кто открыл фиванцам городские ворота. Этим человеком был Навклид, действовавший в сговоре с фиванским аристократом Евримахом, который был давним врагом Афин и афинской демократии, как и его отец Леонтиад, из-за которого Фивы воевали против Афин на стороне персов.
Сократу было приятно слышать, что платейцы на стороне Афин, что фиванцы их враги и заслуживают изгнания.
— К оружию! — всё чаще стало слышаться в толпе. — К оружию!
Этот клич, передававшийся не так громко, чтоб его могли услышать фиванцы, к полуночи был услышан всей Платеей. И едва депутация покинула здание, в котором велись переговоры с фиванцами, началась тайная работа по созданию отрядов для уничтожения непрошеных гостей из Беотии. Сократ и Толмид также включились в работу: строили баррикады на прилегающих к рыночной площади улицах, стаскивая туда и громоздя друг на друга повозки, брёвна и прочий хлам, делали проломы в оградах дворов, чтобы отряды платейцев, двигаясь через них, могли приблизиться к рыночной площади незамеченными.
Бой начался ещё до рассвета. Отряды платейцев подступили к площади со всех сторон и бросились на фиванцев. Сократ и Толмид были в числе первых, обнаживших мечи против фиванцев. Дрались в портиках, среди торговых рядов и опрокинутых лавчонок. Оружием становилось всё, что попадалось под руки: камни, колья, разбитые амфоры и пифосы, черепица, точильные круги, жернова, топоры и мотыги. Первый штурм фиванцы отбили и сгрудились на площади, ощетинившись копьями и мечами.
— Телеги! — скомандовал кто-то из платейцев. — Нужно двинуть на них телеги!
Телеги были рядом, на баррикадах. Не успели фиванцы совершить ответный манёвр, как оказались зажатыми среди десятков телег, с которых на них обрушились удары мечей и копий платейцев.
Рукопашная схватка длилась уже более часа, а рассвет всё не наступал, факелы гасли от дождя. И только костры, разожжённые в портиках, да горящие торговые ряды освещали площадь, запруженную дерущимися и орущими людьми. Сократ, бывалый гоплит, участвовавший в нескольких сражениях, ничего похожего раньше не видел. На помощь платейцам-воинам сбежались едва ли не все горожане. Среди них были женщины, рабы, дети. С крыш прилегающих к площади домов в фиванцев летели камни, черепица, горшки с горящим маслом, посуда, мебель.
Фиванцы дрались отважно, но ряды их быстро редели. И тогда, сосредоточив оставшиеся силы на одном направлении, они протаранили окружение и бросились бежать к городским воротам. Скользкие тёмные улицы чужого города завели многих в тупик. А те, что добежали до ворот, нашли их запертыми. Пока рубили запоры, самые нетерпеливые поднялись на стены. Но они оказались низкими только с внутренней стороны, потому что вдоль стен шла насыпь. С внешней же стороны, чего фиванцам не удавалось разглядеть в темноте и спешке, они оказались столь высокими, что прыгающие с них калечились или насмерть разбивались о камни.
Через ворота ушли лишь немногие. Большая же часть фиванцев, устремившаяся, как им казалось, к другим городским воротам, оказалась в ловушке. Они приняли за ворота высокие двери обширного складского помещения, примыкавшего к городской стене, из которого не было выхода за город. Но фиванцы поняли это слишком поздно: двери за ними неожиданно захлопнулись. Платейцы потребовали сложить оружие и сдаться. В случае отказа и сопротивления платейцы пригрозили поджечь склад. Фиванцы, посовещавшись, сдались. От отряда в триста человек остались в живых лишь сто восемьдесят. Среди них оказался Евримах, с которым изменник Навклид вёл переговоры о сдаче города, и оба беотарха — Пифангел и Диемпор.
Сократ вернулся в приют Гестии один — Толмида он потерял в толпе ещё в начале рукопашной схватки с фиванцами. Несколько незначительных ран на руках и ногах, разорванный и прожжённый в нескольких местах плащ без слов говорили о том, как он провёл минувшую ночь.
Софокл встретил его словами осуждения:
93
Беотархи — высшие должностные лица в Беотии.