Страница 16 из 17
Молли говорила почти чистую правду. Почти.
Мама слушала, приложив ладони к щекам, с расширенными глазами, и только тихонько ойкала. Папа кусал губы, нервно сплетая и расплетая пальцы, Билли просто замер и, похоже, даже дышать перестал; а вот Фанни слушала одобрительно кивая и улыбаясь.
А история Молли шла дальше и, против её воли, – к сожжённой деревне с торчащими печными трубами, где, накрытая настоящей скалой, дремала братская могила; папа понурился и вновь прикусил губу, уже явно сильнее. Фанни пригорюнилась, склонила голову, и в уголках её глаз что-то блеснуло.
Молли вспоминала перевал и свист пуль над головой. Мама слабо охнула, и тут Фанни вновь пришлось приводить её в чувство. А у Молли перед глазами по-прежнему стояла та ночь и ползущие по снегу прожекторные лучи, прикрывающая отход Волка и липкая тёмная кровь на боку Медведя.
Её Медведя.
Дальнейшее было уже легче. В конце концов, ни о Младшей, ни о Средней, ни о тем более Старшей рассказывать не требовалось.
О своём «плене» Молли говорила, само собой, скупо. Сидела, дескать, взаперти, помирала от скуки. Кормили хорошо, видишь, Фанни, даже не похудела.
– Да, не похудела, только вытянулась, – улыбалась служанка. – Ну, а потом?
А потом её отпустили домой. Горный Корпус отходил на юг, и Rooskies не стали удерживать её дольше. Просто не хотели. Освободили безо всякого выкупа, доставили до окраин Норд-Йорка и ушли обратно в свои леса…
– А дальнейшее вы знаете, – слегка охрипнув, закончила Молли.
Тишина. Сидят задумчивые мама и папа, и только сейчас Молли видит, что они совсем по-детски держатся за руки. Улыбается Фанни, по-прежнему улыбается, и именно она нарушает молчание:
– Молодец, мисс Молли. Ты огромный молодец. Всё сделала правильно, всё, слышишь!.. И Rooskies эти – тоже люди, выходит, отнюдь не варвары!..
Молли потупилась.
– Фанни, милочка, – поспешил перебить служанку папа. – Я вас умоляю, не надо лишних слов, здесь и стены могут иметь уши!
Фанни кивнула, умолкла, но глаза её горели по-прежнему.
– Молли, милая… – Казалось, папе очень-очень трудно подбирать слова. – Мы… мы очень переживали… Мы не знали, что думать… Мы заявили в полицию… но они нам сразу ответили, что скорее всего никто ничего не найдёт… А мой знакомый детектив, Эванс-младший, я как-то доставал пулю у него из ноги, так вот, этот Эванс мне и говорит, дескать, скорее всего – сонная болезнь, многих пропавших девочек-подростков так и находили, не замёрзшими, не… как-то ещё, а именно от сонной болезни, и мы с мамой… Ох… – Голос папы прервался, он прикрыл глаза дрожащей ладонью. – А сейчас как раз несколько случаев… один за другим, чуть ли не дюжина по всему Норд-Йорку…
Молли бросилась, обняла его – своего папу, вдохнула привычный запах лёгкого табака, что он курил – исключительно на работе и никогда дома, – прижалась.
Папины руки уже не дрожали, они почти тряслись.
– Ох, Молли, девочка, мы так… мы так… – Это уже мама, и тоже обнимает.
…До письма лорда Спенсера дело дошло не скоро.
А когда дошло, никто из семьи не рискнул разрезать клапан конверта.
Молли сама взялась за папин резачок.
Обратным адресом значился просто «Куинс-парк, владение Блейнхейм».
Ну да, лорды и пэры не обременяют себя такими мелочами, как номера домов и почтовые индексы.
«Мисс Моллинэр, – без всяких предисловий начиналось письмо, – я имею надежду полагать, что мои указания вы выполняете в точности. Итак, мисс, завтра вы опустите в тайник очередное послание. Вы напишете следующее…»
И дальше, со ссылкой на «отца, что вернулся из клуба, где говорил со многими офицерами», следовали сведения, что Горный Корпус, понеся тяжкие потери, и помыслить не может о наступлении этой весной, пока с юга не доставят новую технику взамен подбитой и сожжённой в боях, а также пока не прибудет пополнение, особенно офицерами, понесшими особо обширную убыль.
«Письмо в тайник, мисс Моллинэр, вы положите завтра, от двух до трёх часов пополудни. После этого ожидайте дальнейших указаний, но пока что можете оповестить вашего отца, доктора Блэкуотера, что ему надлежит как можно больше брать вас с собой, в том числе и в те благородные собрания, что допускают отцов с дочерями. Я могу особенно рекомендовать наверняка известный вам Пушечный клуб. Если Rooskies следят за вами (а они следят, я не сомневаюсь), вам необходимо бывать в таких местах, где вы на самом деле можете услыхать разговоры офицеров Корпуса, в том числе и высокопоставленных. Думаю, даже Rooskies понимают, что мало кто из них будет как-то остерегаться присутствия юной мисс Блэкуотер.
Данное письмо, как вы понимаете, подлежит уничтожению. И я намерен сделать это собственноручно. Сохраните его в надёжном месте, вместе с конвертом, для передачи мне лично. Примите, мисс Моллинэр, и проч.».
Молли дочитала письмо. Потом перечла ещё раз. Подняла глаза – папа и мама глядели на неё, словно нашалившие дети. Ужас перед Особым Департаментом – хотя ещё непонятно, какую роль в нём играет девятый эрл Спенсер, – у жителей Норд-Йорка сидел, как говорится, в костном мозге.
– Пушечный клуб!.. – присвистнул папа, когда Молли зачитала ему эту фразу из письма лорда. – Но я там даже и не состою! Слишком дорого!.. Пять тысяч фунтов только вступительный взнос!..
– Тут приписка, папа. «Доктору Блэкуотеру не стоит беспокоиться о формальных сторонах его членства в Пушечном клубе. Достаточно лишь переговорить с секретарем, мистером…», ну и так далее, пап.
– Пушечный клуб, дорогой… – раздался из кресла слабый, но твёрдый голос мамы. – Пушечный клуб!.. Это же мечта!.. Подумай о всех возможностях для Молли, если она будет там принята!.. Какие блестящие партии для неё можно будет отыскать!..
– Гм, – смешался папа. – Об этом я не подумал, да…
– Вот именно! Почаще думай о нас, дорогой, почаще думай!..
Разговор начинал обретать привычное течение, и на душе у Молли потеплело. Как же она скучала по этому всему, даже по таким вещам, как мамины и папины пикировки!..
– Прикажете подавать десерт, миссис Анна? – Фанни подмигнула девочке.
– Да, да, милочка, подавайте… думаю, сегодня такой день, что можно не считать порции.
– Ур-р-ра! – завопил оживившийся братец Билли.
…И если не всё, то многое пошло как прежде в доме доктора Джона Каспера Блэкуотера.
Письмо лорда – ту его часть, что предназначалась несуществующему, по мнению Молли, «связному варваров», она старательно переписала. Переписала, не изменив ни буквы, ни запятой. Достойный лорд умел излагать свои мысли тем стилем, который считал нужным, – то неумеренно-официальным, а то сбивчивым, как и полагалось писать школьнице двенадцати лет.
– Мама, могу я выйти на улицу? – смиренно вопросила Молли назавтра, делая книксен и в лучших традициях благовоспитанности складывая руки внизу живота.
Нет, кое-что всё-таки изменилось. На Молли были её любимые куртка, шлем и штаны, заправленные в высокие ботинки со множеством застёжек. Раньше мама, хоть и позволяла выходить в таком виде на улицу, не упускала случая прочитать краткую нотацию на тему, как следует и как не следует выглядеть юным мисс из хороших семей – а теперь она только кивнула.
Тучи разошлись, солнце светило вовсю, шумели и дрались воробьи, к ним хищно подкрадывались тощие бродячие коты. Плэзент-стрит враз ожила, засверкали отмытые витрины, и даже всегдашняя угольная гарь отступила, потому что с моря пришёл свежий и сильный ветер, гнавший смог прочь, в глубь земель.
Удивительное дело, но Молли даже смогла стянуть вниз к подбородку всегдашнюю свою маску.
Ну и дела!.. Обычно всё обстояло как раз наоборот. Худшим временем года в Норд-Йорке была, понятно, зима, но и весной, хилой, робкой и долгой, дело обстояло не лучше. Ветры словно отправлялись на отдых после январских и февральских буранов, воздух застывал в неподвижности, и гари было просто некуда деться.
Сейчас же – словно исполинский вентилятор, приводимый в движение тысячами и тысячами паровых машин, ветер гнал прочь скопившуюся сажу.