Построить будущее

Это уж не вспоминая про обычный набор — воровство и бесхозяйственность. Нередко и имеющееся в дурном состоянии, или, как вынужденно пишу в бесконечных докладных, «крыша на складе худа», в результате выдать в полки никак нельзя. Развалится прямо в руках. И сделать помимо этих самых бессмысленных отписок и резолюций ничего не удается.

Местные власти обязаны представлять ежемесячные отчеты о наличии, приходе и расходе провианта, фуража и денег. И там все замечательно. По бумагам. А на месте вот такие стервецы даже не второсортную муку, а реальную гниль подсовывают. Не заглянешь в мешок, так и уйдет в войска красиво оформленное и за подписью. А отвечать кому?

— Выпороть, — говорю злобно, нешто еще не усвоили, с кем дело имеют. — Прямо у ворот. Чтобы все видели.

— Сколько? — деловито спрашивает унтер.

— Для начала полста розог.

Солдатики с очень довольными лицами поволокли сопротивляющегося и вопящего нечто про беззаконие наружу. Извини, дорогой, с паршивыми поставщиками у меня разговор соответственный. Всю зиму на юг неторопливо прибывали пополнения для маршевых батальонов. Всех требовалось обустроить, накормить и вооружить. К счастью, весна, и они скоро уйдут. Пока что я метался от Дона до Москвы, пытаясь навести порядок.

В каком-то отношении это оказалось еще хуже прежней деятельности. Там я решал свои проблемы самостоятельно и редко надеялся на доброту чужого дяди. В смысле государственного чиновника любого ранга. Здесь значительно хуже. На любые просьбы и жалобы следовала стандартная отписка об отсутствии денег и возможностей. Причем я верю — правда. Но мне-то что делать? За свой счет приобретать? Спасибо большое. У казны бабок не хватает, так я ее должен заменить. Мой личный бюджет такого не потянет, как бы я ни пытался.

— Жаловаться буду! — вскричал наказуемый, размазывая слезы по грязной широкой морде, когда отсчет и соответственно экзекуция прекратились. — До самой государыни дойду!

Вот же скотина, недоволен. В прошлый раз откровенно протухшее мясо приказал сварить и скормить купцам. Еле потом откачали. И уж клизмы с промыванием желудка они запомнят на всю жизнь.

— Еще столько же выдать, — приказываю.

Бедолагу снова заваливают на лавку под вой и одобрительные комментарии уже изрядной толпы. Похоже, недолюбливают в городе купчика. А уж разговоров надолго жителям хватит. Позорище натуральное.

Писать челобитные с перечислением недостатков я тоже умею. На каждый чих отправляется бумага жуткая. В Военную коллегию, Миниху, Бирону, даже в «Ведомости». Прикрыться на будущее и свалить любую вину на соседа — самая увлекательная в мире игра. Еще и копии себе оставляю, и «синодик» на особо зарвавшихся храню.

— А буде рот откроет вторично с угрозами, кнут употребим.

— Можно я нагайкой? — страстно вопрошает Гена, откровенно подыгрывая. Ему веселье, мне очередные проблемы. У него со свинчаткой вплетенной, при желании искалечить и убить запросто способен.

Жаловались на меня. Еще как! Неоднократно и содержательно. В самые разные инстанции. Наверняка где-то пухнет очередное дело, и с поступлением команды «фас» примутся рвать и допрашивать. Ничего не поделаешь. Планида у служащих государству такая. То есть предначертанное движение жизни, от которого нельзя увернуться.

Как себя ни веди — результат один. Не станешь прессовать гражданских — военные пожалуются. Примешься излишне докучать поставщикам, привлекут своих покровителей. Не те, так эти. Так лучше за правду пострадать, четко выполняя инструкции и обязанности. А что иногда самому приходится действовать не по правилам, так куда денешься. Уговорами здесь не поможешь. Вора и мошенника можно заставить бояться, но нельзя отучить тащить чужое и обманывать.

В свое время я веселился, когда Татищев в письме поведал, как ему на Урале тамошние раскольники поднесли тысячу рублей в качестве взятки. Просто так. Ни за что. Лишь бы не смотрел зверем. И когда брать не захотел, очень испугались. Честные чиновники проходят по божественному чину и в природе не существуют. А в реальности не берущий на лапу исключительно опасен. Выходит, с тайным приказом прибыл. Не принимает деньги — нечто ужасное задумали на самом верху. Пора вешаться. Оказывается, зря смеялся. Несут, не требуется и намека. Положено.

Так что я тоже брал. Не деньгами, а борзыми щенками. То есть на самом деле полевыми кухнями, продуктами и лекарствами для госпиталей и лазаретов и прочей мелочью. К примеру, артиллерию в трех полках за чужой счет почти справил. Зарядные ящики, лафеты, даже лошадей приобретали с постными лицами армейские поставщики в подарок. Типа спонсоры добровольные. Причем приходилось все равно проверять качество и цены, подсказывая, где брать и в каком количестве. На новые не хватало, и пришлось по большей части обойтись ремонтом старых.

Тем не менее польза для армии вышла изрядная. Военное руководство почему-то на месте сделать не сумело, а я добился улучшения снабжения по многим показателям. Но ведь прицепиться всегда можно! Те же полевые кухни производились на моем заводе и могли при желании рассматриваться в качестве взятки. И хоть я не брал в руки ни копейки, а доход шел в карман. Между прочим — высшая категория деловара по папашиной квалификации. Работать красиво, чтобы и польза для общества, и тебе выгода. Украсть каждый может, а вот так надо суметь. Создать добровольный фонд поддержки, то есть те же взятки, но без всякой ответственности (сами несут, не заставляю), и за его счет приобретать необходимое на личном производстве.

Самое любопытное — это ответ, прилетевший на слезные челобитные по поводу моих грубых методов воспитания материально ответственных лиц и интендантов. Миних своей властью назначил меня за тщательную ревизию провиантских и фуражных магазинов на пост генерал-аудитор-лейтенанта Военной коллегии. И мне представляется, не за особые заслуги, а по старому знакомству. Все же моими военными разработками остался всерьез доволен.

Это отнюдь не генеральская должность, как кажется по названию. Скорее прокурорская. Могу отныне привлекать для разбора обер-аудиторов, рассматривать дела и утверждать приговоры военных судов, вплоть до разжалования в солдаты. Снабжение русской армии продовольствием осуществлялось Главной провиантской канцелярией, подчиненной Военной коллегии. То есть прав мне добавили. Теперь могу и армейских офицеров приструнить, чем с удовольствием и пользуюсь.

Короче, карьера на мази. Еще бы не подскакивал посреди ночи, вспомнив об очередном неисполненном указании и забытом обстоятельстве. Господибожемой, не дергался так раньше. Пора пить валерьянку. И ведь я не старый и нервами никогда не страдал. Одно слово — труды на пользу Отечества.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил начальственный голос.

К собравшимся на интересное зрелище прибавились новые лица. Форма армейская. Что крайне неудобно в здешних мундирах, так даже не их бесконечная разница в цветах, а отсутствие ясных и хорошо видимых признаков облеченности властью. Ни тебе погон, ни каски со звездами. Офицерский шарф на поясе, и вся радость. Еще разной ширины поля шляпы, в зависимости от чина, с золотым галуном. Проще всего орать погромче — глядишь, напугаются.

Тем не менее с первого взгляда сукно одежды заметно дороже и не смотрится как на здешних вояках. В знакомых мне полках можно встретить мундиры любого оттенка, вовсе не правильного. У кого выцвели, кто сам красит и чинит. Зрелище, в отличие от гвардейских подразделений, душераздирающее. Эти были не в новых, да дорогих. Непростые люди. Впереди уже пожилой человек с подозрительно нерусской физиономией и полная грудь побрякушек. На генерала по возрасту и наградам тянет.

— Премьер-майор Ломоносов, — говорю с подобающим разнице в положении поклоном. — Сей отнюдь не господин, а пес поганый пытался подсунуть провиантской комиссии отходы вместо высшего сорта муки по документам. Вынужден учить честности.

— Проще сразу повесить, — внятно сказал кто-то из толпы. — Таких не исправить.