Страница 34 из 38
— И хорошо. Всегда полезно поволноваться, когда в дело вмешиваются репортеры. Но Норрис Флэй действительно неплохо поработал.
— А папа читал?
— О да. Мы уже обсудили статью на кухне.
— Он расстроился?
Мать потрепала сына по колену:
— Нет, Тео. У нас с твоим отцом все же есть гордость. Но нас беспокоит, что ты оказался в гуще драки, где детям, пожалуй что, и не место.
— Да ладно тебе, мам! А как же ученики начальной школы и те, кто ходит в спорткомплекс? Им придется дышать дизельными выхлопами. А те, кто, как Харди, потеряет землю и даже дом?
Миссис Бун, улыбаясь, пила какао. Сын был прав, однако он не понимал, насколько жестокой становится политическая игра, когда ставки так высоки.
— Я пришла не спорить. Ты ведь у нас один, поэтому мы с отцом над тобой трясемся.
— Поверь мне, я это знаю.
Повисла долгая пауза. Мать и сын смотрели в пол. Отпив большой глоток какао, Тео сказал:
— Мам, общественные слушания в следующий четверг. Я очень хочу пойти. Вы с папой не будете против?
— Нет, конечно. Я тоже пойду. Я против шоссе и хочу, чтобы члены окружного комитета это знали.
— Здорово! А папа?
— А вот папа, наверное, не пойдет. Ты же знаешь, он недолюбливает митинги.
Миссис Бун ушла. Тео вместе с Судьей тоже спустился на кухню. Утренний ритуал он проделал быстрее обычного: душ, зубы, брэкеты, одежда и завтрак.
Ему не терпелось побежать в школу.
Глава 26
Поздно вечером, запершись у себя в комнате, Тео открыл ноутбук и начал печатать письмо, которое обдумывал несколько дней. Он очень сомневался, что решится его отправить, но все равно писал.
Уважаемый Митчелл Стэк!
Ко мне попали некоторые документы, из которых явствует, что ваш зять Стю Малзоун владеет двадцатью процентами акций компании «Паркин лэнд траст». Остальные акции принадлежат Джо Форду и еще двум людям. Еще у меня есть юридический документ, называемый опционом, по которому «Паркин лэнд» получает право приобрести двести акров земли у мистера Уолта Бисона возле Суини-роуд, если новое шоссе будет одобрено членами комитета округа Страттен. При чтении этих документов становится понятно, что ваш зять настроен неплохо заработать на шоссе. Стало быть, и у вас есть существенная личная заинтересованность в проекте. У меня нет способа узнать, что́ вам обещал Джо Форд, но я уверен — газетчики выяснят. Они найдут много интересного, роясь в вашем грязном белье. Если в четверг вы проголосуете за шоссе, я передам эти бумаги Норрису Флэю из «Страттенбергской газеты». Если же вы проголосуете против проекта, тогда сомнительная сделка вашего зятя с Джо Фордом нигде упомянута не будет, по крайней мере, мной.
Остаюсь искренне ваш,
Обеспокоенный избиратель.
Много чего почерпнув из юридических справочников, Тео знал, что посылать анонимное письмо не противозаконно. Любой может воспользоваться почтой США, чтобы отправить письмо или посылку любому лицу, не называя себя. Если анонимное письмо не содержит угроз, то отправителя нельзя обвинить в преступлении — разумеется, если тот все же будет установлен.
А вот противозаконно ли угрожать? Тео мучился этим вопросом не один час. Чтобы совершить преступление, угрожающий должен иметь явное намерение и возможности привести угрозу в исполнение. Например, если А угрожает убить Б, но говорит это не всерьез, тогда криминала в этом нет. Если А угрожает убить Б и реально готов это сделать, но при этом А полностью парализован и его возят в инвалидом кресле, тогда у него нет возможности исполнить свою угрозу. А вот если А совершенно серьезен и имеет возможность исполнить обещанное, тогда его угроза подпадает под определение преступления.
Вот за подобные тонкости Тео и любил юриспруденцию.
В случае с Митчеллом Стэком угроза Тео обнародовать информацию не будет расцениваться как уголовное преступление, даже если он не шутит и действительно приведет ее в исполнение. Почему? Потому что борьба с коррупцией — это не угроза убийства. Вскрывать факты коррупции — не преступление; убийство же остается таковым.
Не на шутку волнуясь, Тео перечитал письмо, чувствуя себя Давидом, замахнувшимся на Голиафа. Мистер Стэк — влиятельный политик, пятнадцать лет занимающий главный пост в совете округа. Он входил в совет еще до рождения Тео. Кем мальчишка себя возомнил, пытаясь напугать такого человека?
Но ведь его, Тео, поймать не должны. Если он все же решится отправить письмо, то так, что ни одна живая душа не догадается, откуда оно взялось — в этом и состоит смысл анонимных писем. Тео наденет резиновые перчатки и не станет лизать марку; в письме и на конверте только компьютерный шрифт, ни единой рукописной буквы. Письмо он распечатает в школе, где автора невозможно отследить. Бросить письмо в ящик лучше на окраине, где нет камер слежения. Тео был уверен, что со всем этим справится.
И все же такой поступок казался ему неправильным. Трусливым. Должен быть лучший способ противостоять мошеннику-политику, чем подбрасывать послания без подписи. Но после трех дней активного планирования и постоянного обдумывания Тео ничего больше не приходило в голову.
Он выключил компьютер, погасил свет, устроил Судью в ногах и попытался уснуть. Глаза не закрывались.
Письмо — это блеф, и ничего больше. В нем нет реальной угрозы, потому что Тео никогда не откроет того, что ему известно. Он не покажет Норрису Флэю документов, которые лежат среди отработанных дел в архиве «Бун энд Бун». Тео знал правила. Айк еще раз все доходчиво ему объяснил. Когда речь заходит о тайне клиента, информация не должна просочиться за стены кабинета юриста.
Так почему бы не послать письмо? Какой от этого вред? Это не преступление — документы Джо Форда никто не тронет. Стэк прочтет письмо, поймет, что писавший знает правду, и испугается разоблачения. Все-таки анонимное письмо — отличный шанс заставить Стэка проголосовать против шоссе.
Можно так сделать или нет? Тео ворочался в кровати около часа — Судья глядел на него в темноте горящими глазами. Мальчик подумал: а не откроет ли письмо подробности делишек Джо Форда? Безусловно. Но ведь Стэк уже в курсе теневой сделки с землей, а, стало быть, Тео не сообщит ему ничего, что бы он уже не знал. Будет ли это разглашением тайны клиента?
— Может, да, — произнес Тео. — А может, и нет.
На душе у него снова стало тягостно. Ему захотелось в туалет. Была полночь, а он сидел на кровати в темноте, сгорбившись над ноутбуком, и печатал все новые и новые идеи для общественных слушаний, ненадолго забыв о письме.
Тео спал мало и, проснувшись в полседьмого, плеснул водой в лицо и включил ноутбук. Как повелось в последние дни, сразу зашел на «Ю-туб». Видео набрало больше тридцати одной тысячи просмотров. Тео с улыбкой пересмотрел клип, затем открыл «Газету» и увидел на первой полосе еще одну статью Норриса Флэя. Очевидно, репортер снова съездил в Джексонскую школу и написал об учительнице мисс Руни, которая со своим третьим классом начали носить желтые хирургические маски в знак протеста. Эту инициативу тут же подхватили другие третьи классы, за ними четвертые, и в результате на первой полосе появилось фото: полсотни детей в масках выстроились на игровой площадке.
Желтые маски. Это была блестящая идея.
За снимком следовала новая статья о шоссе. Накануне Страттенберг посетил губернатор, дабы воодушевить избирателей и выступить за проект. На ленче во время делового форума он произнес речь, по своему обыкновению распространяясь о том, как остро в округе стоит проблема дорог. На второй фотографии губернатор позировал на камеру с двумя членами комитета округа — Митчеллом Стэком и Лукасом Граймсом, которых отрекомендовал «смелыми лидерами», не боящимися трудных решений.
Посмотрев в глаза Митчелла Стэка, Тео решился отправить письмо.
Он дождался пятницы, выбрав почтовый ящик на углу у магазина велосипедов Джила — район он знал хорошо. Это был стандартный синий металлический ящик американской почтовой службы с прорезью и тяжелым козырьком. Насколько Тео разглядел, на соседних зданиях не было видеокамер.