Шанс для чародея

Я жадно разглядывал каждого, а мои ноги сами двигались в пляс в такт их чудесной музыке. Я танцевал уже несколько часов без остановки на отцовских полях, под сияющей луной, в компании нечеловеческих существ. По натертым ступням у меня уже сочилась кровь, а я ощущал себя невыразимо счастливым. Что если этот дурман развеется утром, и я проснусь с ногами стертыми до кости, уже не способным подняться, а только полсти. Что если я допляшусь до того, что больше вообще не смогу ходить? Ну и пусть. Мне было все равно. Такой миг этого стоит. Я был своим в кругу восхитительной нечисти. Я смотрел на нечеловеческие лица. Наблюдал за волшебными фокусами. Пьянен от музыки, ритм которой все ускорялся.

И вдруг я заметил одно напуганное существо в кругу неземных созданий. Оно трепетало от страха, усталости и боли. Оно было здесь таким чужеродным и отвратительным. Почти как гадкое раздавленное насекомое среди ярко оперенных птиц. Мне совсем не было жаль его, напротив я ощутил омерзения. В контрасте с неземной красотой он смотрелся так убого. Я не сразу осознал, что это человек. Всего один смертных в кругу бессмертных. Крестьянин, судя по одежде. Бедняк из ближайшей деревни. Он узнал меня, и его глаза теперь молили о помощи. Какой затравленный у него был взгляд. Неужели он не понимает, какую честь ему оказали, пригласив сюда. Вернее заманив. Но это было не важно. Этот грязный крестьянин может танцевать всю ночь под чудесную музыку в кругу волшебных созданий, а ему страшно. Я не мог его понять.

- Отстань! - я отпихнул его, когда он вцепился мне в рукав и заметил, что пальцы на его руке раздроблены.

- Попробуем его на вкус, - прошептал мой спутник, доставая что-то из кармана одежды. Стилет. Тонкие пальцы пробежали по лезвию. - Я не боюсь железа. Вопреки преданиям людей. Нужно же как-то добывать угощения.

Он нарочно задел кончиком лезвия плечо уставшего измотанного мужчины, который и мог бы упасть, но его подогнувшиеся ноги все еще продолжали выделывать какие-то причудливые па, будто дергал его как марионетку и заставлял продолжать пляску.

Капелька крови выступила как рубин. Такая красота под грязной истрепанной одеждой. Такая роскошь. Мой друг облизнулся.

- Кровь, - прошептал юноша в золотой маске. Я присмотрелся и понял, что это вовсе не маска, а его настоящее лицо, окаймленное золотыми ветвистыми рогами.

Другие принюхались.

Человек, минуту назад моливший меня о помощи, напоминал загнанного зверя. Кажется, его ступни кровоточили, как мои. Существа вокруг жадно хватали своих когтями живое тело. Он падал, а ноги все равно продолжали отчаянное движение.

Я отступил прочь, позволяя другим окружать его все теснее. Я не мог смотреть на то, что они с ним собираются сделать. Ведь это все уже не забава. Красивая дама, из чьей кожи образуя воротник, прорастали павлиньи перья, целовала меня, а я ничего не чувствовал. Ее губы были безвкусными, как вода. Роскошное платье состояло не из кружев, а из таких же перьев прорастающих прямо из ее кожи. На миг я отдался во власть ее поцелуя, потому что не желал слышать крики, доносящиеся будто издалека. Но ведь человек кричал совсем рядом со мной, а я не мог и не собирался ему помочь. Как это на меня не похоже. Похоже, волшебное общество сумело развратить меня всего за ночь. Я все еще не верил, что в него попал.

Но это был не сон. Мой спутник уже выбрался из гущи толпы, он вытирал окровавленные губы рукавом, облизывался и спешил увести меня у прекрасной дамы.

- Где ты будешь ночевать? - без предисловий спросил он. - У меня есть на примете отличное дупло. Мы вдвоем там как раз поместимся.

Его рука по-хозяйски скользнула мне под кафтан.

- В дупле? - я поморщился.

- Да, а что?

- Я хотел переночевать в графской усадьбе.

- А ты любишь роскошь, красавчик? - он засмеялся. - Хочешь спрятаться там в каминной трубе, пока еще не топят. Или на крыше. Или под кроватью.

- Желательнее в самой кровати.

- Ну и ну.

- Я так уже делал.

- Спал в кровати графа, когда его отвлечет на всю ночь бессонница, - лукаво подмигнув, предположил спутник.

- Нет, в кровати его сына, - я поморщился, хоть это и не была ложь.

- А ты ловкий малый.

Я так не считал, но решил, что лучше будет промолчать.

- Но ведь втроем в одной кровати будет слишком тесно. Лучше пошли сегодня ночью со мной в дупло, - он настойчивее притянул меня к себе.

Мы шли почти в обнимку, удаляясь прочь от вытоптанных полей. Я даже не ощущал сожаление от того, что отца лишили таким образом дохода. Они ведь сегодня ночью могли пойти выбивать окна в поместье, а вместо этого вытоптали лишь будущий урожай. Что с того? я пребывал бы в эйфории и дальше, пьяный от общества неземных, от их музыки, от их близости, как вдруг кто-то рядом со мной прошипел:

- Человеческая кровь!

Это было обо мне. Я взволнованно обернулся. Ко мне уже принюхивались.

- Вторая жертва? - спросила какая-то красотка, изогнув бровь. Вернее, не бровь, а червяка, который полз по ее лицу, изображая брови. - Но ведь за ночь можно лишь одного.

- Да бросьте вы. Он со мной, - мой спутник хотел провести меня дальше, но нас уже обратили внимание.

Множество глаз разом устремились на меня, и я почувствовал себя, как в мышеловке. На миг мне даже стало страшно, так внимательно и алчно они смотрели. А потом где-то мелькнуло золотое платье. Женщина-саламандра так похожая на раскаленное солнце что-то шепнула другим и в миг сняла напряжение.

- Пусть идут, - рука в кольцах взмахнула, отпуская нас, и эта уже была конечность змееподобного чешуйчатого существа. Я представил себе саламандру, ползающую в атаноре алхимика, чтобы своим прикосновением обратить различные сплавы в золото. А потом перевел взгляд на солнцеподобный воротник и изящную кукольную головку. На этот раз она показалась мне зловещей. А потом нам разрешили уйти.

- Мой ученик, - шепнул чей-то голос. Это Магнус склонялся к даме-саламандре, но я мог видеть его в толпе только миг. Однако голоса еще долго долетали до меня, будто пойманные издалека в сети моего сознания.

- Почему он не носит черное, если он твой ученик?

- Еще рано, он новичок, а не адепт и при том довольно неуклюж. Простите его.

- В этот раз, простим, так и быть. Но следи за ним. Иначе.

Когти саламандры царапнули, будто по железу. Я хотел обернуться и не мог. Как же она была красива и пугающа. Фамьетта. Одновременно и кошмар и сладкое роскошное видение. Я еще долго вспоминал ее. А мой пьяный нечеловеческий друг вел меня в обнимку по поляне. Мы двигались к усадьбе отца и разве только не орали пьяные песни. Он шептал мне что-то интимное и дерзкое, но я делал вид, что не слышу. Лишь возле самого дома он скривился и прошептал что-то об оберегах, текущей воде и стали. Он не хотел разворачиваться назад, но ему пришлось. Он выразил надежду, что мы еще встретимся. Даже сказал, на каком перекрестке в полночь мне следует его поджидать.

На всякий случай я не стал его разочаровывать. Мне не хотелось, чтобы когти нечисти вцепились и в меня, как в того крестьянина. Я слышал страшные крики, но не понимал, что такого с ним делали эти красивые создания, что нужно было так сопротивляться и кричать.

У меня помутилась голова. До дома я дошел почти ползком и мог бы заснуть на пороге. Мне все равно, что меня разбудят ногами и что это будут человеческие ноги, а не высших существ. Почему-то это было для меня важно. То, что в поместье живут просто люди. Это главное. Люди! Несовершенные люди, общества которых я больше не хотел, но оно меня спасало. Потому что при воспоминании о красивых соблазнительных неземных существах мне вдруг начало становится по-настоящему страшно.

ДЬЯВОЛЬСКИЙ ДВОЙНИК

С утра я был в стельку пьяным. Так решили слуги, которые нашли меня валявшимся на пороге. Правда, выяснить, в каком трактире я выпивал всю ночь, никому не удалось. Зато отец орал так, будто это его, а не меня будили ушатом холодной воды и пинками сапог. Он твердил, что я порчу его репутацию тем, что шатаюсь все ночь бог весть с кем и бог весть где. Благо ему можно было кричать, сколько он захочет. А вот я едва посмел заикнуться о том, что он сам уже достаточно испортил свою репутацию заговором против короля, как тут же получил звонкую пощечину. У нас бы дошло до драки, не вмешайся Поль. Бедняга всегда был слабеньким и малодушным, но на этот раз решил принять отцовский гнев и удары его трости на себя. Мне было его жаль.