Слуги меча

— Благодарю вас за то, что разбудили звонком, капитан флота, — сказала она, иронично кивнув. — Уверена, что не хотела бы спать дольше обычного.

— Уже привыкли к разнице во времени? — На базе сейчас начало второй половины дня. — Мне сказали, что вдоль озера есть тропа.

— Не думаю, что смогу удержаться рядом, если вы побежите.

— Сегодня я хожу. — Я пошла бы шагом в любом случае, даже если бы не нужно было держаться рядом с Сирикс. Направилась в сторону прибрежной тропинки, не повернув головы, чтобы посмотреть, последовала ли она за мной, но слыша ее шаги за спиной, видя ее (и себя) глазами Калр Пять, наблюдавшей за нами из-за дерева.

На базе Атхоек лейтенант Тайзэрвэт в гостиной наших апартаментов в Подсадье беседовала с Баснаэйд Элминг, которая пришла туда менее пяти минут назад, когда я натягивала ботинки, собираясь покинуть комнату. У меня возникло непродолжительное искушение заставить Сирикс подождать, но в конце концов я решила, что сейчас уже смогу одновременно наблюдать и идти.

Я видела — чуть ли не ощущала сама — глубокое волнение, которое испытывала Тайзэрвэт в присутствии Баснаэйд.

— Садовод, — произнесла Тайзэрвэт. Она не так давно поднялась с постели. — Я к вашим услугам. Но я должна сказать вам, что капитан флота приказала мне держаться от вас подальше.

Баснаэйд нахмурилась, явно озадаченная и напуганная.

— Почему?

Лейтенант Тайзэрвэт сделала судорожный вдох.

— Вы сказали, что больше никогда не хотите с ней говорить. Она не… она хотела удостовериться, что вы никогда не подумаете, что она… — Голос Тайзэрвэт замер; казалось, она не могла подобрать слов. — В память о вашей сестре она сделает все, что вы попросите.

— В этом отношении она несколько высокомерна, — ответила Баснаэйд довольно язвительно.

— Капитан флота, — обратилась Сирикс, шагая рядом со мной по тропинке вдоль озера. Я осознала, что она говорила со мной, а я не ответила.

— Простите меня, гражданин. — Совершив над собой усилие, я переключила внимание с Баснаэйд и Тайзэрвэт. — Я отвлеклась.

— Ясно. — Она обошла ветку, которая упала с одного из ближайших деревьев. — Я пыталась поблагодарить вас за то, что вчера проявили ко мне терпение. И за помощь со стороны Калр Восемь. — Она нахмурилась. — А вы не позволяете им пользоваться своими именами?

— Они предпочитают, чтобы я не звала их по именам, по крайней мере мои Калр. — Движением руки я показала, что мне это не совсем ясно, обозначив свою неуверенность. — Она скажет, как ее зовут, если вы спросите. — Дом оказался точно позади нас, скрылся за поворотом тропы, за деревьями с широкими овальными листьями и маленькими волнами бахромчатых белых цветов. — Скажите мне, гражданин, а насколько серьезной проблемой для полевых работников в здешних горах является неудачный вывод из анабиоза? — Ссыльных перевозили в отсеках временной приостановки жизнедеятельности, которые в целом функционировали прекрасно, но иногда подводили, и находившиеся в них люди умирали или получали серьезные повреждения.

Сирикс на мгновение замерла на полушаге, а затем продолжила идти. Сказанное мною удивило ее, но в то же время по выражению ее лица мне показалось, что она что-то знает об этом.

— Не думаю, что когда-нибудь видела размороженного. Полагаю, в последнее время никого не размораживали. Но вальскаайцы, некоторые из них, считают, что когда медики размораживали людей, то не всем оставляли жизнь.

— Они говорят почему?

Сирикс показала, что не уверена.

— Не прямо. Они думают, что врачи так или иначе избавляются от всех, кого считают неподходящими, но никогда не говорят конкретно, что это значит; по крайней мере, я этого не слышала. И они не ходят к врачу. Что бы ни случилось. Даже если у них все кости переломаны, они предпочтут, чтобы друзья закрепили их палками и разодранным старьем.

— Прошлой ночью, — сказала я, чтобы пояснить, — я запросила данные о численности вальскаайцев, привезенных в эту систему.

— Только вальскаайцев? — спросила Сирикс, приподняв бровь. — Почему не самирендов?

Ага.

— Я что-то нащупала, не так ли?

— Я бы не подумала, что таким способом можно обнаружить что-то серьезное про вальскаайцев. Хотя до того, как я родилась, и прежде, чем аннексировали Вальскаай, что-то произошло. Около ста пятидесяти лет назад. Не знаю наверняка — сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кроме тех, кто на самом деле был вовлечен в эту историю, знал что-то достоверно. Но я могу передать вам слухи. Некто, отвечавший за ссыльных, привозимых сюда, изымал часть из них и продавал работорговцам за пределами системы. Нет, — она экспрессивно взмахнула рукой, заметив мои сомнения, — я понимаю, что это звучит нелепо. Но до того как это место стало цивилизованным, — и здесь в ее голосе не прозвучало и намека на иронию, — долговые соглашения считались обычным делом и продажа должников была совершенно законна. Никого это особо не заботило, если кто-нибудь вдруг проявлял дурной вкус, продав несколько ксхаи. Совершенно естественным и скучным это считалось по отношению к ичана, сколько бы их ни продали.

— Верно. — Когда я ознакомилась со статистикой — сколько вальскаайцев перевезли сюда, сколько вывели из анабиоза и назначили на работы, сколько осталось, — и поскольку я только что увидела древний чайный сервиз и услышала от капитана Хетнис о том, как она продала его Фосиф, — я запросила исторические материалы о системе. — За исключением того, что работорговля за пределами системы потерпела крах вскоре после аннексии и больше не возобновлялась. — Отчасти, подумала я, потому что она была основана на дешевых поставках с Атхоека, которые прервала аннексия. И отчасти из-за внутренних проблем родных систем работорговцев. — И это было — сколько — шестьсот лет назад? Наверняка такое не проходило все время незамеченным.

— Я лишь пересказываю вам, капитан флота, то, что слышала. Разница в цифрах прикрывалась — кое-как, должна я добавить, если эта история верна, — настораживающе высоким уровнем неудачных выводов из анабиоза. Почти все это были работники, назначенные на чайные плантации в горах. Когда о происходящем узнала губернатор системы — это было, конечно, до губернатора Джиарод, — она это прекратила, но также, предполагаю, и скрыла. В конце концов, врачи, подписывавшие те фальшивые рапорты, занимались этим по указанию некоторых из наиболее известных граждан Атхоека. Тех, у кого никогда не возникает проблем со службой безопасности. И если бы слух об этом когда-либо достиг дворца, лорд Радча наверняка заинтересовалась бы, почему губернатор ничего не замечала до сих пор. Потому в результате несколько высокопоставленных граждан всего лишь отправились на пенсию. Включая бабушку гражданина Фосиф, которая провела остаток жизни, молясь в монастыре на другом конце этого континента.

Вот почему эта беседа протекала за пределами дома. На всякий случай.

— Фальсифицированных данных о неудачных случаях вывода из анабиоза оказалось бы недостаточно, чтобы прикрыть нарушения. Должно было найтись еще что-то. — Этой истории не было в той информации, которую я получила, когда запросила исторические данные. Но Сирикс сказала, что дело замяли. В таком случае оно не попало в официальные источники.

Сирикс минуту молчала, размышляя.

— Вполне может быть, капитан флота. Это всегда были только слухи.

— …очень прочувствованные стихи, — говорила Баснаэйд в моей гостиной в Подсадье. — Я рада, что никто здесь их не читал. — Она и Тайзэрвэт сейчас пили чай.

— А вы посылали что-нибудь из своих стихов сестре, гражданин? — спросила Тайзэрвэт.

Баснаэйд хрипло хихикнула.

— Почти все. Она всегда говорила, что они чудесны. Либо она была слишком добра, либо у нее был ужасный вкус.

Ее слова отчего-то обеспокоили Тайзэрвэт, пробудили неодолимое чувство стыда и ненависть к самой себе. Но конечно, едва ли сейчас найдется такой высокообразованный радчааи, кто не написал бы в юности добрую порцию стихов, и я вполне могла себе представить качество продукции, сотворенной юной Тайзэрвэт. И она гордилась ею. А потом увидела стихи глазами Анаандер Мианнаи, трехтысячелетнего лорда Радча. Я сомневаюсь, что оценка была любезной. А если она больше не Анаандер Мианнаи, кем могла она стать, как не некоей вновь сформированной версией Тайзэрвэт, со всеми плохими стишками и подразумеваемым легкомыслием? Как сможет она видеть это в себе, не вспоминая об испепеляющем презрении лорда Радча?