Красная ниточка

Донёсся жалобный крик Курбата:

— Лиза! Где ты? Лиза!

— Это вода! Вода! Вода!.. Курбатик, вода!

Курбат появился возле неё, волосы у него стояли дыбом, лицо выпачкано сажей.

— Ты куда ходила? Зачем? Почему меня не разбудила? Если что случится, Курбату отвечать? Да?

Когда Лиза всё ему рассказала, он почесал за ухом.

— И чего испугалась — воды и пенька! Конечно, вода прибыла в речке и залила все протоки. Ребёнку понятно. Неужели сразу не догадалась?

Лиза покачала головой и сказала печальным голосом:

— Ох, и попадёт же нам дома!

Курбат с удивлением посмотрел на неё:

— Попадёт? Нам? Мы что, в лесу не ночевали? Нас ещё хвалить будут за то, что мы не испугались и перехитрили медведей.

Курбат стал поспешно собирать камни.

— Медведей-то не было ведь, — робко заметила Лиза. — Вместо медведицы — пенёк.

— Пенёк пеньком, медведи медведями. С вечера были, утром ушли, сама на следы посмотри. Не знаешь, так не говори! Где чёрный камень? Ага, вот. Ну, пойдём. Я первый, ты за мной. И ничего не бойся. С тобой Курбат!

— Железное сердце, — добавила Лиза.

— Теперь уже не железное — стальное. Если бы ты знала, как я весь закалился за эту медвежью ночь.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ

Прошло несколько дней. В Тёплых ключах уже стали забывать о тревоге, вызванной исчезновением Лизы и Курбата. Их тогда искали всю ночь, жгли костры, стреляли из ружей. Зато возвращение Лизы и Курбата превратилось в настоящий праздник. Ребят жалели, восхищались их храбростью. И хотя Лиза вначале уверяла, что никаких медведей не было, верили больше Курбату, а тот так убедительно, с таким жаром рассказывал, сколько они перенесли за ночь, осаждённые «стадом» медведей, сколько проявили храбрости и находчивости, что в конце концов даже Лиза стала сомневаться в своих собственных словах.

Гурий Андреевич побывал у Чернякова. А вернувшись, сказал Алёше:

— Смеётся, разбойник. Твой, говорит, Алёшка стрелял по лосю, а я отвечать должен.

— Ты, наверное, ему не так объяснил.

— Куда уж лучше вы с Урезом ему объяснили. Видно, поздно объяснять стали.

Гурий Андреевич заведовал коптильней. Алёша был у него первым помощником. Заготовлял дрова, помогал загружать коптильню, снимать копчёную рыбу с вешал — длинных шестов, на которых коптилась рыба.

Курбат тоже работал в коптильне, но у него очень часто находились другие неотложные дела. Приходила сюда и Лиза, но только в те дни, когда надо было укладывать рыбу в ящики. Девочки очень ловко и аккуратно выполняли эту работу. Упакованную в ящики рыбу отправляли в Иркутск, а оттуда в поездах, на самолётах байкальская рыба расходилась по всей стране.

Кто не ушёл в море и мог сегодня работать, собрались у коптильни. Девочки и молодые рыбачки быстро укладывали рыбу в деревянные ящики. Курбат и Алёша заколачивали крышки. Забив ящик, Курбат брал трафарет — жестяную полоску с вырезанными в ней буквами, баночку с чёрной краской, кисточку. Наложив трафарет на ящик, он с величайшим усердием, затаив дыхание закрашивал буквы трафарета. Закрасив, быстро снимал трафарет, чтобы не размазать буквы, и на ящике появлялась надпись: «Колхоз «Тёплые ключи».

— Вот это да! — хвалился Курбат и передавал баночку с краской Алёше.

Эту приятную и красивую работу они выполняли по очереди, соревнуясь, у кого лучше получится. Забив все заполненные ящики и поставив на каждом колхозную марку, они снесли ящики в одно место и уселись на них с видом людей, поработавших на славу. Вчера они сговорились отправиться на рыбную ловлю.

— Каких я мушек наделал! — сказал Курбат. — Прямо самому хочется проглотить. Вся рыба моя будет. Вот увидишь. О! Чуть не забыл. — Наклонившись к Алёшиному уху, он зашептал: — Сегодня Черняков мимо нашего дома целый мешок омуля пронёс. Это он пошёл на лесные заготовки, там он его продаёт. Живодёр! И где он свои сети ставит? Ловят, ловят его, а поймать не могут.

— Может, в мешке другое лежало?

— Как же! Наш Васька с километр за ним бежал и всё мяукал. А он знает, где рыба, а где что другое. Черняков

чуть не убил его палкой.

— И ты смотрел, как убивают твоего кота?

— Плохо ты меня ещё знаешь! Я догнал его и сказал, что если кот сдохнет, то он ответит.

— Ну, а он?

— Как на меня глянет, и я сразу вспомнил бабушкины слова.

— Какие?

— Про собак.

— Про каких?

— Про всяких. Про то, что его все собаки боятся.

— Ну и что?

— Неужели ты не знаешь, что если кого боятся собаки, го у него чёрная душа?

— И ты испугался?

— Я?! Ха-ха! Медвежьего стада не испугался. Я не про то…

— А про что?

— Просто вспомнил бабушкины слова.

— Вспомнил, когда он твоего кота убивал?

— Ну конечно, и тогда же решил, что устрою ему штуку.

— Какую штуку?

Курбат осмотрелся по сторонам и сказал:

— Есть один план. Только надо узнать, когда Санька отправится в набег.

— Ну, а тогда что?

— Тогда?

Курбат взял молоток, размахнулся и вместо гвоздя угодил по пальцу, бросил молоток, палец сунул в рот и запрыгал на одной ноге, издавая стоны, похожие на рычание.

РОЗОВЫЕ КАМНИ

Алёша и Курбат шагали по берегу Байкала с длинными удилищами на плечах. Впереди бежал Урез, обнюхивая коряги, кусты, камни и пеньки. Курбат раскрыл баночку из-под конфет.

— Ты посмотри-ка, каких я мушек понаделал, а вот бокоплавы!

— Как живые!

Курбат просиял.

— Хочешь, тебе подарю? Выбирай! — Он протянул баночку.

Там лежали крючки, моток капроновой лески, волосяные мушки, коробка спичек и соль в тряпочке Алёша выбрал одну мушку.

— Настоящий слепень.

— Мне для тебя ничего не жалко, — сказал Курбат. — Хочешь, я тебе ещё крючок подарю?

— Крючков и у меня много. Ты что-то сегодня такой добрый.

— Я всегда добрый. Что у меня есть — всегда пожалуйста. Что знаю, первому тебе рассказываю. А ты только про лося рассказал. Ох, и ругает тебя старик Черняков! Какую-то кедровку поминал. Что это за кедровка?

— Что же ты его получше не расспросил?

Курбат попытался изобразить на своём лице горькую обиду и даже шмыгнул носом.

Шагов десять они прошли молча. Больше у Курбата не хватило сил хранить молчание.

— Ты знаешь, когда я утром шёл на коптильню, я научился по-новому блины печь. Сразу сорок восемь блинов снял. Не веришь? Смотри. — Курбат положил на камни удочку, выбрал плоский голыш, повертел его в руке, размахнулся и с вывертом запустил над водой.

Камень шлёпнулся о ровную поверхность воды, отскочил, снова прикоснулся к воде и будто покатился по стеклу, оставляя за собой расходящиеся круги.

— Двадцать пять блинов! — подсчитал Алёша и сам запустил камень. У него «спеклось» не больше десятка блинов.

— Ты вот так!

Новый камень, пущенный Курбатом, напёк столько блинов, что Алёша сказал:

— Если бы по блинам были соревнования, ты бы поставил мировой рекорд!

— Ещё бы! — согласился Курбат.

На другой стороне Байкала над синими вершинами гор громоздились белые, сиреневые, серые клубы облаков. Казалось, что по ним, как голыш, пущенный чьей-то могучей рукой, катится солнце и печёт блины.

— Давай здесь порыбачим?

Курбат подошёл к воде, взмахнул удилищем, и тяжелый деревянный поплавок, разматывая Леску с катушки, полетел в воду.

Алёшин поплавок шлёпнулся немного дальше. Но рыбы здесь не было, и ребята пошли к речке.

Хорошо и легко на душе было у мальчиков. Никакие заботы не тяготили их. Они были так же свободны, как чайки, летавшие над водой, как облака над горными хребтами.

Алёша сказал:

— Смотри, Курбат, какая вода!

Набежала туча, и голубая вода приняла стальной оттенок, повеяло холодком.

— Вода как вода. Мне больше камни нравятся. Смотри, слюдистый сланец какой красивый, будто кто картину на нем нарисовал. Вот горы, вода, тут кораблик.