Страница 25 из 29
Затем они свалили в костёр все дрова, что можно было собрать вокруг, напились чаю, подождали, пока прогорит костёр. Переложили головешки из костра на другое место, метрах в пяти, а угли размели ветками.
— Как на печке! — сказал Коля, щупая горячую землю. — А то хоть пропадай. Эта барыня нас начисто раздела.
Васятка потянулся так, что хрустнули суставы.
— Айда, скорей по траву. — Он показал на небо: — Видишь, Медведица совсем перевернулась.
— Проспим без травы?
— Бери головешку!
Взяв в руки по горящей головне, они пошли от берега. Трава оказалась совсем близко-высокий пырей с пушистыми метёлками. Отбросив головешки, они в темноте стали рвать руками сухие, ломкие стебли. Нарвав по охапке, они вернулись к костру и разложили траву на горячую землю. Потом подняли под руки Дуню и положили её посередине постели, укрыли, а сами улеглись с боков.
— Теплынь! — блаженно прошептал Коля, засыпая.
Васятка тоже было задремал, да, вспомнив про ружьё, встал, взял его и положил на траву в головах. Потом проверил, хорошо ли привязана лодка, уложил Робинзона в ногах у Дуни — всё ей будет теплее — и только тогда улёгся по-настоящему. II сразу заснул.
Над головой совсем уже перевернулся ковш Большой Медведицы, и из него, казалось, высыпались на землю все звёзды. Пела вода у берега. Где-то над головой, жалобно перекликаясь, пролетали кулики.
Раньше всех проснулся Робинзон, Вытащил из мешка кусок сала, съел его, сбегал к воде, полакал и снова улёгся как ни в чём не бывало в ногах у Дуни.
Вторым проснулся Васятка. Дуня с Колей стянули с него пальто, и холодный ветер пробрал его до костей.
Ёжась от ветра, Васятка стал разводить костёр. Собрал обгорелые кончики плавника — сухие, отличные дрова на растопку. Взял с постели пук пырея, положил на золу, а сверху клеточкой — растопку, потом лёг на землю и стал палочкой разгребать золу под пыреем. В лицо пахнуло теплом, едким дымом. Вскоре пырей вспыхнул, как порох.
Васятка взял чайник и пошёл по воду, довольный, что ему так ловко, по-охотничьи удалось разжечь костёр.
Свесившись с кормы лодки, он зачерпнул полный чайник
воды и пристально посмотрел на реку. Вода в пей была ледяная, а вся поверхность курилась в солнечных лучах белым паром, как кипящий котёл.
Васятка поставил на огонь чайник и взялся заряжать патроны. Они с Колей захватили для этого все принадлежности. Вскоре поднялся Коля. Он подсел к Васятке и стал ему помогать.
Заливались жаворонки. Где-то далеко далеко тарахтел трактор. На другой стороне Зеи стеной поднимался белый дым: там пустили пал, выжигали старую траву на лугах. Вверх по реке прешёл буксир с пятью баржами. На баржах перекликались петухи.
Проснулась Дуня. Зажмурилась на солнце и чихнула.
— И совсем было не холодно спать.
— Ещё бы, на самых углях спала, да ещё всё на себя стянула, — засмеялся Коля.
— Ты что?
— Посмотри-ка на себя, какая красуля стала.
Дуня поспешно полезла в карман своей кофточки, вытащила маленькое зеркальце, посмотрела в него, ахнула и тотчас же побежала к воде. Вернулась она розовощёкая, с мокрыми на лбу волосами.
— А вы почему не умывались? — спросила она строго.
Коля усмехнулся:
— На охоте умываться? Только умоешься, а через пять минут опять грязный. Да на охоте-то и грязь чистая.
— Хоть чистая-расчистая, а есть не дам, пока не умоетесь!
Васятка посмотрел на свои ладони, чёрные от сажи и пороха, и не спеша пошел к лодке.
Коля побрёл следом, что-то ворча под нос о девчонках-чистюлях, с которыми лучше не связываться.
За чаем вспомнили о сале и стали его искать. Робинзон отошёл и прилёг в сторонке.
— Лучше не ищите, — сказала Дуня. — Он съел. Я знаю его. Смотрите, отвернулся, а сам всё видит и слышит. Вот попробуй возьми-ка палку.
Васятка взял сучок, Робинзон вскочил на ноги, готовый броситься наутёк.
— Он уж такой вор уродился. Вчера у нашей соседки Андронихи бархатный крем съел.
— Какой? — переспросил Коля.
— Ну, для лица, от загара, для красоты. Она по рецепту его сварила и поставила стынуть на крыльцо, а он взял да и съел.
УДАЧНЫЙ ВЫСТРЕЛ
Дуня сидела на пригорке и двумя руками держала Робинзона за ошейник.
Впереди, за кочковатым болотом, голубело озеро, опоясанное жёлто-зелёными камышами. С озера доносилось неистовое кряканье селезня.
Дуня следила за болотом. Там, среди кочек, к озеру ползли Коля и Васятка, волоча за собой ружьё.
Охотники скрылись в камышах.
Дуня вскрикнула и чуть было не выпустила Робинзона, когда над озером взмыла стайка уток. Утки покружили над озером и снова сели за камышами.
Робинзон заскулил. Он прекрасно понимал, что им снова пренебрегли, и сердце его ныло от обиды.
Над камышами появилось белое облачко. Один за другим ухнули два выстрела. Робинзон рванулся и, почувствовав свободу, помчался к озеру.
Дуня побежала следом. Ей самой давно уже было невмоготу сидеть и ждать, пока вернутся охотники. Она бежала, не разбирая дороги, проваливаясь в колдобины и падая. Пробравшись сквозь редкую стену прошлогоднего камыша, она остановилась.
Коля стоял на берегу, держась рукой за правое плечо, и морщился от боли. Правая щека у него сильно припухла. Васятка, «переломив» ружьё, вытащил гильзы и, прищурившись, внимательно смотрел в стволы.
— Утка в стволах застряла? — спросила Дуня.
— А ты что, собаку не могла удержать! — накинулся Коля.
— Настоящий гроб с музыкой, а не ружьё! — сказал Васятка.
Робинзон, мокрый, в болотной тине, яростно залаял на охотников и скрылся в камышах.
Коля с Васяткой побрели к лагерю; надо было снова заряжать патроны и начинать всё сначала. На озеро, стая за стаей, садились утки.
— Эх вы, мазилы-мученики! — издевалась Дуня. — Пуляете в белый свет.
— А ты сама пульни, — предложил Коля.
— А ты что думаешь? Ещё как бабахну!
Мальчики только удивились её бахвальству. Добравшись до лагеря, они стали заряжать патроны.
— Поменьше пороху сыпь, — сказал Коля. — Хватит. Давай сюда.
Взяв патрон, он вырвал клок ваты из Васяткиного пальто и стал забивать пыж. Дуня вскрикнула. Васятка выронил патрон. Все они оторопело таращили глаза. И было от чего! Перед ними внезапно появился Робинзон с уткой в зубах. Он стоял, задрав голову и чуть приподняв переднюю лапу, словно снимался у фотографа.
Дуня с визгом бросилась к Робинзону и отняла у него утку. Робинзон отдал свою добычу без особого сопротивления и тут же тяжело опустился на землю, всем своим видом показывая, что он сделал всё, что мог.
Васятка и Коля, в свою очередь, отняли утку у Дуни. Они её вначале понюхали. Нет, утка была свежая, пахла пером и болотом, и у них сразу отпало подозрение, что Робинзон принёс дохлую утку. У мальчиков радостно засняли глаза, они с гордостью посмотрели на Дуню. Затем все трое взвешивали утку на руке и удивлялись её «непомерной» тяжести, ворошили перья, искали раны от дробинок.
— Вот, в шею! — воскликнул Коля. — Навылет!
— Смертельная рана! — сказал Васятка. — Как же так получилось? Ведь с воды все снялись, ни одной не осталось.
— А ты забыл, как второй выстрел в камыши пошёл?
— Ото когда ты падал?
— Ну да… Гляжу — утки к берегу шарахнулись… ну, и я…
Дуня, лёжа на животе, раздувала в костре угли, прикрытые пучком сухой травы, и с уважением прислушивалась к мужскому разговору. Ещё минуту назад она не поверила бы ни одному их слову, а сейчас всё ей казалось интересным и важным.
Раздув огонь, Дуня принялась ощипывать утку.
Мальчики собрали ворох дров и набросали в огонь. Утку решили изжарить в «глиняной рубашке». Для этого требовалось много углей. И они не жалели дров. Ощипанную утку Васятка выпотрошил, посолил, обмазал толстым слоем густо замешанной глины и закопал в раскалённые угли.