Страница 71 из 71
Потому что на передовой – в битве с огнем на руинах торгового центра среди пожарников почему-то не оказалось всех этих «угнетенных» – ни женщин, ни негров, ни хотя бы китайцев для разнообразия. Спасали рушащееся здание цивилизации только те, кто его строил...
Белые-Мужчины-Католики.
Американская журналистка Энн Колтер позже написала:
«...Феминистки ненавидят оружие, потому что оружие напоминает им о мужчинах. Закипая, одна из феминисток... объясняет: "Также, как секс – это абсолютное оружие патриархата, используемое, чтобы проникать и обладать женщинами, единственная цель оружия – нанести вред жертве. Контроль над оружием является, таким образом, средством "обуздать вековечный патриархат".
Если вы не поняли, насколько абсурдно разоружать мужчин, неожиданное нападение на США 11 сентября – хорошее тому напоминание. Мы видим мужчин, разбирающих развалины Торгового центра, мужчин, летящих бомбить Афганистан, и мужчин на земле, готовящихся к захвату Осамы бен Ладена...
Когда Америке угрожают извне, мужчины поднимаются на ее защиту. Естественно, феминисток такой поворот событий приводит в раздражение. Но теперь, когда это реальная война, а не голливудский блокбастер «Солдат Джейн»... вооруженные силы нуждаются в женщине, как рыба в велосипеде. Болтовня о мужском патриархате и фаллическом оружии теперь звучит так же глупо, как рассуждения о том, что Фюрер остановился бы в Чехословакии...
Мы должны преклонить наши колени перед Богом прямо сейчас за то, что для мужчин является естественным бороться, защищать и умирать».
Не только у Энн Колтер в голове просветлело. Вот что пишет Рэчел Ньюман из «Ньюсвик»:
«Когда мне исполнилось 19, я... на политическом уровне оставалась женщиной, лесбиянкой и еврейкой.
В колледже я изучала экономику и теорию тендера и нас с подругой настолько злило американское неравенство, что мы всерьез обсуждали, как нам эмигрировать отсюда (наверное, в Арабские Эмираты. – А. К). 11 сентября все переменилось. Я поняла, что принимала свободу за данность. Теперь я ношу на своей сумке американский флаг, улыбаюсь истребителям, пролетающим надо мной, и называю себя патриоткой».
...Жареный петух. Как я люблю эту птицу!..
Нет, бешеной оголтелости феминизма меньше не стало, она лишь чуть притухла: во-первых, у власти теперь республиканец Буш, а не демократ Клинтон со своими подружками. Во-вторых, все-таки 11 сентября – это не война, а локальная катастрофа. Война, конечно, пристукнула бы феминизм ниже плинтуса. А так – слегка попугали...
В последние годы «женские исследования» в американских университетах переименовали в «тендерные исследования». Официальная причина: чтобы не дискриминировать мужчин, заменим слово «женские» на более нейтральное – «тендерные». То ли это отступление, вызванное отрезвлением общества после этапа бешенства, то ли, наоборот, победа бешеных – трудно сказать: мы же помним борьбу феминисток за слово «тендер».
Американское общество, пораженное гангреной феминизма, в последние 10 лет начало постепенно вырабатывать на эту заразу антитела – там и сям стали возникать разного рода «Мужские движения». Я не буду о них рассказывать, чтоб не сглазить. Чтобы не задуть взволнованным дыханием надежды пока еще слабенький огонек Сопротивления. Слишком велики ставки.
На кону стоит Цивилизация. Либо разум заколотит последний гвоздь в гроб социал-феминизма, либо социал-феминизм уничтожит Цивилизацию – вместе с собой, как безмозглые микробы, которые убивают своего носителя и подыхают сами. Третьего не дано.
Между тем метастазы феминизма проникают в другие страны. В Россию, например.
Карфаген должен быть разрушен.
Эпилог
Мы дружим семьями – я и Валера Чумаков. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы с женой однажды утром сели в машину и махнули в город Орел. Там у тещи Чумакова дом, в который Валера с супругой пригласили нас на майские праздники шашлычка пожрать. Погодка выдалась не особо удачной: шашлыки пожарить успели, а поесть на улице не вышло – дождь стал накрапывать. Завернул холодный порывистый ветер. Перешли в дом.
За столом сам собой затеялся разговор о том, какие мужики все невнимательные, и о нелегкой бабской доле. Говорили, как вы уже поняли, моя Галка с его Юлькой. А мы с Валерой делом занимались – по шашлыку ударяли и вином запивали.
Поскольку бабский разговор всегда ассоциативен, а не предметен, он как-то незаметно перешел на местную докторицу. Юля рассказала, какая это хорошая женщина и специалист.
– Очень талантливая! Ей еще сорока нет, а она уже завотделением эндокринологии. Научную работу ведет. Она даже по выходным ходит, навещает пациенток, бабушек своих...
Вот тут я, краем уха слушавший все эти излияния, перестал вытряхивать из бутылки сацибели и поставил врачихе диагноз:
– Она одинокая.
– Ну да, – кивнула жена Чумакова. – Одинокая.
По статистике, для большинства мужчин в жизни главное – работа, а для большинства женщин – семья. Не от хорошей жизни еще относительно молодая врачиха по воскресеньям старушек-пациенток ходит навещать. Это трагедия, вообще-то. Страшно даже представить, какая гнетущая пустота выгоняет эту женщину по выходным из дома. Мужчина, бегущий по выходным на работу, счастлив. Женщина, бегущая из дому в выходные... врагу не пожелаешь такой судьбы.
Моя реплика оказалась стрелкой, которая перевела состав женской беседы на путь женской самореализации.
– Вот я, с тремя красными дипломами, сижудома, – жаловалась Юлька. – Только дом, ребенок, хозяйство.
– Меня тоже долгое время угнетала проблема самореализации, – подхватила Галка. – Что я со своими дипломами погрязла в домашнем хозяйстве. Что мир не узнает, какая я талантливая на самом деле. А потом успокоилась. Потому что сама занимаюсь своим ребенком, не передоверяю его чужим людям. Неужели какая-то там работа может быть важнее моего ребенка?! Это же бред. Ребенок в тыщу раз важнее. Он – моя главная работа. Всему, что я, такая умная и талантливая, знаю и умею, я его могу и должна научить. А то вырастет какой-нибудь... потом и спрашивать будет не с кого.
Я снова перевернул бутылку сацибели и затряс ее над тарелкой в тщетной надежде вытряхнуть остатки соуса на кусок шашлыка. Красное сухое вино уже в третий раз было разлито по бокалам. На большом блюде зеленели лук и петрушка. Из соседней комнаты раздавались детские голоса – это щебетали о чем-то наши дети. За окном шумел в ветках холодный, совсем не майский ветер. Оранжевый абажур освещал стол и комнату. В углу чуть слышно бубнил телевизор.
...Счастье – это отсутствие несчастья...