Только теннис

Когда я выиграла свой первый чемпионат СССР, Нина Николаевна прислала мне поздравительную телеграмму.

Надо сказать, что занятия в вечерней школе я не пропускала. Может быть, потому, что за мной уже ухаживал мой будущий муж, Витя, который учился в том же классе, что и я. (Алик Метревели всегда шутил, что мы с Витей не расстаемся с детского сада.) К тому же три раза в неделю тренер Нина Сергеевна Теплякова проверяла мою успеваемость, однако не могу пожаловаться, что этот контроль был строгим. Я росла достаточно самостоятельной.

Годы спустя, когда моя Катя, идя в школу, переходила улицу, трое взрослых следили, как она это делает. Если наблюдение несли только Витя и мама, я себя считала плохой матерью. Я же в школу ходила с первого класса одна. Мама упорно не хочет признать, что в семь лет я сама ездила к тете Кате через всю Москву. Наверное, раньше действительно было спокойнее и люди мягче. И детские желания у нас были другие, чем у современных детей. Например, пойти с отцом на демонстрацию. Целый день добираешься от фабрики "Ява" до Красной площади, а какое счастье! Все идут, поют, ты у папы на плечах. Конечно, каждое поколение невольно идеализирует свое время. И мне, видимо, не избежать этого упрека. А где, скажите, сейчас бабушкин гусь, запеченный в тесте? Сказочное блюдо! Самое вкусное - макать в горячий жир на противне корочку хлеба. Как все ждали этого жареного гуся. А мою Катю ничего не удивляло, ну разве что авокадо привезу, да и то... Ушла куда-то восторженность, умение радоваться милым сердцу пустякам.

Однажды мама не оставила мне денег на мороженое. Его продавали с тележек на колесиках, и, когда привозили на нашу улицу, визг стоял страшный. А у бабушки денег не оказалось. Перерыли весь дом. Надо было набрать рубль десять копеек старыми деньгами. Шел 1961 год, меняли деньги. Собирали с бабушкой по копейке, а оказалось, что по новому курсу их надо в десять раз меньше. Получалось, что нужно не сто десять копеек, а всего одиннадцать. Когда я это сообразила - счастью не было конца. Вот и помнятся эти минуты по сей день.

Прошло много лет, пока я поняла, как хорошо мне жилось в большой семье, в деревянном доме на улице Мишина. Чего нельзя сказать, как выяснилось, о папе с мамой. Мама, добрый и ответственный человек, семейный воз тащила на себе. Наверное, в какой-то момент она надорвалась. Отец должен был принять мужское решение, пойти на любой шаг, может быть, даже снять комнату, ждать получения собственного жилья, но свою семью из общего дома увести. Но он этого не сделал.

Какое-то облегчение наступило, когда семья разъехалась, но спустя год с нами стала жить бабушка, уже страдавшая склерозом. И опять все легло на мамины плечи, отношения с отцом становились все хуже и хуже. Родители развелись, когда я уже была замужем.

Новая семья у отца так и не сложилась. В конце концов летом он жил с нами на даче. Мы с Витей там почти не бывали, в отличие от мамы и Кати. Одна она жить там боялась. А отец любил копаться в земле, считая, что, выращивая пучок лука или салата, занят очень важным делом. Я еще кое-как терпела, когда он меня поучал, что и куда надо сажать, ругал, что саженцы я не те купила и что дорого заплатила. Маме бы прибраться, занавески повесить, чтобы цветочки стояли. Маму же возмущало поведение отца: "Ты посмотри, как разошелся, можно подумать, что он здесь хозяин!"

В двадцать два года я вышла замуж, и мы с Витей стали жить отдельно. Конечно же я вздохнула с облегчением. Ведь когда я приходила домой, мама, видя во мне спасителя, начинала рассказывать о своих бедах. Эти разговоры меня страшно подавляли. Нормально отдохнуть дома, живя в одной комнате с бабой Грушей, было невозможно. Но как только я в 1969-м перешла в ЦСКА, мне сразу дали однокомнатную квартиру. В том же году я впервые выиграла чемпионат СССР, и в ЦСКА пришла телеграмма из "Динамо" примерно такого содержания: "Поздравляем армейцев с чемпионкой страны динамовкой Морозовой". Но об этой спортивной части моей биографии - позже.

Первая наша с Витей квартира вид имела казенный, в ней в ожидании лучшей доли жили по очереди то футболисты, то хоккеисты. Маленькая, на первом этаже. Окна упирались в завод пиломатериалов. Имелось и преимущество: в двух шагах от ЦСКА. Потом Витя, начав службу в армии, получил собственное жилище, и мы, объединив две квартиры, переехали в двухкомнатную на Бакунинской. И уже позже, когда я стала известной спортсменкой, по распоряжению тогдашнего министра обороны Андрея Антоновича Гречко, страстного теннисиста, нам дали трехкомнатную квартиру на улице Рылеева.

Мы с мужем так хорошо и давно друг друга знали, что никаких особых перемен у нас в жизни после того, как мы поженились, не произошло.

Когда мне было двадцать, и у нас разгорались ссоры с Аликом Метревели, я кричала: "Женщина и мужчина должны быть во всем равны". В сорок я поняла, что это глупость. У женщин должна быть своя, женская доля. Они должны иметь профессию, но все же для того чтобы семья была нормальной, для того чтобы дети воспитывались хорошо, надо делать то, что предназначено природой: мать должна быть с детьми. В годы, о которых я вспоминаю, это мало кому удавалось.

Когда Билли-Джин Кинг, выдающаяся американская спортсменка, заработавшая на теннисе миллионы, призывала меня бороться за равноправие, напирая на то, что вот я, сделав карьеру, должна быть довольна судьбой, я отвечала ей, что главная карьера - быть женщиной, воспитывать детей и просто быть женой.

Каждый вправе выбирать свой путь. Моя бабушка, которая нигде не служила, а растила троих детей, не понимала, переехав в Москву, зачем женщина должна идти на службу. Она делала всю работу по дому - это большой труд.

Что касается меня, моя жизнь с десяти лет заполнена спортом. И поскольку в этой жизни я представляю интерес не как жена или мама Кати, то пора переходить к основной теме этой книги - теннису.

Я приобщилась к этому спорту в детстве во многом благодаря моему соседу Вите, вернее его однокласснице, будущей известной теннисистке Тане Чалко, которая занималась в группе знаменитого в Москве тренера Нины Николаевны Лео. Витя, поддавшись Таниному порыву, тоже записался в секцию, правда быстро остыл, но успел выклянчить у Тани ракетку. Она была доброй и безалаберной, раздавала все, что имела. Двигало Витей только одно желание: гордо пройтись с ракеткой по двору. Как только он с ней появился во дворе, началось сумасшествие. Через четыре дома от нашего стоял гараж. Чей он, никто не знал, но гараж большой, с огромными воротами, и мы с утра до вечера единственным мячом долбили эти ворота. Забыты были все игры, никаких там классиков, прыгалок, салочек, только и знали что били мячом о ворота. И хотя я была одной из младших, но старшим не проигрывала. Вите наконец надоело коллективное владение его ценностями, ракетку он и в глаза не видел, и тогда он, умный парень, внес идею: зачем бить по очереди, когда можно в секцию записаться, а там ракетки дадут всем. Отправились в теннисную секцию. Благо, "Динамо" рядом, за забором! Перелезли. И сейчас в "Динамо" огромные двери, можно представить себе, какими же они мне казались в десять лет?! Мы с трудом открыли их, вошли, и прямо перед нами Доска почета. А на ней фотография Ани Дмитриевой с Ниной Сергеевной Тепляковой. Аня в тот, 1959 год стала чемпионкой СССР. Такая симпатичная, волосы связаны сзади в "хвост", как потом было у моей Катьки. Витя говорит: "Видишь тетку на фотографии, она чемпионов воспитывает, когда придешь первого сентября, иди сразу к ней". Мы попрыгали, нас посмотрели и сказали: начало занятий 1 сентября. Записала нас к себе Нина Николаевна Лео.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

1 сентября 1959 года я явилась, как мне было велено, на динамовские корты, но не к тому тренеру, куда меня записали, а к Нине Сергеевне Тепляковой. Для такой послушной девочки, как я, это было актом мужества. Но тут не разум чутье сработало: идти надо туда, где делают чемпионов, хотя толком я не знала, что это такое. Думаю, что криминала особого не произошло, так как детей набирали много и, конечно, Нина Николаевна Лео просто не помнила, кто к кому записан.