Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16

Гросс не только заимствовал рекомендации у графологов, но и сам разработал механический способ угадывания характерных особенностей человека по почерку. Он советовал водить по написанному сухим пером, спичкой или мысленно глазами как бы обводить букву за буквой, стараясь делать это приблизительно с той же скоростью, с какой писался текст. И заключал: «Отнюдь не преувеличение и не плод воображения, если окажется, что при этой операции на самом деле приходишь в особенное состояние, совершенно соответствующее тому, в котором в свое время писана была исследуемая рукопись. Испытываешь нервное возбуждение, радость, гнев, те же самые чувства, под влиянием которых писал собственник рукописи». Отсюда неизбежно вытекал вывод, что, обладая опытом и впечатлительностью, таким образом можно отгадать способности и характер писавшего. Следственная практика не восприняла эту рекомендацию.

Каждый из нас одни и те же буквы в разное время может писать неодинаково, часто меняет их очертания на одной и той же строке и, кроме того, допускает иногда употребление и особенных характерных форм букв. Поэтому тождество букв получается лишь тогда, когда оно продиктовано одним и тем же мозгом, когда в основании их лежат одна идея, одно стремление, одна личность. И только при этом условии две буквы могут выглядеть совершенно одинаково. Но если они продиктованы не одним мозгом, не принадлежат одному человеку, то они всегда выглядят несходно, – считал Ганс Гросс.

Е. Ф. Буринский в начале прошлого века писал, что поиск связей между свойствами личности и почерком должен быть главной задачей почерковедения. Он считал, что «связь между физической природой человека и строением его почерка существует несомненно. Опираясь на произведенные уже исследования, мы имеем полное право сказать, что почерк заключает в себе полное отображение человека, но в скрытом состоянии, как не проявленная, но уже экспонированная фотографическая пластинка, остается только найти проявитель».

Е. Ф. Буринский полагал, что, «побудив врачей-невропатологов изучать письмо, суд окажет услугу не только правосудию, но и вообще человеческому знанию. Очень многие вопросы истории могли бы быть легко и с несомненностью разрешены изучением почерка того или другого лица в отношении его нормальности или болезненности. Разве в нескончаемом споре о Дмитрии Самозванце не явился бы ценным положительный вывод сравнительно-научного исследования почерка этого загадочного лица с почерком Грозного царя, если бы этим выводом было установлено, что большая часть основных элементов почерков совпадает или что одинаковых основных элементов в сравниваемых почерках совсем нет?»

Почему, например, английские дети, обучающиеся во Франции и Германии, сохраняют (что единогласно утверждают педагоги) особенности английского письма; почему ученики одного учителя, копируя одни и те же прописи, вырабатывают, каждый отдельно, собственные почерки? Отклонения от установленной прописи встречаются у каждого индивидуума. Каждый производит механическое писание на свой лад, каждый вырабатывает свои особенные, индивидуальноспецифические формы характерного письма.

Таких вопросов можно поставить множество. Все они убеждают, что существует несомненная связь между физической природой человека и строением его почерка. Каждая строка рукописи человека есть подробнейший указатель его особых примет, писанный на языке очень еще мало нам известном, но доступном изучению, – считал Буринский.

Почерк есть весьма сложная функция очень многих переменных – это правда; сложность, заслоняя от нас закономерность, порождает мнение, что почерк представляет нечто случайное, не подчиненное никаким умопостижимым законам. С тем же недоверием (и по тем же причинам) относимся мы к возможности уловить зависимость между почерком и физической природой пишущего, несмотря на то, что уверенность в индивидуальности почерка лежит в основе современной общественной жизни: мы шагу не делаем без «документа», без расписки, твердо веруя, что «где рука, там и голова».





Ученый призывает разобрать содержание памятников клинообразного, иероглифического и другого письма, считает, что мы использовали эти памятники лишь наполовину, а может быть, и того меньше. Всякий рисунок, исполненный человеком, есть результат компромисса между тем, что он хотел изобразить, и тем, что он мог изобразить, между желанием и средством его исполнения. Отсюда индивидуальность и в живописи, и в почерке. Не произволу изобретателя обязаны своим происхождением письмена; они явились результатом бессознательных идеомоторных движений, а характер этих последних вполне определялся, с одной стороны, намерением, а с другой – возможностью.

Раскопки в почерках дадут не меньше исторического материала, чем раскопки в курганах. Для почерковедения это богатый материал именно потому, что открываемые и публикуемые документы весьма разнообразны: контракты, завещания, частные письма, счета и проч. Чем глубже зарываешься в эту работу, тем больше убеждаешься, что в почерке весь человек, со всеми его физическими и духовными свойствами. Внешний вид почерка находится в полной зависимости от душевного состояния пишущего в момент писания.

Под именем «графология» давно уже известно искусство определения по внешнему виду почерка, характера лица, которому он принадлежит. Графологи исходят из положения, что в особенностях почерков должны отражаться характер личности и ее различные индивидуальные качества, как отражаются они в жестах, манерах, походке, голосе и проч. Зачатки этой мысли графологи находят в древности, например у Светония, Аристотеля, поэта Менандра и др.

С VII по XVI в., т. е. в так называемые Средние века, письмо, во-первых, отличалось прямым или близким к прямому почерком; во-вторых, представляло некоторый род рисования и, в-третьих, предполагало значительную трату труда и времени. Тогда как письмо до VII в. и с XVI в. отличалось: 1) косым или приближающимся к косому почерком, 2) было менее красиво и 3) характеризовалось быстротою, легкостью, свободою. Значит, прямой почерк указывает на медлительный, кропотливый характер письма и принадлежит к векам невежества, упадка наук и искусств, тогда как косой почерк отличается быстротой и непринужденностью, выражением индивидуальности пишущего и тем самым отвечает требованиям скорописи, этим существенным отличием человека культурного, занимающегося умственным трудом.

Чем более письмо становилось общераспространенным искусством у народов, пишущих слева направо, тем более входил в употребление косой почерк. И наоборот, у народов, писавших справа налево, установился прямой почерк. Все левши, пишущие слева направо, держатся отвесного или влево же наклонного почерка, даже и тогда, когда, владевши прежде правой рукой, держались косого почерка, наклонного вправо. Это поразительное согласие объясняется анатомической необходимостью писать косым почерком, так как только благодаря этому можно выполнить основное правило: приводить при письме в действие возможно меньшее число мышц с возможно меньшим напряжением силы для расходования их энергии малыми количествами в целях повышения продолжительности их работы, – писал Е. Ф. Буринский.

Графометрический метод представлял значительный прогресс по сравнению с каллиграфическим и графологическим. Не останавливаясь на чисто внешних сходствах, французский криминалист Э. Локар исследовал внутреннюю структуру почерка, выделял его индивидуальные особенности и оценивал их с количественной стороны. Большой его заслугой было то, что он разработал технические приемы графометрической идентификации, сформулировал практические правила там, где его предшественники ограничивались лишь теоретическими указаниями. Конечно, его система не позволяла разгадать все загадки почерков, но во многих случаях обеспечивала решение проблем, перед которыми старые методы были бессильны. Приемы графометрии были распространены на документы, подделанные путем подражания типографскому шрифту, а также на тексты, выполненные на арабском, китайском и еврейском языках.