Словить удачу

Несчастье случилось, когда до Красной Грязи осталось три дня пути. Утром, выбравшись из очередного болота, команда наскоро передохнула и начала подъём на пологий склон невысокого холма. Большой Иван, полусогнувшись под грузом навьюченных на него пожитков, как обычно, двигался в авангарде. Он достиг вершины и шумно выдохнул — спуск с холма был также пологим и, значит, сулил облегчение.

Иван задержался на вершине, дожидаясь остальных. Дора была от него уже в пяти шагах, она первой увидела метнувшуюся в прыжке из-за исполинского валуна змееподобную тварь.

Дора отчаянно закричала, когда тварь упала Большому Ивану на плечи и свалила его на землю.

— Стреляй, — орал сзади Старый Рокко. — Стреляй, в бога чёрта мать!

Дора импульсивно рванула из кобуры бластер и лишь в последний момент сообразила, что выстрел погубит обоих. Палец замер на триггере. Дора, застыв на месте, с ужасом смотрела на сцепившихся хищников — местного и пришлого.

Победа дорого обошлась Большому Ивану. Тварь, извиваясь в последних конвульсиях, издыхала неподалёку, пока Дора и Старый Рокко, мешая друг другу, лихорадочно пытались остановить кровь, хлещущую из рваных ран на груди и на шее. Удалось это лишь минут через десять, к этому времени сознание оставило русского. Тяжело хрипя, он лежал на вершине холма навзничь, могучее мускулистое тело выглядело съёженным, сдутым. Иван уже не казался Большим.

— Распаковывайте манатки, — велел Рокко. — Сделаем из палатки носилки. Будем тащить по очереди.

— На меня не рассчитывай! — заорал на Рокко Стивенс. — Куда тащить!? Ты сбрендил, старик! Он всё равно не жилец, он нас всех угробит. Мы не дойдём. А если дойдём, не хватит сил вернуться. И жратвы — её тоже не хватит.

— Ты понесёшь его, — Старый Рокко навёл на Стивенса бластер. — Клянусь чем угодно, ты понесёшь.

Следующие несколько дней превратились для команды в сплошной кошмар. Иногда Иван приходил в сознание, и тогда, раскачиваясь на импровизированных носилках и сжимая зубы, чтобы подавить стон, глядел в небо налитыми кровью и болью глазами на враз осунувшемся, ставшем остроконечным лице. Потом сознание вновь покидало его, и Стивенс, богохульствуя, в голос бормотал молитву, чтобы русский поскорее издох.

Вечерами и на привалах Дора кормила раненого с ложки, насильно запихивая в него пищу и поддерживая голову, чтобы мог проглотить. Меняла на нём бельё и бинты, отдирая от ран старые, набухшие сукровицей и гноем. Иван, скрипя зубами от боли, терпел и отводил взгляд.

На исходе третьего дня Старый Рокко, выбившись из сил, упал лицом вниз на выстеленную мхом болотистую землю. Дора не удержала свой конец носилок, и раненый грянулся о землю. Иван был в сознании, но, как обычно, не издал ни звука, лишь струйка крови из прокушенной губы алым зигзагом расчертила щёку.

Через пару минут Рокко пришёл в себя и с трудом перевернулся на спину.

— Остался последний переход, — сказал он. — Самый трудный. На карте он обозначен как Адова помойка. Красная грязь сразу за ним. Но с раненым мы не пройдём, ни за что не пройдём. Гаррис говорил, что там и здоровым солоно придётся. Кто-то должен остаться здесь, с Иваном.

— Меня вычёркивайте! — завизжал Стивенс. — И думать об этом забудь, старик!

— Что ж, значит, оставаться мне, — сказал Рокко. — Ты пойдёшь с этим дерьмом, дочка.

— Я остаюсь, — Дора с гадливостью посмотрела на Стивенса. — Я лучше подохну здесь рядом с мужчиной, чем пойду туда вдвоём с этой мразью.

— Хорошо, — Рокко с видимым усилием поднялся на ноги. — Ступай за хворостом, Билли. Мы переночуем у костра, а утром уйдём. Нас не будет два дня, от силы три. Потом мы вернёмся, и я пойду туда снова. С тобой, дочка. И тогда, Билли, тебе придётся остаться по-любому, иначе пристрелю. Но удача ведь к тому времени будет с тобой, ты уже поймаешь её за хвост, поэтому побездельничаешь здесь с радостью, не так ли?

Иван впервые встал на ноги на шестой день после того, как они остались с Дорой вдвоём. Постоял, раскачиваясь, сделал пару неверных шагов и рухнул на колени. Превозмогая боль, поднялся вновь.

— Шансов, что они вернутся, нет, так? — хрипло спросил он.

— Я думаю, никаких, иначе бы давно вернулись, — ответила Дора.

— Мне нужна ещё пара дней, чтобы оклематься. Потом мы пойдём туда, вслед за ними.

Последний переход оказался ужасен. Они продирались по колено в грязи через топь, то и дело проваливаясь по пояс, из последних сил отмахиваясь от беспощадно жалящих насекомых и распугивая ползучих болотных тварей. Трижды Дора проваливалась по горло. И всякий раз Иван возвращался, вытаскивал, вытягивал её, уже полузадохнувшуюся, полумёртвую, и она не переставала удивляться, откуда он берёт силы. И откуда у него эта надёжность. Уголовник, по слухам убийца. У которого, тоже по слухам, вырезали семью. Жену и сына. Интересно, какой была его жена.

К вечеру болото перешло в густой подлесок, потом в непролазный бурелом и, наконец, местность поползла вверх.

— Здесь, — прохрипел Иван, когда они, продравшись через бурелом, оказались на опушке. — Должно быть, прямо за этой грядой. Пойдём, надо подниматься.

У вершины они наткнулись на то, что осталось от Стивенса. В нескольких футах от груды обглоданных костей, бессильно ткнувшись стволом в землю, лежал игломёт, с которым Билли не расставался.

Иван подобрал его, повертел в руках и отбросил в сторону. Затем шагнул вперёд и оказался на вершине. И увидел то, за чем они сюда шли.

Лишённый растительности склон спускался в ущелье, к реке. И, понижаясь, менял цвет: с песочно-белого наверху до бледно-розового в середине и кроваво-красного понизу.

— Вот она, грязь, — сказал Иван, когда они спустились к реке. Он нагнулся и зачерпнул пригоршню грунта. — Вот она. Ну, и смердит же здесь.

Он осёкся. Под нависающим над берегом гребнем краснозёма, забитые в расщелину, лежали человеческие останки. Хищноё зверьё пощадило Старого Рокко, не добралось до него, не долетело, не доползло. А скорее всего, попросту здесь не водилось.

Превозмогая смрад от разлагающихся тканей, Иван опустился перед телом Рокко на колени и рывком перевернул его на спину. Постоял, коленопреклонённый, с минуту, затем поднялся. Разжал кулак, и трёхдюймовая стальная игла, выпав, воткнулась в грунт.

— Этот гад замочил его, — сказал Иван. — Пристрелил как пса, на месте. Думал, что теперь всё ему нипочём, что поймал свой фарт, словил удачу, и теперь вернётся и заделает меня. Чтобы не тащить. Тебя бы он, конечно, валить не стал. Пилота не стал бы. Не вышло. Хрен тебе! Хрен тебе, гнида, а не удача!

Дора погибла при переходе через местность, названную на карте Змеиной тропой. Умерла через полчаса после того, как наступила на обитательницу тропы. Большой Иван, сходу полоснув ножом по ране, лихорадочно отсасывал кровь и с ужасом смотрел, как на глазах распухает, вздувается и становится бесформенной стройная женская ножка.

Дора не кричала, она даже не плакала.

— Знаешь, зачем я летела сюда? — прошептала Дора, когда Иван, застонав от бессилия, ткнулся лицом в траву.

— Зачем? — Иван рывком поднялся и сунулся к Доре. — Ну же!?

Ответить она не успела.

— Я узнаю, — сказал Большой Иван. — Клянусь, я узнаю.

— И что было дальше, деда?

— Дальше… Дальше я добрался до корабля. Жрал, я хотел сказать, питался местными плодами, едва не сдох. Дождался следующей экспедиции. Вернулся, занял у барыг деньги и пошёл в казино. Поставил всё разом в рулетку, на номер.

Старый Иван замолчал.

— Ну, дальше же, деда, дальше!

— Я сорвал куш. Вышел оттуда миллионером. Нанял сыскарей, и… Они нашли твою маму. Ей было тогда двенадцать лет, она умирала. Я заплатил лучшим врачам.

— Деда, а почему же тогда бабушке не повезло?

— Я не знаю, — Старый Иван притянул внука к себе. — Думаю, что пофартило таки нам обоим. Она получила то, за чем шла. И я получил.