Страница 3 из 14
долларовую купюру. Самодовольно ухмыляясь, я кладу ее в банку.
Проследив за моим движением, парень возвращает взгляд на меня.
– «Автомобильный фонд»? – прочитав этикетку, спрашивает он. – Что
это?
– Так, ничего, – отвечаю я и жестом показываю на сорта разливного пива:
– Так что вы пили, парни?
– Ты только что заработала доллар на моих словах, но так ничего и не
расскажешь?
Я заправляю выбившуюся прядь за ухо, понимая, что он не сделает заказ,
пока я не отвечу.
– Всего лишь кое-что, не раз слышанное, – говорю я. На самом деле я
чаще, чем собственное имя, слышу про них: на каждой щеке у меня глубокие
ямочки, и я бы наврала, не признавшись, что они одновременно самая
любимая и нелюбимая черта в моей внешности. Вместе с выгоревшими на
солнце прядями моих и без того светлых волос и веснушками они делают
меня похожей на типаж так называемой соседской девчонки. – А Фред не
верит, что это происходит так часто, как я ему говорила, – продолжаю я,
большим пальцем через плечо показывая в его сторону. – И мы решили
устроить небольшое пари: доллар за каждый раз, когда меня называют
Ямочкой или упоминают их. Я уже собираюсь купить машину.
– На следующей неделе ставка та же, – где-то позади меня ворчит Фред.
Телефон чувака снова оживает, но на этот раз он на него не отвлекается,
даже не проверяет. Вместо этого засовывает его в задний карман джинсов,
смотрит то на меня, то на Фреда и улыбается.
И прямо сейчас мне нужна передышка.
Если до этого я думала, что парень красив, то это было просто ничто, по
сравнению с тем, как сейчас от улыбки преобразилось его лицо. В глазах
загорелись огоньки, и все его высокомерие просто… испарилось. Его кожа
чистая и загорелая, и женщины, должно быть, гадают, каким хайлайтером он
пользуется, потому она практически светится, окрашивая румянцем его щеки.
Заостренные черты лица смягчились, а в уголках глаз образовались
морщинки. Я понимаю, это всего лишь улыбка, но не могу решить, что мне
нравится больше: полные губы, белые идеальные зубы или как один уголок
рта приподнимается выше другого. Он заставляет меня хотеть улыбнуться в
ответ.
Он крутит перед собой подставку для бокала и продолжает мне
улыбаться.
– Выходит, ты считаешь меня не оригинальным, – замечает он.
– Я никак тебя не считаю, – ухмыляюсь я в ответ. – Но приходится
признать, что это так, ведь прямо сейчас я заработала деньги.
Он бегло оглядывает мои щеки.
– Эти ямочки просто потрясающие. И я могу себе вообразить куда
худший повод прославиться. Никто не назовет тебя Деревянной Ногой или
Бородатой Леди.
Нет, парень даже не пытается быть милым.
– Ладно, вернемся к пиву, – говорю я. – Бутылочное, разливное?
– Интересно, с чего ты взяла, что я заказал Хайнекен? Думаю, мое
уязвленное самолюбие заслуживает такую малость.
Я бросаю взгляд ему за спину, где его друзья якобы играют в пул, а
сейчас в основном пытаются вдарить друг другу киями по яйцам, и решаю
ответить честно.
– Как правило – и под «как правило» я подразумеваю «всегда» – у
любителей Хайнекена чудовищное самомнение и ноль скромности. Им
срочно нужно в туалет, едва подходит официантка со счетом, и еще они
скорее всего тащатся по спортивным тачкам.
Парень смеется и кивает.
– Понятно. Это научное исследование?
Его смех звучит даже мило. Он так глуповато подергивает плечами, как
хохотушка.
– Строжайшее и объективное, – отвечаю я. – Сама проводила
клинические испытания.
Он сдерживается, чтобы не захохотать еще сильнее.
– Тогда скажу тебе в утешение, что я на самом деле не заказывал
Хайнекен, и вообще-то хотел спросить, что у тебя есть, потому что мы только
что выпили по Стелле, и мне захотелось чего-то более интересного.
Не глядя, я перечисляю:
– Будвайзер, Стоун IPA, Плиний Старший, Гиннесс, Аллагаш и Грин
Флэш.
– Начнем с Плиния, – говорит он, и я стараюсь скрыть, насколько это
меня удивило – в профессиональном смысле. Он явно разбирается в пиве,
потому что выбрал лучшее из имеющегося.
– Шесть, пожалуйста. Я Люк, кстати. Люк Саттер.
Он протягивает руку, и после некоторого колебания я принимаю ее.
– Приятно познакомиться, Люк.
У него большая ладонь, не слишком мягкая… и очень приятная. Длинные
пальцы, чистые ногти, крепкое пожатие. Я убираю свою руку и практически
тут же начинаю наливать ему пиво.
– А тебя зовут… – продолжает он, вопросительно произнеся последнее
слово.
– С тебя тридцать долларов, – говорю я вместо ответа.
Явно забавляясь, Люк слегка улыбается, после чего достает из кошелька
две двадцатки и кладет их на стойку. Берет три стакана и кивает мне, прежде
чем отвернуться.
– Я вернусь за остальными, – говорит он. И уходит.
Открывается входная дверь, и входят одна за другой участницы какого-то
девичника. И в течение следующих трех часов я делаю больше розовых
коктейлей с сексуальными названиями, чем в состоянии сосчитать. Поэтому
забрал ли оставшееся пиво Люк или кто-то еще, я даже не заметила. Что,
кстати, очень даже хорошо, – напоминаю я себе. Ведь если и есть правило,
которое я усвоила четко и быстро, то вот оно: не встречаться с парнями, с
которыми познакомилась на работе. Никогда.
А Люк… ну, он только усиливает все возможные причины поставить это
правило на первое место.
***
Едва уходит последний посетитель, я помогаю Фреду все закрыть,
приезжаю в пустую квартиру и валюсь в постель.
Родители, мягко говоря, не в восторге от моей жизни в Сан-Диего и при
каждой встрече осторожно напоминают об этом. Они не понимают, зачем мне
соседка, если бабуля оставила мне в наследство этот лофт. И хотя здесь я
провела большую часть детства, они также не понимают, почему после
окончания университета я не продала его и не вернулась домой. Нет, ну что за
вариант! Холодный Колорадо вместо солнечного Сан-Диего? На фиг надо. И
они наверняка не одобряют ежедневный серфинг и ночную работу в баре, в
то время как диплом по графическому искусству, ради которого я так
вкалывала, лежит без дела и пылится.
Ладно, по поводу последнего они правы.
Но прямо сейчас я довольна своей жизнью. Лола беспокоится, что я
слишком долго одна – а я действительно давно одна, но не чувствую себя
несчастной. Работать барменом – это забавно, а серфинг для меня значит еще
больше. Он часть меня. Я люблю наблюдать, как медленно вздымаются и
закручиваются волны, превращаясь в пенистые стеклянные цилиндры.
Люблю забираться внутрь волны, этого тоннеля, огромного и такого
шумного, что в ушах ревет. Люблю ощущать, как солоноватый воздух
наполняет мой рот и впрыскивается в легкие. Каждую секунду океан строит
замки и разбивает их. Смотреть на это никогда не надоест.
И мне нравится падать в кровать, уставшей от того, что стояла на доске
весь день и работала на ногах всю ночь, а не потому что сидела за столом,
уставившись в монитор компьютера.
Сейчас моя жизнь невероятно хороша.
***
Но в начале своей субботней смены у Фреда я чувствую себя разбитой и
взвинченной одновременно: ребра болят, а горло продрано кашлем и соленой
водой.
Бывают дни, когда океан готов содействовать и катит волны прямо ко
мне. Сегодня не тот день. Сначала волны были очень даже ничего, но ни одну
я не смогла оседлать. Либо слишком рано вставала, либо поздно. Я уже давно
сбилась со счета, сколько вообще раз падала или получала доской по заднице.
До колледжа каждые каникулы проводила тут, у бабушки, и серфила на