Страница 88 из 108
-- Какой мёд? Какая малина? Ты чего несёшь? Зима на носу, -- приподнялся на локтях Тэйд.
-- И что значит "кого-нибудь убить"? -- спросил Нёт.
-- Шучу я. Чего ты вскочил, сядь уже. Меч, вижу, у тебя, да и сам кого хошь убьёшь. Не пойму только, чёй-то вы в этот гадюшник залезли, али умишком Великие вас не одарили? Этот чего валяется? Больной? Заразный?!!
-- Сам ты, -- вступился за Тэйда Нёт. -- Чего надо тебе? -- он поспешно дёрнул к себе суму, к которой тянулись кривые Куамбасовы руки.
Инирия молчала и, слегка повернув голову, исподлобья следила за непрошеным гостем.
-- Да ладно тебе, -- переступил с ноги на ногу углежог Куамбас. -- Вы бы шли отсюда, я тута одну ночку как-то сподобился переночевать, так до сих пор в дождливый день спину ни согнуть, ни выпрямить, так и хожу, как тележный обод, и рука высоко не поднимается, ступор в плече, хоть волком вой. А ты, девка, совсем мозга лишилась, застудиться хочешь? Детей кто за тебя рожать будет? Я или Рутька моя? И не помышляй, не бывать тому, -- на полном серьёзе отрезал он. -- Чего молчишь, девка? Хорош глазолупничать.
Инирия встала и будто невзначай лязгнула кинжалом. Куамбас тут же замолк, стоял теперь, дико вращая воспалёнными глазами и поджав гусиной гузкой чёрные от сажи губы.
-- Куамбас говоришь? -- засомневался Саима. -- Углежог из Заовражья? Случайно нас приметил и пошёл следом?
-- Так и было.
-- Что за Жигари? -- спросила Инирия. -- Не знаю таких.
-- Так и не мудрено, сошла на нет моя деревенька -- полторы избы, две из них пустуют. Одно название и осталось. Зато теперь, когда в округе никого, можно уголь вовсю жечь...
-- Углежог значит? А чего дымов не видно?
-- Три стога на жёсткий прожог наново ставим. А красноугольная яма уже десятый день пыхтит, только с неё дыму почти нет, да и быть не должно.
-- А запах? -- спросил Нёт.
-- Так вы со стороны гор шли, зайди от пустошей, под ветер, будет те и запах, и слёзы в глазах, и сопли до пупа.
-- Ага... ну присядь, что ли, углежог, поговорим, -- предложила Инирия.
-- Да нечего мне с вами тут рассиживаться, говорю же, от местного климата у меня ломота в кости. Надо вам, так у меня можно переночевать, там и языки чесать сподручнее под винцо тыковичное... тут ходьбы-то меньше часа... под горочку, опять же. Ясен пень, обихожу вас не задарма, хором не обещаю, но ужин и теплая постель будут... а нет, так оставайтесь с Великими, а я пойду, чего высиживать-то, скоро стемнеет.
-- И сколько ты хочешь за свои заботы? -- поинтересовался Саима.
-- По пять риили с носа за ночь и ещё по пять за кормёжку, за выпивку поговорим отдельно, на месте.
-- А не жирно тебе будет? -- подал голос Тэйд.
-- Перетерплю, не беспокойся. Ой, а ты чего синюшный такой? Хм...Чё, и впрямь больной он? С тебя тогда десять монет за ночь... в сарае на сене положу. Ну, решайтесь уже, смеркается.
-- Что ты заладил, больной да больной, -- одёрнул его Саима.
Тэйд посмотрел на Инирию, спросил одними глазами: "Что делать будем?"
-- Хорошо, -- вслух ответила ему и Куамбасу Нира. -- Но только...
-- Знаю, знаю, -- глаза сметливого углежога хитро блеснули. -- Если что, так вы меня из-под земли достанете да всю родню на лоскуты порежете, а моей...
Полная желчи речь его была прервана одиноким ржанием лошади, донесённым ветерком откуда-то с севера.
-- Кто это? -- Куамбас кинулся к стене, прильнул к щели между досок. -- Не те, -- с досадой выговорил он и бросился к двери.
-- Что значит "не те"? -- Нёт схватил его за плечо.
-- А то и значит!
-- Стой.
-- Э нет, ребятки, прощевайте, -- прошипел Куамбас, выворачиваясь из объятий дауларца, -- не по пути нам дальше. -- Он кинулся к выходу.
-- Уведи нас отсюда.
-- Нет.
Инирия, мгновенно оценив обстановку и поняв, что без проводника, который знает эту местность как свои пять пальцев, им от погони не уйти, запустила руку в суму и вытащила горсть дииоровых монет.
-- Тифта, за каждого.
Мужичок застыл в дверях, недовольно пробурчал что-то себе под нос.
-- Две, -- продолжила торг Инирия.
-- Пять! -- раздобревший с перепуга Тэйд впопыхах натягивал плащ изнанкой наружу.
Саима неодобрительно покачал головой, осуждая его необоснованное расточительство. Привыкший жить по средствам, он привык считать каждый риили и был поражен способностью Тэйда сорить деньгами, и неважно было, заработаны ли в труде те деньги, найдены ли в подземелье или же выиграны в триктрак у Инирии.
-- Двадцать за всех?! Уговорили. Давай дииоро.
-- Потом.
-- Потом -- по жопе долотом.
-- Сказала потом, -- сквозь зубы прошипела Инирия и на треть обнажила клинок.
-- Потом так потом, -- Куамбас шмыгнул носом и просиял той улыбкой, которую древесные коты обычно приберегают для маленьких оленят. -- За мной давайте. И тихо мне чтоб, хошь резать будут, молчите. В лес! Живо!
Уговаривать никого не пришлось -- три тени, разом сорвавшись с мест, кинулись за углежогом Куамбасом...
Рёв и топот, перемежавшиеся с грохотом металла, за их спинами неожиданно усилились, но к тому времени, как санхи выехали к лесопилке, беглецы были уже достаточно далеко, чтобы не быть замеченными...
Дорога шла мимо скопления огромных многовековых дубов. Было темно, изумрудный Сарос то и дело закрывали проплывавшие по небу облака, но впереди путеводными звёздами горели три фонаря, один за другим. У первого перед путниками выросли три купола со срезанными, недоложенными вершинами (стога, как называл их Куамбас), у второго -- тлеющая синими глазницами сыродутная печь. Третий освещал два дома, стоявших углом к углу, и длинный до несуразности сарай. Вот и все Жигари, как назвал эти творения древнего зодчества Куамбас.
-- Пришли. Расплатиться бы сразу за прово?д. Уговор был? Нет? -- пролепетал Куамбас, до сих пор не веря в свалившееся на него богатство (как-никак, а двадцати тифт ни один углежог и за полгода не зарабатывал). Он протянул к Инирии трясущуюся руку и украдкой облизал сухие прокопченные губы. -- Мне от Рутьки -- бабы моей, денежку припрятать... -- получивши сполна, он приободрился, разогнул спину и махнул в сторону дома рукой. -- Идите пока, я догоню.
-- Э... а как? Кто там? -- насторожился Тэйд. -- Что сказать?
-- Говорю ж, догоню. А коли охоты нет, здесь ждите, я мигом.
До дома было шагов двадцать. Тишина, поначалу казавшаяся абсолютной (Тэйд слышал, как тревожно бьётся сердце в груди), постепенно наполнялась звуками: беспокойно мыкнула корова, скрипнул колодезный журавль, дверь, звякнула цепь, хрустнул под ногой камешек... Неожиданно яростно забрехали собаки, в ближайшем окне загорелся огонёк, судя по всему, потревоженные обитатели с опаской вглядывались в темноту. Внутри загомонили. Голоса мужские, грубые...
"Кто это там? Не Куамбасова же зазноба так басит!"
Сквозь бранные выкрики и ставший при приближении отчётливым топот тяжелых сапог послышались звон металла и ржание лошадей. Небо прояснело, как по заказу, и пробившийся сквозь тучи луч Сарос высветил людей в бордовых одеждах, высыпавших во двор.
По шее Тэйда пробежал холодок.
-- Санхи! -- задохнулась Инирия, ошеломлённая увиденным. -- Назад!
Но уйти незамеченными не удалось. Дальнейшее произошло очень быстро. Захлопали двери... из-за сарая, звеня доспехом, повалили жрецы, вооружённые балестрами и короткими копьями.
-- Тут они! Держи! -- истошно завопил предатель Куамбас, дав петуха. Он вылетел к коновязи и теперь указывал в их сторону, выставив перед собой обе руки. -- Хватайте их! Уйдут!
Разом вспыхнула дюжина огней. Беглецы бросились назад, к лесу. Щёлкнули тетивы, зашипели первые болты, свистнули стрелы.
Тэйд нёсся что было сил, не разбирая дороги, тяжело дыша и не оглядываясь, полагаясь исключительно на удачу. Рядом сопел Саима, чуть левее, обгоняя всех, летела Инирия, петляя между деревьев. Нёт бежал последним.