Надежда

Из-за шума воды я не услышала, как к нашему двору подъехал автомобиль. Вскоре без очков мне стало дискомфортно, и, решив, что они меня не испортят, я положила шланг в междурядье и побежала за ними в дом. Витая мыслями где-то далеко, я утратила бдительность и не заметила сандалий отца, которые появились в коридоре. Заскочив в свою комнату, я подбежала к зеркалу, захотев еще раз полюбоваться собой. Заглянув в него, я вздрогнула и вскрикнула от неожиданности. Прямо за собой я даже без очков увидела ухмыляющегося отца. Резко развернувшись, я бросилась к выходу, но было уже поздно. Он схватил своей могучей липкой лапищей меня за руку, и я задергалась, как рыба на крючке.

– Иди к своему папочке, – произнес он похотливым тоном.

– Пусти! – крикнула я, пытаясь высвободить руку.

Я почувствовала себя ужасно неловко в такой вызывающей одежде. Сердце трепетало от страха, словно пойманная птичка, и я залилась краской.

Внезапно отец резко притянул меня к себе одним сильным движением, и его рука мгновенно скользнула под мой короткий топик, больно сжала маленькую грудь. Я хотела закричать от охватившего меня ужаса, но его рука, оставив в покое грудь, зажала мне рот.

– Тихо-тихо-тихо, – горячо зашептал отец, пытаясь просунуть вторую руку мне в шорты.

Наверное, в этот миг во мне сработал древнейший инстинкт самосохранения и я, собрав все силы, начала вырываться, орать, царапаться, извиваться, как змея, и бить его по лицу. Это его распалило еще больше, и он набросился на меня, словно дикий зверь на свою жертву.

– Иди ко мне, иди ко мне! – говорил он, а я во время этой борьбы почувствовала, как затрещала разрываемая ткань, и вскоре от топика остались только голубые клочья, валявшиеся на полу.

Я упала, пытаясь выскользнуть из-под него и уползти, но отцу удалось схватить меня за шорты. Я изо всех сил рванулась вперед, и шорты остались у него в руках. С прыткостью ящерицы я помчалась в одних плавках к соседям, нырнув в дырку в заборе. Не стучась, я влетела в дом, вся дрожа от страха, исцарапанная и с перекошенным от ужаса лицом, и попала прямо в теплые объятия тети Даши. Я сразу же разрыдалась, уткнувшись ей в грудь.

– Помогите мне, спасите меня, мне страшно! – лепетала я сквозь слезы.

– Что стоишь?! – закричала тетя Даша вытаращившей глаза Вале. – Дай халат!

Валя побежала в свою комнату и тут же вернулась с халатом в руках. Тете Даше стоило немалых усилий немного меня успокоить, оторвать от себя и одеть. Я продолжала плакать и дрожала от страха. Мне казалось, что отец сейчас ворвется в дом, и я уже не смогу ничего сделать.

– Топик, топик! – сквозь всхлипывания произнесла я с отчаянием.

– Да черт с ним, с этим топиком, – успокоила меня Валя. – Что же это делается, а?

– Ну, все-все, вытри слезки, все уже позади, – приговаривала тетя Даша, поглаживая меня по плечам. – Это отец?

– Угу, – покивала я.

– Скотина! Какая же он скотина! Он тебе не причинил вреда?

– Не-а, – отрицательно помотала я головой.

– А матери дома нет?

– Она поехала в больницу.

– Надо вызвать милицию, – решительно сказала тетя Даша. – Пусть его упекут туда, откуда он пришел! Извращенец! Изверг!

– Не надо милицию! – взмолилась я. – Прошу вас, не надо. Он убьет и меня, и маму.

Я подумала о том, что о моем позоре узнает все село, люди будут тыкать в меня пальцами и за спиной обсуждать, смакуя все детали. Мне стало страшно за себя и за маму. Я чувствовала себя опозоренной, униженной и очень глупой.

– Не надо никакой милиции! – уже твердо сказала я и утерла слезы. – Можно я у вас дождусь маму?

– Что же это делается?! – сокрушалась тетя Даша. – Мир перевернулся! Что творится вокруг?! Бедный ребенок! А Аля? Какая была женщина! И что он с ней сделал?! Жалко смотреть на несчастную. Говорила я твоей матери: «Зачем тебе этот Андрей?» Слухи о нем нехорошие ходили, а Аля не верила. Любовь у них, видите ли. А может, и не было никакой любви, а просто Аля побоялась остаться одна с маленьким ребенком на руках? А я ей говорила: «Что ты боишься? Не ты первая, не ты последняя – дите сама воспитаешь. Дом ты от гороно получила…»

Я, хотя и плохо соображала в тот момент, была поражена словами тети Даши, как ударом молнии. Я вытаращила на нее глаза и сидела с открытым ртом. До тети Даши дошло, что она сболтнула лишнее, и она с виноватым видом замолкла на полуслове и прикрыла рот рукой.

– Как… с ребенком? Я уже была у мамы, когда она познакомилась с… – Я не закончила фразу, не сумев назвать эту гадину отцом, и после паузы добавила: – С Андреем?

– Прости, Пашенька, прости, дуру старую, – запричитала тетя Даша. – Я не хотела, видит Бог, не хотела этого говорить! Сама не знаю, как с языка сорвалось! Не мое это дело, да и слово я Але дала, что буду держать все в тайне. А я и не знала, что тебе до сих пор никто не рассказал. В селе ведь живем, не в городе. На одном краю собака залает – на другом все слышат…

– Значит, он не мой отец? – спросила я упавшим голосом.

– Не знаю я, детка, ничего не знаю! – твердила раздосадованная тетя Даша. – Кто отец ребенка, только мать знает, вот и поговори с ней. А я ничего не знаю. Недаром мой Вася говорит, что у меня язык, как помело. Обижалась я на него всю жизнь, а теперь сама вижу, что он прав был.

– Мама, – перебила ее Валя, – хватит причитать. Дай одеяло, видишь, как она дрожит? А я пойду чай приготовлю.

– С малиной и мятой сделай! – крикнула ей вдогонку тетя Даша.

– А малина тут при чем? – послышался из кухни голос Вали. – Она от простуды, вот мята – это другое дело. Она успокаивает нервы.

– Но я же Андреевна… – Сидя на диване и дрожа то ли от пережитого стресса, то ли от страха, то ли от неожиданной новости, размышляла я. – Значит, он меня удочерил?

– Я же говорю, Паша, не знаю я, ничего не знаю, – стояла на своем тетя Даша.

– Но ведь у нас с мамой одинаковая фамилия. Мы обе Романюк, а отец и мама брак не регистрировали, он Гаврилов, Гаврилов Андрей. Тогда почему я Андреевна, если я родилась до встречи мамы с ним? – Я продолжала вслух размышлять, но ничего не складывалось.

– Не забивай, детка, голову глупостями, – заботливо кутая меня в одеяло, сказала тетя Даша. – Попей чаю и приляг. Вот, возьми две таблетки валерьяночки, они помогут тебе успокоиться.

Я машинально протянула руку, взяла таблетки, проглотила их и выпила чай, не чувствуя вкуса. Положив голову на подушку, я прикрыла глаза, а тетя Даша с Валей задернули шторы и тихонько вышли. Теперь я не могла понять маму. Что же ее держало? Почему она захотела быть с этим человеком, который даже не приходится мне отцом? Почему она терпела мои и свои унижения столько лет? Чем больше я думала, тем больше вопросов возникало, и ни на один я не находила ответа. Меня перестала бить нервная дрожь, по телу разливалось приятное тепло, и меня охватила легкая дрема. Вскоре я почувствовала, что попала в крепкие объятия сна…

– Паша, доченька! – услышала я рядом знакомый и такой родной голос мамы. – Просыпайся.

Я подняла тяжелые веки и увидела маму.

– Мамочка! – Я обхватила ее за шею и готова была вновь расплакаться.

– Девочка моя, вставай, надо идти домой. – Мама протянула мне мои очки, и я благодарно улыбнулась ей.

– Куда идти?

– Домой. Куда же еще?

– Я не пойду, – сказала я, с ужасом представив встречу с отцом.

– Не останешься же ты здесь. Надо идти домой, – ласково, но настойчиво говорила мама, поглаживая меня по волосам.

– Он там? – спросила я.

– Никого нет дома. Только ты и я. Вставай, пойдем.

Мне ужасно не хотелось возвращаться домой. Я готова была бросить все и бежать на край света, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Но у мамы были такие грустные, несчастные глаза, и в них читалась такая безысходность, что в следующее мгновение я готова была уже прыгнуть в геенну огненную, лишь бы в этих глазах хоть на миг засветились искорки счастья.

– Мамуль, – я подбадривающе ей улыбнулась, – пойдем домой.