Страница 22 из 97
— Если вы выйдете на секунду, я оденусь и приму вас, как должно, — продолжал Марсель Крапо, соображая, что за это время он успеет вылезти в окно и опуститься по водосточной трубе на улицу.
— Я не намерена тревожить вас после трудового дня (надо было слышать, сколько яду было вложено в эти слова: «трудовой день»). Я пришла получить с вас квартирную плату… Ну-с, что вы на меня смотрите, или у меня к носу присосалась пиявка?
— Никакой пиявки… уверяю вас… Но как я достану кошелек? Если вы выйдете на секунду…
— О, я сама достану кошелек.
— О, я не допущу, чтобы почтенная вдова… Ведь кошелек у меня в брюках, госпожа Лаплуа.
— Что же. Ведь брюки не на вас.
— Они лежат на столе, рядом с той тарелкой…
— Хорошее место для брюк… Можно подумать, что это салфетка! Но кошелек пуст, господин Крапо. Очевидно, у вас деньги в другом месте.
— Боюсь, госпожа Лаплуа, что у меня нет их в другом месте.
Госпожа Лаплуа молча швырнула брюки на тарелку, открыла дверь и крикнула:
— Пожалуйте, милостивый государь, комната свободна.
Старый человек, с лицом обезьяны сапажу, в черном сюртуке, вошел в комнату.
— Здесь сыро! — вскрикнул он с ужасом.
— Что вы! Что вы! Здесь сухо, как в Сахаре!
— Имейте в виду, что у меня ревматизм!
— Я так и предполагала, сударь.
— Впрочем, эта комната нужна мне лишь как место, где бы я мог иногда остановиться и прожить спокойно. Я не выношу отелей… Мое постоянное местопребывание будет далеко отсюда, далеко отсюда… Но вы сказали, что эта комната свободна… Однако я вижу…
— О, это просто недоразумение! Завтра, в двенадцать часов, она будет свободна.
Старый человек вышел, потрогав стену и понюхав палец.
— Что вы делаете, госпожа Лаплуа!? — вскричал Марсель Крапо, вскакивая и держа перед собою простыню, как ширму. — Я не собираюсь уезжать.
— А я не собираюсь заниматься филантропией.
— Я получу на днях блестящее предложение…
— Имейте в виду, что завтра, в двенадцать часов…
— Вам будет потом самой же стыдно, что вы оставили без крова великого Марселя Крапо.
— Ровно в двенадцать.
— Несравненного исполнителя роли Яго.
— Вы беспокоите всех жильцов. Госпожа Тортю жаловалась, что вы не давали ей днем заснуть. Вы лаяли и шипели на весь дом.
— Это я репетировал битву бульдога с очковой змеей.
— Вы назвали себя артистом, а оказались чем-то средним между удавом и испорченным граммофоном…
— Госпожа Лаплуа…
— Мой покойный муж был лучший булочник во всем предместье. Когда его друзья после смерти возложили на его могилу мраморный крендель, то это было только справедливо. Итак, завтра… Вы забыли, что перед вами стоит вдова, сударь.
Это было сказано после того, как Марсель Крапо с отчаянием бросил простыню и заходил из угла в угол, машинально тыча руками в те места, где у одетых людей бывают карманы.
— Спать без рубашки! — воскликнула госпожа Лаплуа, стыдливо зажмурившись. — Как можно дойти до такого разврата?
Стук в дверь заставил обоих вздрогнуть.
— Войдите! — машинально крикнул Крапо,
Маленький человек, с веселым бритым лицом стоял в дверях.
— Простите, я, кажется, не вовремя. Я могу видеть артиста Марселя Крапо?
Госпожа Лаплуа, вспыхнув, вышла из комнаты, а Марсель Крапо для чего-то надел ночные туфли.
— Я — Марсель Крапо, — пробормотал он.
— Вы сегодня очень мило изображали в «Странствующем эксцентрике» беседу президента с представителем синдикатов.
Марсель Крапо покраснел до ушей.
— Вы великолепно изображаете испорченный граммофон.
Марсель Крапо снова поклонился (опять этот проклятый граммофон).
— А что вы изображали потом? Да, разбитую груду тарелок.
Гость, между тем, критически оглядел Марселя Крапо и его комнату.
— Вы можете изображать всякий голос? — спросил он.
— Да, я полагаю.
— И всякую жестикуляцию?
— По всей вероятности.
Маленький господни снова оглядел Марселя.
— Астрономией никогда не интересовались?
— К сожалению, нет, сударь, — вскричал Крапо с отчаянием, словно это было величайшее горе его жизни.
— Я так и думал, — сказал посетитель, — но вы знаете, что есть планеты — Юпитер, Сатурн…
— О, конечно, я их знаю! — отвечал Крапо так радостно, будто речь шла о каких-нибудь его собутыльниках.
— Хорошо. Завтра, в двенадцать часов дня, состоится лекция. профессора Роберта Гампертона. Вы посетите эту лекцию. Вот билет. Слушайте ее внимательно. Эти пятьсот франков вы возьмите сейчас, дабы вы не думали, что я заставляю вас терять даром время. Остальные получите, когда мы окончательно сговоримся. Понимаете: ровно в двенадцать.
Маленький человек ушел так же внезапно, как и появился. Марсель Крапо хотел было бежать за ним, но, посмотрев на себя, ахнул. На нем не было ничего, кроме туфель на ногах и пачки ассигнаций в руке. Запрятав на дно души мысли о будущем, он накинул на себя простыню и крикнул торжественно:
— Госпожа Лаплуа! Если вам нужны деньги…
Глава 3. Прошедшее, настоящее и будущее солнца
Серые стены университета были оклеены огромными торжественными афишами:
Лекция Роберта Гампертона, профессора Оксфордского и Кембриджского университетов, члена королевского астрономического общества, ученого корреспондента парижской, пулковской, нью-йоркской и др. обсерваторий и проч., и проч., и проч.
Марсель Крапо предпочел бы, чтобы вместо всего этого написано было:
Отелло, трагедия Шекспира, в роли Яго выступит великий Марсель Крапо. Торопитесь! Ново! Злободневно!
— Глядите, куда вы идете, милостивый государь! — вскричал старик, тот самый с лицом сапажу, отталкивая налетевшего на него Марселя. — Вы мне сбили очки, черт вас побери! Стойте! Не шевелитесь! Вы раздавите их! Идиот!
— Однако я бы попросил…
— Молчать, милостивый государь! Вы невежа и не умеете ходить по улице!
А из дверей университета уже бежали почтительные люди.
— Мы думали, что вы приедете на автомобиле, господин профессор…
— У меня есть ноги, милостивые государи, у меня есть ноги!.. Конечно, у некоторых их, видимо, нет! — глаза профессора обратились в сторону Марселя, но тот уже скрылся за тяжелой дверью. Он смешался с толпой ожидавших слушателей и слышал, как профессор сказал, проходя мимо, какому-то важному на вид человеку:
— Я вчера подыскал комнату, где буду останавливаться, приезжая в Париж.
Важный человек ответил что-то, из чего Марсель расслышал только:
— Воздух там чист необыкновенно.
Едва ли речь шла о его комнате.
В громадной аудитории все уже шумело и волновалось. Мелькали записные книжки. Держали пари, с чего начнет профессор лекцию. Сосед Марселя Крапо слева ставил два золотых за «господа», а сидевший с ним рядом ниже толстый юноша держал за «милостивые государи». Сосед Марселя справа, почтенный господин в очках, вынув из кармана тетрадку, спросил его:
— Вы не помните, в каком году Локиер начал свои наблюдения над солнечными протуберанцами?
Марсель Крапо побледнел. Ему вдруг пришло в голову, что внушительный швейцар, стоящий у двери, сейчас подойдет и вытащит его за шиворот.
— Я специалист по Луне, — пробормотал он.
— Ага! Вам приходилось делать наблюдения над бороздкой Ариадэуса?
— Приходилось.
— Часто?
— Почти ежедневно.
— Как ежедневно, а фазы?
— Фазы?
— Ну да, разве фазы позволяют делать это ежедневно?
— У меня такая сильная труба.
— Труба?!
Марсель Крапо собрался уже бежать на другое место, как по морю голов пронеслись волны смятения, и профессор Гампертон-сапажу взбежал на кафедру. Рядом за столом сел какой-то красивый сравнительно молодой человек, который стал разбирать чертежи и рисунки. Всюду, куда падал сердитый взгляд профессора, водворялась тишина.
— Милостивые государи, — крикнул, наконец, профессор, и сосед Крапо слева вынул два золотых.