Страница 17 из 97
Глава седьмая
Игра была захватывающая, напряженная.
— С дворцом, кажется, покончено, — заявил Лавузен.
И это была правда. Марч ликовал. Теперь они, скинув шикарные костюмы, облачились в кепи, а смеющиеся глаза Лавузена закрыли очки. В клетчатых пальто и крагах друзья имели вид шоферов. Кто станет искать принца под кожаным кепи?
Угрозы герцога и подозрительные люди на Тауэрском мосту решили дело. Только теперь оба поняли, как далеко зашла игра, и, казалось, улицы сдвинулись, туман насел ниже, а в каждом прохожем чудился шпик. Тут пригодилась ловкость Лавузена, с быстротой молнии решавшего ходы игры.
Круг стягивался. Друзья избегали встреч, сторонились общественных мест и даже голод предпочитали утолять в мелких харчевнях на берегу Темзы. В Лавузене закипало бродяжничество парижского гамена, шутки и остроты сыпались колючим фейерверком. Но осторожность, нюх гончей ни на секунду не покидали его.
Марч поражался той легкости, с которой Лавузен разматывал клубок событий. В кабачке, на сходнях, помогал грузить тяжело хрустящие кули угля, за виски после трудного дня, в кругу матросов Лавузен был прост и весел.
В последней гостинице они оставили все следы прошлого, — все свои вещи, и не показывались там. Лавузен располагал некоторой суммой денег в надежде покинуть Англию и носил их всегда при себе. Но отсутствие визы, слежка эти инквизиционные приемы современной культуры — изнуряли их.
Философия Лавузена сократилась до минимума необходимых слов. Марча этого простого парня, неосторожно попавшего в кинематографический поток событий, бросало то в холод, то в жар.
Лавузен возмущался:
— Ну, бегемот, поворачивайся живее, какой-то тип слишком долго идет за нами.
И Марч бежал, прыгал в омнибусы, таскал кули, делал все, чтобы не отстать, не упустить из виду друга, сосредоточенно доигрывающего последний акт так весело начатой пьесы.
Город преступлений, болезней, туманов… В эти тревожные дни, следуя за Лавузеном, Марч пересек тысячу улиц, переулков, тупичков, которыми так богат Лондон. Пышный Уолл-стрит, Сити — гнезда хищных дельцов, и как контраст — Тотенгэм, Оксфорд-стрит — уголки мировой революции.
Желтый омнибус томительно волочил их по северным предместьям. Ряды сгнивших лачуг чередовались с гремящими отелями, лавчонками старья у Тефнель-парка. Друзья познакомились с поричем,[6] так вкусно приготовленным в баре у Кемден-Тауна, где хмурый слуга подал им кофе с вареньем. Как приятно сознавать, что к ленчу не нужно одевать динер-жакета,[7] что вообще ничего больше не интересует, кроме свободы. Повинуясь хитроумным прыжкам и уловкам Лавузена, путающего следы, они бросались в такси и мчали на Пэлл-Мэлл, где белый клоун, дергая картонного льва за хвост, прохаживался на счет империи, озираясь на полисмена. Поплар, Степней — рабочие шумные районы с удвоенными пикетами констеблей. А на улице пароходных компаний Лавузен в первый раз тяжело вздохнул, глядя на витрины «Северо-Германского Ллойда», где крепко сколоченные янки дожидались билетов на морские экспрессы в Остенде, Гавр, Кале. Они видели много людей, выступавших из полумрака Флит-стрит. Их вели полисмены в суд и обратно. В раскрашенных вертепах Уайтчепеля под адский саксофон дергались негры, свирепо вращая белками, чтобы за ситцевыми кулисами вытирать слезы.
Они видели многое, но запомнили одно: западная часть — богачи, восточная — бедняки. И, подражая глухому ворчанью машин, дома, улицы, скверы, кварталы враждовали, напирая друг на друга.
Был холодный осенний день. Дождь и туман схлестнулись в яростной борьбе; с двух часов дня вспыхнули фонари.
— Сегодня мы попробуем, — мрачно решил Лавузен, подсаживая друга в отходивший омнибус.
Плыли улицы, налитые багровым соком фонари, витрины, как в первый день приезда Марча, но сегодня англичанину из полуприкрытых окон чудились враги, и Марч кусал губы, согнувшись на империале, готовый по знаку Лавузена прыгнуть на асфальт.
— Чаринг-кросс, — прокричал кондуктор.
Кожаное кепи Лавузена растаяло в очереди за билетами. Вокзал гнал поезда на юго-восток, к морю, меловым скалам, к Дувру, а там пароход… Увидит ли Марч все это?..
Кругом толкались, и никому не было дела до двух фантазеров, суетящихся в поисках своего поезда.
— Вот два билета до Дувра. Держи и следи за мной.
Проходя через буфет, Лавузен локтем подтолкнул Марча, указывая на плакат:
ИМЕНЕМ КОРОЛЯ!
Повелеваем задержать
и под страхом смерти за
укрывательство сдать на руки властям
нижеследующих лиц:
француза АНРИ ЛАВУЗЕНА
и
английского подданного МАРЧА СУАТТОНА.
Всем органам железнодорожным, морским и воздушным
вменяется в обязанность
строжайшая проверка отбывающих.
— Джентльмены, занимайте ваши места! Скорый. Дувр!
Лавузен оторвал Марча от плаката и вскочил в вагон; они пробежали площадку и выпрыгнули с другой стороны. Поезд плавно ускользнул, обнажив платформу, по которой трое людей догоняли вагон.
Когда опоздавшие прицепились на ступеньки, Лавузен, солидно отдуваясь, вышел через главную дверь на улицу.
— Лавузен, эти трое?
— Агенты, — кивнул Лавузен.
— Но куда мы денемся?
— Пока в гостиницу. Улететь нельзя. Автомобилем до Дувра это подозрительно… Остается… нашел!
Марч даже испугался.
— Что?
Но Лавузен, содрогаясь от хохота, только поправлял сползающие очки и качал головой.
На Дрюри-Лейн, в отеле «Глория», где хранились их вещи, Лавузен держался крайне демонстративно. Громогласно требовал меню, распекал за неуборку номера, раза два без всякой нужды прошелся по ресторану, заглянул в биллиардную и только тогда величественно вошел в свой номер.
Тут Марч с ужасом заметил, что очки Лавузен снял и кепи держал в руках. Значит, прислуга, постояльцы, все могли… Марч не выдержал.
— Лавузен!
— Тсс… Ты наивен, Марч, а наивность это небрежность. Великолепно, — пробурчал Лавузен, подходя к окну, и, обернувшись, скомандовал:
— Марч, одеваться! Не хнычь…
Совершенно не уясняя себе, что он делает, только подражая, Марч натянул фрачную пару, вставил в глаз ненавистное стеклышко монокля.
— Прекрасно, — улыбнулся Лавузен. — Возьмите в руки цилиндр, иначе вы недостаточно глупо выглядите. Шаркните ножкой. Так. Действие начинается, а вот и занавес, — Лавузен повернулся к двери.
Как из коробки с сюрпризами, выскочил лакей.
— Автомобиль! — твердо приказал Лавузен.
Сюрприз исчез с легким наклоном головы, пропустив пять человек.
Вошедшие сняли шляпы, приятно обнажив лысины. Лавузен обернулся:
— В чем дело, господа?
Первый джентльмен развел руками.
— Переутомление. Нервное переутомление.
— Покажите язык! — торжественно провозгласил главный врач.
— Всем или только вам? — спросил Лавузен.
— Если вам угодно, показывайте зеркалу.
Лавузен рассмеялся.
— Я не понимаю, откуда вы явились. Я требовал автомобиль, а не консилиум. Мне кажется, эти два понятия трудно смешать.
— Температура высокая. У вас, наверно, болит голова, и вы немедленно должны ехать во дворец, — говоривший выступил из тени.
Это был майор Суффакс.
— Довольно! — оборвал Лавузен. — Марч, стул майору. Садитесь, — продолжал он, подходя вплотную к мистеру Суффаксу, — я вас сейчас буду резать, майор. Марч, ножик!
— Это невозможно… — побледнел мистер Суффакс.
— Но почему?
— Потому что в номере нет ни холодного, ни огнестрельного оружия.
— О, великолепно! Майор — вы живой здравый смысл: я хотел вас уничтожить, но раз это невозможно, можете идти.
— Я не уйду без вас и того джентльмена, — мистер Суффакс указал на Марча.
Комната наполнилась людьми. Тут были полисмены, штатские; даже бледное лицо метрдотеля.
6
Порич — английское блюдо.
7
Динер-жакет — обеденный костюм.