Святыня

Джеймс Герберт

Святыня

В жилах моих черной крови ток.

Няня говорит, мной владеет порок.

Но черные чары — таков мой рок:

Лишь только ступит ночь на порог,

Начинается злых кошмаров поток.

Они гложут меня, за витком виток,

И я блекну и чахну, как осенний листок.

И знаю один в своем бреду я:

Моя прабабка — злая колдунья.

Часть первая

Алиса, сказку детских дней

Храни до седины

В том тайнике, где ты хранишь

Младенческие сны,

Как странник бережет цветок

Далекой стороны.

Глава 1

С ягнятками ложиться

И с птичками вставать.

Детишки до заката

Должны ложиться спать.

Тут и там на кладбище виднелись маленькие холмики земли, словно мертвые стремились выбраться обратно в мир живых. Спеша от могилы к могиле, девочка нервно улыбнулась при мысли об этом. На самом деле это были всего лишь кротовины. От кротов никак не удавалось избавиться: стоило отравить одного, на его месте тут же поселялся другой. Девочка часто наблюдала за работой ловца кротов — толстячок с вытянутым лицом, он и сам напоминал ей крота Этот человек, улыбаясь, осторожно засовывал короткие пальцы в жестянку и вытаскивал покрытого стрихнином червя из кучи его извивающихся сородичей. В присутствии девочки мужчина всегда улыбался. И хихикал, когда протягивал ей червя, а она с безмолвным криком отскакивала назад. Его губы, вечно влажные, как и его сонные черви, двигались, но девочка не слышала слов. Как; не слышала ничего, сколько себя помнила Она вздрагивала, когда ловец кротов притворялся, что сейчас сам съест извивающегося червя, но всегда оставалась посмотреть, как он воткнет в землю железный прут и засунет червяка в проделанное отверстие. Сейчас ей представилось, как крот, вынюхивая пищу, в кромешной темноте под землей ползет к своей смерти. Копая себе могилу. Она хихикнула, и сама не услышала этого.

Алиса нагнулась за увядшими цветами на рыхлом возвышении перед памятником Надгробие было сравнительно недавним, надпись на нем еще не покрылась грязью и не размылась непогодой. Девочка знала эту старушку — теперь, наверное, от нее остались одни кости? — и уже тогда этот ходячий труп казался страшнее мертвого. Разве можно быть живой в девяносто два года? Можно двигаться, но разве можно жить? Одиннадцатилетняя Алиса не могла представить такого срока Трудно вообразить, как твоя собственная плоть иссыхает и сморщивается, мозг с годами сжимается, и, вместо того чтобы стать мудрым и всезнающим, ты превращаешься в младенца. Сгорбленного, немощного младенца.

Она засунула увядшие цветы в красное пластмассовое ведро и поспешила дальше, выискивая в неровных рядах могил следующие. Это была ее еженедельная работа: пока мать мыла полы и наводила блеск в церкви, Алиса убирала оставленные родственниками умерших знаки внимания — будто покойники могли оценить их жест. Она относила цветы в яму, куда садовник сваливал гнилые сучья и листья, и раз в месяц все это традиционно сжигалось.

Выполнив свою работу, Алиса обычно спешила в церковь к матери, где находила свежие цветы, чтобы украсить алтарь к завтрашней воскресной службе, и, пока мать мыла и подметала, расставляла стеклянные вазы. Потом ей предстояло стереть пыль со скамеек. Девочка проходила по рядам, задерживая дыхание, чтобы посмотреть, до какого ряда выдержат легкие. Алисе нравилось превращать работу в игру.

Выполнив все это и убедившись, что у матери нет для нее новых заданий, Алиса шла к своему излюбленному месту — на краешке длинной скамейки справа от алтаря.

У подножия статуи. Ее статуи.

Взгляд девочки привлекло очередное цветовое пятно, хоть и поблекшее, но заметное на темной земле, и она перепрыгнула через низкий холмик — длиной с человеческое тело, а не насыпанный кротом, — чтобы собрать букеты. Изо рта вырывались облачка пара, и Алисе казалось, что это призраки мертвых слов, таившихся у нее внутри и никогда не вылетавших наружу.

Несмотря на яркое солнце, было холодно. Большинство деревьев облетели, и их голые ветви казались перекрученными, изуродованными конечностями. На лугу за каменной стеной вокруг кладбища паслись овцы с раздутыми животами, в которых пошевеливались еще не родившиеся ягнята. За лугом виднелся дремучий лес, мрачный, зеленовато-бурый, неприветливый, а за лесом поднимались пологие холмы, в туманные дни они совершенно исчезали из виду. Алиса понаблюдала за овцами на лугу, потом нахмурилась и отвернулась.

По дороге в церковь, где мороз не так кусался, пришлось подобрать еще несколько букетов. В церкви тоже стоял холод — там всегда было холодно, — но внутри старого здания зубы зимы не казались такими острыми. Девочка прошла через кладбище, покосившиеся надгробия не беспокоили ее, разложившиеся трупы под ногами не вызывали тревоги.

Куча сгнивших листьев и сучьев была высокой, выше девочки, и Алиса со всей силы взмахнула ведром, чтобы его содержимое долетело до вершины. Подобрав скатившиеся вниз стебли, она бросила их снова на вершину, потом отряхнула руки, похлопав ладонью о ладонь. Девочка чувствовала хлопки, но не слышала их. Когда-то она могла слышать, но это было очень давно. Если напряженно прислушивалась, когда ничто не отвлекает, девочка, как ей казалось, слышала шум ветра, но она тут же осознавала, что ветерок не касается ее щек и ничто не шевелит светлые волосы.

Маленькая худенькая девочка повернулась и пошла к старой церкви, пустое ведро раскачивалось у нее в руке — вперед, назад, вперед, назад, — сияя красным на холодном солнце. Вперед, назад, вперед, назад. Она оглянулась.

Пластмассовое ведро выскользнуло из пальцев, покатилось по земле, описав полукруг, и остановилось у грязного, позеленевшего надгробия.

Девочка подождала несколько мгновений, потом позволила себе повернуться полностью и замерла так еще на несколько долгих секунд. Ее полуулыбка погасла, на лице отразилась тревога Алиса двинулась к задней стене кладбища — сначала медленно, а потом бросилась во всю прыть.

За что-то зацепившись — возможно, за угол плоского надгробия, — девочка упала на мягкую землю, испачкав колени зеленым и коричневым Она закричала, не издав ни звука, и, поднявшись на ноги, устремилась к стене, сама не зная зачем. Алиса бежала по узкой дорожке через старое кладбище и остановилась, только добравшись до стены. Девочка посмотрела через нее — верхний ряд камней был ей по грудь. Овцы на лугу уже не жевали траву, все они подняли головы и смотрели в одном направлении.

Ни одна не пошевелилась, когда Алиса перелезла через стену и побежала к ним.

Ее шаги замедлились, туфли и чулки промокли в высокой траве. Девочка как будто растерялась и вертела головой из стороны в сторону. Ее маленькие ручки сжались в кулаки.

Алиса снова взглянула прямо вперед, полуулыбка возникла вновь, постепенно стала шире, и в конце концов на лице появилось восторженное удивление.

Посреди луга стояло одинокое дерево, многовековой дуб с толстым, корявым стволом и растопыренными толстыми нижними сучьями, тянущимися обратно к земле. Девочка медленно, но уверенно направилась к дереву и в десяти ярдах от него опустилась на колени.

Ее рот широко раскрылся, а глаза прищурились, зрачки сжались в крошечные точки. Она подняла руку, чтобы прикрыть глаза от ослепительного белого света, исходившего от основания дерева.