Семь цветов страсти

— А по-моему, все это зрелище — жуткая архаика! Так и несет нафталином. Заметили, бедняжка Виолетта чуть не завалила кулису. Все дрожит, качается, и такая пыль витает — брр! — Мне почему-то стало обидно, что Майкл заметил влюбленность актрисы.

— Вы киношница. Там, конечно, все чище, натуральнее. Документ крупного плана. Точность детали. А вот возьмите, дотяните эту концовку в дуэте… Хорошо! Молодцы, чисто, точно! — Он захлопал как раз в нужный момент, на долю секунды опередив зал.

Вообще, создавалось впечатление, что Майклу, как по сценарию, было известно, где ставить точки, где замереть, а где и пошептаться.

— Дикси, — шепнул он мне в щеку, — откуда такое имя? «Dixi de visu» — это же что-то похожее на латинскую фразу, означающую «высказывание очевидца», если не ошибаюсь.

— Ну, вас ничем не удивишь. Девизо — фамилия моего деда, француза. И отец, конечно, как человек чрезвычайно начитанный и окончивший с медалями несколько учебных заведений, не мог удержаться, чтобы не назвать своего ребенка Дикси. С юмором у него было неспокойно. Вообще Эрик шутить не любил, и другим не давал.

— А Дикси Девизо вышло очень красиво. Хорошо, что не родился мальчик. К нему бы из-за одного имени приставали «голубые» — звучит гордо, но с тайным призывом.

— Вы действительно так думаете? Нет, не по поводу призывности моего имени. Вы думаете, что иметь дочерей приятно? — взвилась я, задетая за живое.

— Я имел ввиду вполне конкретную дочь — вас, Дикси. И убежден, что для любых родителей это большой приз.

Майкл дотронулся до моей руки, придерживающей на колене ирис.

— Дайте цветок. Я специально выбрал желтый, в честь нашего фамильного геральдического лютика. — Он отломил стебель и, аккуратно воткнул цветок узел моих стянутых на затылке волос. — А теперь вы — «дама с желтым ирисом». Дикси, давайте сбежим?

— Вы, кажется, были в восторге от постановки? — обомлела я.

— А вас раздражала пыль. Надеюсь, на улицах не слишком свежо? Я оставил дома автомобиль.

Гулять так гулять!

На улицах было великолепно. И почему-то шкодливо на душе, как-будто прогуляла урок. Именно, — прогуляла и сбежала в Пратер.

— Майкл, у меня идея — я провожу вас домой, — сказала я нарочито-интимным голосом, насладившись метнувшимся в его глазах страхом. Страхом недоверия. И чтобы совсем не сбивать с толку беднягу, добавила, — Мы пойдем кататься на каруселях. Ведь Пратер у вас под боком, а мне неловко ходить в такие места одной.

— У вас нет детей? — серьезно спросил Майкл.

Я со вздохом пожала плечами.

— Тогда на сегодняшний вечер я вас удочеряю. Или нет, буду вашим заботливым дядюшкой. Сам-то я, наверно, спасую перед опасностью — рассмотрел уже, какие там жуткие пыточные аппараты громыхают… И еще: в метро мы не поедем. В Вене чудесное метро, но я не видел там ни одной женщины в вечернем туалете. Тем более, такой ослепительной.

Майкл остановил такси и назвал адрес. Мы чинно разместились на заднем сидении.

— Для дядюшки вы выглядите слишком старомодно. Пожилые джентльмены здесь, как правило, форсят — предпочитают светлые, яркие тона, клетку, пестрые галстуки, элегантную стрижку. Принято подкрашивать седину и никого не возмутит маникюр, конечно, без цветного лака.

— Действительно, старость беспомощна и требует особого ухода. Тогда жалость и брезгливость сменяется уважением и даже определенным эстетическим чувством. Я успел заметить местных дам. Язык не поворачивается назвать их старушками. Право же, это даже красиво: достоинство долголетия.

— А молодых? Вы замечаете молодых? — на повороте я слегка пододвинула к нему бедро и навалилась плечом.

Он восстановил дистанцию, когда машина вырулила на ровное место.

— Сколько вам лет, Михаил Семенович?

Майкл в испуге схватился за грудь. Пошарив в верхнем кармане, с облегчением вздохнул:

— Уж подумал, что забыл в джинсах паспорт. Меня предупредили, что за границей нужно всегда иметь документ при себе. Тем более, что я сопровождаю даму в такое сомнительное место.

Я ловко выхватила из его рук красненькую книжечку с гербом Советского Союза. Майкл протянул руку за своим документом, но я не выпустила добычу.

— Нет уж, приличная дама должна хоть что-что знать о человеке, делящем с ней крышу замка.

Я раскрыла паспорт и присмотрелась к фотографии. Было темновато, но не рассмеяться я не могла: на меня смотрело испуганное лицо молодого Пьера Ришара в ореоле вьющихся волос.

— Это что, школьная фотография после выпускного бала?

— Позапрошлогодняя. Фотографировался для поездки в Словакию. А бланки еще не успели заменить на российские, — протокольным голосом возразил он и отобрал паспорт.

Но я успела рассмотреть дату рождения. Моему «дядюшке» Майклу было всего сорок лет. Нет, вернее, исполнится в декабре. Значит, Козерог и на пять лет моложе Сола…

— Вы почему-то сразу решили, что я кандидат в пенсионеры и не составлю конкуренции как наследник. Долго ли проскрипит старичок! — Майкл расправил плечи, одернул пиджак и, заглянув в переднее зеркальце, поправил очки. — Ничего, ничего. Это я от волнения так плохо выгляжу. Вот начну бегать по аллейкам нашей усадьбы, плавать в фонтане, а по ночам, при луне, играть на клавесине… Потом загуляю и в один прекрасный день представлю «племяшке Дикси» симпатичную девушку.

— А жену бросите? Или передадите товарищу?

— С чего вы взяли, что я женат? Может быть, русские носят кольца всегда? Вообще-то я — наполовину еврей.

— Вам прямо к центральному входу парка? — осведомился шофер.

— Да, пожалуйста, — ответила я и протянула сто тридцать шиллингов.

Майкл взял у меня бумажки, порылся в кошельке и добавил еще 20. Потом достал записную книжку и что-то чиркнул.

— Записали номер машины на случай, если выболтали государственную тайну? — Я вышла, с удовольствием вдыхая запах ярмарки, детского праздника.

Аттракционы сияли огнями, все громыхало, светилось и пело. Толпа гуляющих двигалась к входу в парк, над которым в синем ночном небе крутилось гигантское колесо обозрения — символ и гордость Пратера. На выстроившихся вдоль аллеи лотках продавали всякую всячину, возбуждающую аппетит.

— Ой, тут есть даже соленые огурцы! — Удивился почему-то Майкл, засмотревшись на кисленькую снедь.

— Здесь это обязательное лакомство. Для тех, кого мутит после всех этих цирковых приключений. Вы не страдаете морской болезнью, Майкл?

— Я люблю соленые огурцы. Если они здесь выдаются в качестве антирвотного средства, я готов прокрутиться в какой-нибудь из тех отвратительных мясорубок. — Прищуренные глаза кузена опасливо устремились к вертящимся в сиянии разноцветных огней аттракционам.

Гремели, перебивая друг друга, динамики — песенки, мяуканье, электронные завывания Кинг-Конга и шум морского ветра. Что-то металлическое лязгало, угрожающе свистело: идиотский клоунский хохот, усиленный динамиками, сменялся плачем. Маленькая девочка рядом с нами дернула за руку маму:

— Мицы лучше остаться в машине, боюсь, его может стошнить, — с опаской показала она на игрушечного кота.

Майкл потянул меня в темные кусты в стороне от центральной аллеи, по которой в обе стороны двигалась толпа, хрустя поп-корном, облизывая леденцы или мороженное. Я зацепилась каблуком о траву и чуть не упала.

— Да осторожнее вы, наследница! — прошипел Майкл. — Здесь полно полицейских.

Он прижался ко мне и выдохнул:

— Кошелек!

— Вы хотите купить жвачку или пластиковый нос? Не стесняйтесь, Микки, Дикси не обидит мальчика.

— Кошелек! Мне надо двести, нет, — триста шиллингов!

— Возьмите все. Вы же все равно собрались меня придушить.

Мы все еще стояли в обнимку и для пущего страха Майкл вцепился в мое платье на уровне пупка, притягивая к себе.

— Фу, простите… — схватившись за лоб, он отступил. — Задурачился, Дикси. Рядом с этой детской площадкой так и тянет нашкодить… Правда, я не умею быть альфонсом. Дайте мне взаймы до Москвы, чтобы я мог не чувствовать себя «совком»… Ну, какой-никакой, а все же — мужичок. Почти барон. Дайте, Дикси.