Страница 6 из 23
В ее глазах мелькнуло что-то, но я сделал каменное лицо, взгляд устремлен поверх сидящих напротив вельмож, ответить постарался так, чтобы мои слова выглядели как блоки, из которых сложены стены замка:
– По распоряжению Его Величества это теперь мои владения. Как земли, так и замок.
В ее глазах зажглись искорки, но вовремя опустила взгляд.
– И на что вы надеетесь?
– Что постараюсь восстановить мир, – ответил я честно. – Я вообще-то пофигист... тьфу, пацифист. Не люблю, когда дерутся, а я далеко, и мне ни черта не видно.
Она проследила за моей рукой, но я не перекрестился, упомянув черта, что значит – тоже ниспровергающий. Взглядом старалась не встречаться, чтобы я не увидел в ее глазах вопрос: но ты уже был в этом своем замке, почему сбежал? Почему предпочел вернуться на виселицу?
Я упорно смотрел в стену напротив, чтобы она не прочла ответ в моих глазах.
– Сэр Ричард, – произнесла она медленно, – как бы и что бы ни сказал король, это мой замок. Во всяком случае, так считают мои слуги, мои крестьяне. А также, что немаловажно, мои вассалы, у которых свои замки и очень хорошие дружины. Боюсь, вам будет очень трудно убедить их в своих притязаниях.
– Буду стараться, – ответил я. – Его Величество правы, страна потонет в крови, если снова начнется междоусобица. И тролли в который раз выйдут из Зачарованного Леса и превратят деревни ваших подданных в руины.
– Междоусобицы не будет, – возразила она нерешительно.
– Почему?
– Мне так кажется...
– Ну, – сказал я, – это довод, признаю.
Она посмотрела искоса, словно что-то проверяя, снова уткнула взгляд в тарелку. Я чувствовал, что в самом деле нечто изменилось очень быстро и круто. Только что твердил себе, что не нужен мне и нуль-проход на Юг, могу и на корабле, как уже собирался, ничего со мной не случится, а вот через то зеркало как раз и может: кто знает, когда батарейки кончатся? Или кабель рухнет, изгрызенный ржавчиной?.. Но вот сейчас уже я мысленно там в замке, вовсю хозяйничаю, как здоровенный кабан в оранжерее. Даже не потому, что там этот проход, что там дефы, а просто потому, что... ах, черт, ну признайся же хоть сейчас, что очень хочешь заботиться о леди Беатриссе!
Заиграла, приближаясь со стороны открытых дверей, музыка. Между столами и кухней засновала целая рать слуг, разнося еду и питье. Уже и служанки, похотливо изгибаясь, носились между столами, игриво взвизгивали от шлепков по задницам. Разговоры все громче и беспорядочнее, вошли в зал музыканты и сели на специальном помосте, все в кричаще ярких нарядах, еще орущее, чем сами лорды за столами, но одежда того кроя, что сразу отличает простолюдинов.
Музыканты разом затрубили, забренчали, застучали, вперед вышел молодой парень с брюхом через ремень и, заложив руки за спину, запел, закричал, застонал, глядя поверх голов пустыми глазами. Мне стало противно, как смотреть на его скотскую морду, так и слушать что-то глупейшее, выдаваемое за песнь о неразделенной любви, как же могут с такими рылами петь о неразделенной, потихоньку поднялся, пока интерес к этому народному творчеству еще не угас, не все же здесь идиоты, за спинами гостей так же потихоньку вышел из зала.
Меня раскачивает так, что весь дом пару раз качнуло, подумал насчет землетрясения, потом заторможенно сообразил, что это буря внутри меня швыряет меня так, что скоро буду головой стукаться о стены. Выругался тихонько, но все равно на меня оглядываются удивленно, выбрал место поуединеннее, сел, обхватив голову обеими руками.
Что я творю? Я поеду взад с леди Беатриссой потому, что не могу без нее, или же из экономического расчета, что там окно на Юг? Понятно, понятно, ни о чем таком не говорю и даже не думаю, но не сидит ли это глубоко в подсознании, которое вообще-то и рулит всегда нашими деяниями и поступками? Все-таки я свинья, выросшая при свинском мировоззрении, что нет зазорного быть свиньей, что свинья – это тоже общечеловек, и чем больше ты свинья, тем больше демократ и тем ближе к чаяниям простого народа.
Я простонал сквозь зубы, ну что это копаюсь в себе, как интеллигент сраный, нас же всегда учили, что нужно музыку погромче и девочек без комплексов... ну да, эти вот целомудренность и стыдливость – комплексы, которые надо изживать, даешь траханье всех со всеми, не разбирая ни пола, ни возраста... ага, музыку и девочек, чтобы ни о чем не думать, ну да, чтобы весело и ни о чем не думать... ни в коем случае ни о чем не думать... даже о траханье не думать, а просто хватать и трахать, тебя ведь тоже схватят и трахнут, только успевай расслабляться... По коридору в мою сторону медленно идут двое хорошо одетых вельмож, немолодые, породистые, что значит хоть и раздобревшие, но без отвисающих животов. То ли не раскормили, то ли затягивают в тугие кольчуги за неимением корсетов.
Я услышал негромкий серьезный голос, в котором было больше надежды, чем уверенности:
– Нет, Шарлегайл не убит!.. Карл не мог его убить...
Второй спросил в удивлении:
– Почему? Он всегда был ему серьезнейшим противником...
Первый вельможа развел руками:
– Благородный Жоффруа, вы меня удивляете. Вам не знакомо понятие мести? Сладкой мести заклятому врагу?.. Если врага взять и убить, то этим не насытишься. Если долго пытать, а потом убить – то и тогда враг, считай, ускользнул... и теперь смеется из-за облаков!.. Нет, Карл слишком ненавидит Шарлегайла, чтобы вот так позволить ему избегнуть... Жаль, с нами нет Кейра, тот бы рассказал про короля Феникса, что держал в плену своего заклятого врага, короля Журфинга! Он так страшился, что Журфинг умрет, что держал при нем в темнице лучших лекарей, а когда Журфинг заболел, то послал половину своего войска на поиски лекарства!.. Он страшился, что если Журфинг умрет, то его жизнь лишится половины радостей: видеть своего врага поверженным, униженным, видеть в цепях, приходить и рассказывать ему, что вот сейчас захватил его страну, казнил его родню, отыскал даже дальних родственников и посадил на кол... Так он продержал его в застенках лет пятнадцать, каждый день наслаждаясь своей победой! А когда заболел, то и тогда не решался казнить Журфинга, надеясь, что вот-вот выздоровеет, но Журфинга уже не будет... И только в последний миг, когда понял, что умирает, прохрипел, чтобы пленника немедленно казнили...